экзистенциально-феноменологический интеллект решает сложные задачи отношения к миру. Например, когда имеет смысл не обращаться к миру, а убежать от него, что тоже иногда оказывается совершенно необходимо. Умение поставить нужную преграду между собой и миром в нужном месте, а другом месте не ставить. Умение отстраниться от мира, особенно от коллектива и социальности – это зачастую вопрос сохранения своей субъектности и подлинности. На всякий случай иногда полезно отстраниться даже от очень хороших коллективных практик. Отстраняясь, ты оказываешься в одиночестве, и это поначалу больно. Но зато ты восстанавливаешь свою свободу, что позволяет затем присоединиться к другим уже осмысленно. Например, иногда важно помочь другому, а иногда важнее не помогать, потому что другому может быть нужна свобода, в том числе от тебя. Понять, что лучше из многих вариантов – это тонкое техническое умение, оно развивается через феноменологическое эпохе, через отстранение от непосредственных целей и даже от самого себя. Чем-то это сродни буддистскому пониманию иллюзорности желаний. На родство феноменологии и буддизма очень правильно указывал Ф. Варела

Феноменологический анализ – трансцендентальный метод. Это означает, что он ставит целью выявление не моих личных особенностей, не того, что характерно для меня в отличие от других людей, а описание всеобщих законов мышления, того, что у меня со всеми людьми общего. Это не психология, изучающая факты, а философия, анализирующая условия возможности фактов, говоря словами Канта. И эти условия возможности одинаковы у всех людей, обладающих сознанием. Поэтому феноменологическое исследование себя, своего сознания (а нам доступно только собственное сознание) ведет одновременно к раскрытию нашей общности со всеми другими сознаниями. Конкретное содержание сознания у людей, конечно, разное. Но структуры, общие способы работы ума общие. Может быть, это на первых порах и не даст ощутимых плодов взаимопонимания, но даст их на более поздних этапах.

«Чтобы мыслить, вам необходимо установить разрывы и классифицировать». Этот Леви-Стросс уверен, что: по сути человечность в основном состоит в разрыве с примордиальным, феноменологическим, естественным континуумом, который производится для того, чтобы имелась способность к иметь возможность означать. Быть человеком—это означать, означать — это классифицировать, а классифицировать — это устанавливать разрывы в примордиальном, феноменологическом, сенсорном континууме. Именно этот Леви-Стросс является интеллектуалистом, потому что пока интеллект различает, чувство и тело функционируют неясным и несовершенным образом. Они функционируют хроматически, по его знаменитому выражению, во всех оттенках серого, тогда как интеллект желает, чтобы вещи были черными или белыми. Но представление о черно-белом мышлении ЛевиСтросса кажется мне абсурдным....Но есть еще один Леви-Стросс, который дружил с Максом Эрнстом и работал практически как художник, в манере художника-сюрреалиста. Хотя он обычно ассоциируется со строгими дуализмами — как мыслитель бинарных оппозиций, ведь он всегда с ними работает, при этом ниспровергая их. Стоит Леви-Строссу ввести бинарную оппозицию, в следующем же абзаце он показывает, как нечто не вписывается в нее или выходит за пределы этой оппозиции и не находится ни там, ни здесь.

Буквально всё в феноменологии зависит от того, чтобы отделаться от понимания истины как соответствия чего-то чему-то. Истина суждения: раньше нее истина восприятия. Как зрение, как слух, так НУС, ум, первоначально чутье, просто и прямо вбирает то, что показывает себя. Надо честно сказать: это как раз то, чему мы меньше всего доверяем, мы проверяем всё, что знаем, уж мы знаем, как-то проверяем, — но РАНЬШЕ было чистое в-нимание, вбирание. Чем? Но вот мы сами такие существа, что вбираем. ЛОЖНЫМ НУС БЫТЬ НЕ МОЖЕТ: но его можно остановить, запретить.

Пределы экзистенциального,феноменологического мира совпадают с границами всей планеты. это, конечно,результат исторического процесса. На протяжении веков мы открывали мир.Наш мир или наш способ бытия стал одним из этих открытий, и для этой целимы «подчинили» все другие «миры» — другие материки, другие культурыи религии, наконец, превратили весь мир в наш «мир» в феноменологиче-ском смысле слова. С глобализацией проект открытия мира завершен. «Мир,ставший “mondialis”, “mundus”, ставший “mondiale”, подрывает классическоеразделение между внешним и внутренним и нарушает все линии демаркациимежду “мирами”, которые в свое время считались определяющими для мира...

Заключение мира «в скобки» посред-ством эпохé – не самоцель (в духе декартовского универсального сомнения), но способ явить само сознание. Мы не сомневаемся в существовании мира, мы делаем эту уверенность предметом специального рассмотрения. «Введение в скобки не мешает выносить суждение о том, что восприятие есть сознание ка-кой-либо действительности...» [Гуссерль 1999, с. 203�.

Реальность жизненного мира, по Гуссерлю, анонимна, сопротивляется те-матизации. Он «пред-дан» – всегда уже здесь – до нашего рефлексивного обра- – всегда уже здесь – до нашего рефлексивного обра-– всегда уже здесь – до нашего рефлексивного обра-щения к себе – как «нечто бесспорное и само собой разумеющееся». И именно в этом качестве – как «всегда находящийся в нашем распоряжении» – он ни-когда прежде не был должным образом «расспрошен» [Гуссерль 2004, с. 152�. Именно этот мотив будет развит и М. Хайдеггером: «Онтически ближайшее и известное есть онтологически самое далекое, неузнанное и в его онтологиче-ском значении постоянно просмотренное» [Хайдеггер 2006, с. 43�. Наиболее важное для нас скрыто в своей простоте и повседневности. Оно «просмотре-но» – ибо всегда перед глазами.