Когда я копаю землю, моё тело не знает жеста заранее. Почва отвечает мне неодинаково. Она влажная, вязкая, холодная, иногда каменистая. Орудие не просто продолжение руки, она становится местом встречи. Каждый толчок изменяет и землю, и меня. Жест не повторяется, он каждый раз нащупывается заново. Здесь тело утрачивает прозрачность. Оно больше не совпадает с намерением. Оно запаздывает, устаёт, прислушивается. В этом замедлении тело обнаруживает себя как вписанное в мир. Земля задаёт ритм дыханию, темпу, паузам. Время перестаёт быть фоном и становится ощутимым. Тяжесть в труде не нейтральна. Она оседает в теле, оставляет след. Усталость здесь не просто сигнал, но изменение стиля присутствия. Мир не отступает после усилия, он остаётся изменённым. И вместе с ним изменяется тело. Вознаграждение не исчерпывает смысла этого различия. Существенно то, что в труде действие направлено не на тело как на цель, а через тело — к миру. Тело перестаёт быть центром и становится узлом отношений. Оно не владеет ситуацией, но участвует в ней.