В который раз: что не дает медлить, то не к добру. Действие с намереванием, но без умысла – настоящее, т.е. единственно возможное, твое. Особенно если получается действовать ничего снаружи не делая. Умышленное же - что потом каждый раз выясняется – как у той куклы на веревках, которыми ее двигают. А с намереванием значит с примериванием к содействию. Сдерживание своих коней прежде всего, чтобы для объекта действия стать таким же объектом, чтобы действие стало совместным, не кажущимся, не холостым, не случайным. Происходящим между, не мимо.

«Мы видим Млечный Путь только потому, что он воистину существует в нашей душе»

Beauty crowds me till I dieBeauty mercy have on meBut if I expire todayLet it be in sight of thee –До смерти теснит красота.Свою признаю вину.Помилуй. Но если нет –умру у тебя на виду.

Для спасения души действительно надо развидеть реальность, это и инстинктивно ощущается, и осознанно. Какое-то постоянное движение, устремление от нулевой точки не в сторону роста, а именно что в сторону отмены и только потом роста. Как будто перед ростом надо снять проклятие с себя, с мира, это дается большим усилием, не просто так, но на проклятой почве не растет вообще ни хрена. Это движение проявляется по-разному - как эскапизм, как творчество, как наука. Царство фантазии - лестница от реальности к... к чему?Иногда видишь - к настоящей реальности. Подлинной, а не этому мороку. Всю жизнь усилием воли ты отменял морок и создавал, раскрывал истину, стараясь быть достойным ее. Но внутри морока, как внутри пузыря, морок - это реальность, и нужно именно ощущать ее как единственную реальность, по-честному, чтобы движение в сторону было именно воображением. "Наше путешествие целиком воображаемое, в этом его сила" (с), то есть сила - именно в воображении и несогласии. Не в согласии, не в смирении, не в погрязании в мороке. Инстинкт уводит наружу и вверх, если жив, если душа не отчаялась достучаться до сознания

Борхес определил искусство как близость откровения, которое не наступает. Это по-прежнему лучшее определение, какое я встречал. Во-первых, из него вытекают главные свойства искусства (недосказанность и косвенность). Во-вторых, оно содержит практический критерий для отличения искусства от того, что им не является. В-третьих, оно равно применимо ко всем видам искусства.Помимо прочего, оно хорошо уживается, применительно к литературе, с джеймсовским настоянием на том, что автор должен показывать, а не рассказывать. Очевидно, что любой авторский дискурс может у хорошего автора быть важным дополнением к художественным приемам, или, если автор нетривиальный мыслитель, может быть стимулом для ума и источником открытий, но он не может сам по себе вызвать близость откровения. Дискурс трудно спроецировать на классические виды искусства, но все необходимое нам говорит сам факт его отсутствия, допустим, в музыке, в танце, в архитектуре, в живописи.

Известный факт — объектно-ориентированное программирование является реализацией платоновской онтологии, с классами как эйдосами, которые инстанцируются, порождая объекты тварного мира. Правда, до инкапсуляции, наследования и полиморфизма Платон не додумался вроде бы

- То есть современная легкость М и Ж в вопросах телесных взаимодействий (даже без самих взаимодействий) порождает чрезмерную открытость их энергетических тел друг другу, они зацепляются и заземляются этой сцепкой, так примерно? Чего-то не хватает... Возможно, не только сексуализированность социальной атмосферы останавливает накопление тонких активов, а общая расколдованность среды, примативизация, чудесное просто не представлено больше в человеческих взаимодействиях, деромантизированы не только фигуры спутника/спутницы, но и друга, наставника, абстракного героя-образца. И усложнение без этих вертикализированных взаимодействий, кажется, останавливается намного раньше чем приходит время полового созревания.- "Заземляются" — я бы не сказал. Останавливаются в развитии, это не совсем "заземление" (принижение, опрощение).примативизация, — не знаю опечатка или нет, но очень точное слово для тенденции ))- не опечатка. думаю, понимаю вашу точку, хотя пока наверное останусь ближе к зачаткам своей — сначала отмирают сложные измерения человека (в общественной атмосфере нет для них питательных веществ) а потом ему не остаётся ничего кроме как питаться простыми. Высшая, открывающая другие измерения, обогащающая сексуальность ведь тоже, говорят, есть ("но не про нашу честь").Вот я периодически смотрю на детей (часто в детской среде нахожусь с ребенком-младшим школьником). Дети в массе зомбоваты и конкурентны, социальное превалирует над всем остальным. Но вот недавно встретилась девочка — у неё какая-то болезнь ноги и поэтому она ходит не как все, выглядит как ДЦП на одну ногу в легкой стадии. Так вот она отличается — контактная, не конкурирует, взгляд не как в прицел, не хищная и в то же время не погруженная в себя. Вынужденная немного усложнённая относительно других внутренняя работа и соотв внутр жизнь (при этом не настолько усложненная чтоб породить невроз) — и вот уже человек красивей и живее выглядит. У довольно большой части детей кажется признаки отмирания сложности (или её не-зарождения) наблюдаются за годы до пубертата. Их не увлекает увлекательное и не волнует волнующее, оно к ним не цепляется, не находит того за что в них зацепиться. ну, это как я вижу- И заклинание ещё надо знать. Ты меня любишь? Крэкс-пэкс! И тут жи инергетические тела этого того и того этого.- Ну вот да, спасибо за пример, в целом об этом речь: сейчас поржать важнее и приятнее чем проявить (ощутить) какие-то тонкие вещи в себе. Всё с усмешкой: и обучение, и общение, и даже близость. "Всё фигня". С очень раннего возраста кстати — детский очарованный взгляд пойди найди даже у 4хлеток...

человек ментально всю жизнь считает себя кем-то одним, фиксирует состояние своего обособленного бытия в личности, носит одно имя и прочие самонаведённые эпитеты ("Я поэт, зовут Незнайка от меня вам балалайка"), но с процессуальной точки зрения ни одного мгновения своей жизни он не остаётся тем кем был, он всегда выражает динамическое изменение на всех планах. В сущности человек это четверичное колесо, цикл — физическое колесо, эмоциональное, ментальное и интегральное личностное, все они вращаются по своим законам

Все чуть что начинают говорить про геополитику. Прямо политинформация непрерывная. Между тем - разве знают, что на самом деле происходит? Говорят о пустяках. Мелочах. Не видят истинного масштаба событий.А дело понятное. Неандертальцы сцепились с синантропами, то есть денисовцами. Это же очевидно. У них давние счеты. Последние 150-200 тысяч лет они месятся за господство над миром. Это и есть Большая игра. А вы - ... Тоже мне. Вот это - геополитика!

социальность приобретает некоторую роль в поддержании здравого состояния души. Это можно видеть, например, у кошек: котёнок умеет выполнять все те движения, которые свойственны кошачьему племени, как-то умываться или шугаться, но лишь мама-кошка ему показывает, когда именно такие движения оказываются уместны. Вот это — социальность: один организм нуждается в другом организме в душевном плане. Этой нужды нельзя избежать, но нельзя и свести её к утилитарной надобности. Общение для нас необходимо по той причине, что индивидуальная душа по необходимости однобока. Если общаются здравые души, то это значит, что каждый из входящих в сообщение сохранил в себе здравые последствия того выбора, который он когда-то сделал (именно для того нужна и индивидуальность). Такой выбор делается, конечно, незаметно от себя самого — просто какие-то вещи становятся интересны или нет, приобретаются какие-то нравственные привычки… Так вот, общение — это способ заново воспринять какое-то утерянное душевное движение. Общение восполняет то, что было утрачено по необходимости.Это весьма актуально и для людей. Как часто бывает так, что другой человек вопиющим образом неправ — но именно благодаря своей неправоте он смог сохранить такой образ мысли, что в какой-то момент, которого я сам не ожидал, он оказывается способен напомнить о чём-то важном. Он всё равно неправ — но это по отношению к целому. И это всё равно видно, что он неправ. Но не видно чего-то другого, и именно это что-то есть тот самый продукт, приобретаемый в общении… У всех людей одна и та же (динамическая…) природа, но совершенно разная судьба.

Это к вопросу об отношении между человеком и математикой. То ли человек записывает такое уравнение, то ли это уравнение заставляет человека его записать

Работа впихивает человека в роль, и он всем душевным телом чувствует, как эти рамки в него врезаются. Хочется уже побыть человеком вообще, за пределами рамок (где, собственно, и происходит самая человекообразующая работа). Почеловечествовать. (На самом деле это не так легко – так и тянет скатиться в роль, упаковаться в какую бы то ни было коробку с её размером и формой, - а ты попробуй, стоит того.) Роли и позиции нарыли тебе много смыслового сырья (сразу воображается влажная, липко-рассыпчатая почва, с корешками, жучками и червячками). Сиди вот, обрабатывай.

Я вытащу тебя – могила так свежа –объятия ее – не твой итог.Как руки смерти удалось разнять,никто понять не смог.

Ионеско рассказывает, что был изгнан из рая в семилетнем возрасте, когда, взглянув на себя в зеркале, вдруг понял, что только его лицо и его фигура, ни на что не похожие, выпадают из широкого праздника движущейся и сверкающей жизни, которую он до той поры безмятежно и царственно наблюдал. Зеркало показывало, что он ДРУГОЙ, непохожий на всех, и от остальных его отделяет пропасть. Никогда бы уже он не смог преодолеть эту свою несчастную отдельность от целого мира, вернуть себе прежнее счастливое положение наблюдателя, торжествующего в середине вещей, если бы не писательство и литература. Ими он снова создал и открыл вокруг себя родственную себе вселенную и себя в ее середине, словно сына Бога в середине божественного творения или словно живое зеркало, отражающее собой весь мир. Пишущий, строя воображаемый мир, рождается снова. Самость литератора перестает быть скандальным диссонансом и опять вплетает себя в мир, едва ли не еще более богатый и истинный, чем мир детства. Ведь в меру своей искренности и своего вдохновения он воссоединяется со всей культурой человечества, которая тоже при своей предельной универсальности крайне интимна.

Почему новичкам везет, почему экспромт, как правило, получается - новое всегда легкое, непривязанное - направо? легко! что, разворот на полном ходу? почему нет? И выходит! Даже горбато, без рифмы - летит!

Поздний август важнее, лучше, крупнее, значительнее всего, что в нём происходит, - что бы ни происходило. Он сам по себе – событие. Он сам, весь, целиком, со всей своей мимолётностью и незакрепляемостью, - абсолютная ценность.

Я устраиваюсь всегда в мире «на пока», зная, что я проезжий. На чемоданах. Устроить других? Мне это не важно. А важно? Сохранить и развернуть как можно больше того, что не кончится.

в горестях общества виновато всегда не то, что повсеместно провозглашается плохим (и саму же горесть, соответственно, отчасти составляет), а то, что повсеместно провозглашается и искренне считается хорошим. Причина: плохое порицается (даже если и делается), и потому оно не в состоянии навредить обществу. Обладает свободой воздействия только то, что считается хорошим (и именно не терпимым ввиду обстоятельств, а безусловно хорошим).

человеческая речь в принципе всегда контекстна, и самая обычная ошибка в человеческих отношениях — один человек считает, что другой человек в тех же самых словах подразумевает то же, что и он

'Тот, кто посвящает свою жизнь изучению отдельных природных взаимосвязей, то и дело невольно задается вопросом о том, как эти отдельные взаимосвязи гармонично встраиваются в целое, какими предстают для нас жизнь и мир. И хотя исследование отдельных законов природы, несомненно, станет для этого человека бесконечно увлекательной игрой, которая принесет ему тем больше счастья, чем увереннее он овладеет законами природы — все же на протяжении одной жизни даже самая разнообразная и искусно осуществляемая игра становится бессодержательной, если она не касается категории всеобщего. В таком случае мысли будут все время вращаться вокруг вопроса о том, каким образом остается единым то целое, что мы (в зависимости от того, мыслим ли мы себя включенными в него или находящимися за его пределами) зовем жизнью или миром и на каком месте в этом целом находятся те особые взаимосвязи, которым посвящается значительная часть жизни.'

«Средневековая процедура экзорцизма включала в себя перечисление всех частей человеческого тела, до самых незначительных, откуда следовало изгнать беса. Этот перечень напоминает сочинение сумасшедшего анатома и умиляет своей невероятной точностью и обилием самых неожиданных деталей. До чего подробное заклинание! "Изыди из ногтей!" Безумие, но не лишенное поэтического эффекта. Ибо подлинная поэзия не имеет ничего общего с "поэтичностью".Существование стало бы совершенно невозможным предприятием, если бы мы перестали придавать значение тому, что не имеет никакого значения.

Когда человек без сознания, что это значит? Это он лишился сознания или сознания потеряло его? Что/кто у чего/кого? Или тут вообще не может быть речи о принадлежности? -- подход Гуссерля к сознанию подразумевает, что все наше восприятие мира происходит в контексте сознания, которое само по себе не принадлежит никому, но является условием возможности всякого восприятия- Хайдеггер рассматривал "быть-в-мире" как фундаментальное состояние человека, где индивидуальное существование вписано в более широкую сеть значений и связей, которые можно интерпретировать как аспект всеобъемлющего сознания - у Левинаса этическое отношение к Другому требует признания Другого в его уникальности и бесконечности, что предполагает своего рода совместное существование в пространстве сознания- Бубер: концепция "Я-Ты" любовь как высшее выражение диалогического отношения (два человека взаимодействуют в общем пространстве сознания)

Опыт выхода из тела в состоянии комы и возвращения в него, разве это не еще один культ со своей мифологией. Как и Большой взрыв — это наукообразная религия и всего лишь неспособность помыслить себе нечто, не имеющее начало и конца, которое не влезает и никогда не влезет в дискретные человеческие знания в силу их фатальной ограниченности, сколько бы мы свои знания ни расширяли и ни детализировали. Люди заблуждаются везде, не только в церквях или ашрамах. Ограниченное существо, каким является человек, не способно постичь безграничное, каким является мир, в котором это ограниченное существо временно обитает, и не в состоянии быть совершенным нигде, ни в церкви, ни вне церкви, ни благодаря книгам, ни будучи безграмотным, ни обладая изумительно соблазнительным телом, ни разъедаясь до состояния не пролезающего в двери пузыря.

Да и вообще, выдумывание мира – существенная, необходимая часть взаимодействия человека с ним; иначе говоря, насущно необходима известная степень нереалистичности и заблуждения, так сказать, активной слепоты («энергии заблуждения»), продуктивного непонимания. Да, наверно, и непродуктивного тоже. (Необходима настолько, что максимальная реалистичность – если таковая возможна – сама по себе кажется формой ослепления: она слепа к невозможному и несуществующему.) Ну хотя бы потому, что (не говоря уже об удовольствии от процесса. От процесса самообольщения, да) без этого полноты взаимодействия с миром уж точно не будет – а хочется-то именно её.

Предмет — это то, в отношении чего человек действует, имея в виду какой-то результат; а к наблюдению вещи человек лишь подготавливается, не имея в виду никаких логических, целеобусловленных определений и никаких результатов. Но таким-то образом и расширяется само пространство интроспекции, сама способность что-то наблюсти и отметить. Если созерцание душевных событий обусловлено какой-либо целеустремлённой деятельностью, то оно имеет для своего осуществления какие-то ограниченные поводы в рамках самой же этой деятельности, то есть в рамках всего того, что эту-то деятельность и делает и осмысленной, и целенаправленной; если же оно не зависит ни от каких появляющихся поводов, которые ведь имеют некую непредсказуемость в появлении, то в своём осуществлении оно ограничивается единственно самой же человеческой природой и может поэтому быть "объективным".

Что японцы говорят, когда испытывают очень недоброжелательные эмоции по отношению к кому-то и хотели бы сказать "fuck you"? Они говорят "умри!". Да, грамматически и лексически это именно так - самое страшное оскорбление в японском языке, наиболее близкое к мату, это сказать "умри!".Я не знаю как это трактовать. Ведь это целый феномен. Вы представляете себе что В ПРИНЦИПЕ, ВООБЩЕ в природе существует язык без матерных слов?...Мне кажется, это очень много говорит о японском народе. ...Они не тратят время на слова. Потому что как правило после слов "умри" следует действие - удар мечом или ножом, а иначе как ты можешь сказать "умри" и ничего по этому поводу не сделать? Поэтому я никогда в жизни не слышала чтобы это произносилось в реале, а в аниме действительно после произнесения этого следовало действие.

Всё больше потребности в том, чтобы накапливать одиночество, вслушиваться, вчувствоваться, всуществовываться, вбываться в него,— как будто вместе с ним ты накапливаешь и запасы времени, - а что, почему бы нет, человек ведь состоит из времени, чем дальше, тем всё больше из времени, и оно постепенно вытесняет из него все прочие вещества. И, конечно, исчезает вместе с ним, поскольку назначение времени в том и состоит, чтобы исчезать, оно – сама материя исчезания. Оттого и хочется так эту материю замедлять, загущивать, копить.Не говоря уж о том, что, попросту, человеку наедине с собой мир слышен лучше, тоньше и чётче всего....Ничего не надо. Никаких преград между собой и миром, чем меньше их, чем прозрачнее и проницаемее они, тем лучше.Перед окончательным слиянием с миром не это ли то именно, что нужно.

книга - как пространство между зеркалами: оно компактно и бесконечно, прозрачно и непостижимо, попасть туда легко, уйти из него невозможно, и всё оно заполнено тобой и неизвестностью.

В настроении подъема философская мысль впервые дотягивается до языка, начинает догадываться, что ей не нужно искусственного, терминологизированного, математизированного языка; философия, мысль, как поэзия, начинает видеть, насколько настоящий язык, естественный — не потому, что природный, а потому, что его никогда не требуется обуславливать, он сам условие всего, — насколько язык льнет к настоящему существу человека, и существо человека, которое осуществляется в настроении подъема, щедрого увлечения, льнет к языку. Мысль догадывается тогда, что критика языка с претензиями к его якобы неточности, многозначности — от забывания того размаха, к которому способно свободное человеческое существо.

Тенистый друг – для жарких дней –найду его сама,но кто мне даст тепло душив холодный час ума?Подует ветер чуть сильней –муслин души порвет –крепки суконные сердца,ничто их не берет.Кто виноват? Неужто ткач?Сбивает с толку нить.Как тонок рая гобелен –никак не ощутить.

Старость – пиршество прошлого, торжество его. В старости прошлое раскрывается и расцветает. Бывши настоящим, оно было, как оказывается, всего лишь материалом для самого себя, комковатым сырьём. Теперь оно созрело и наполнилось такой силой, что ноги подкашиваются, когда смотришь. Оно становится нуминозным. Что казалось зыбкой водой – оказалось огнём.

Августин во многих своих разных работах ставит во главу угла не осознание, а стремление. Стремление к счастью, которое присуще всем без исключения, он считает изначальным — как ориентацию человека на Бога. То есть, немного огрубляя, мы видим тут примат воли над интеллектом. Таким образом, он разрушает мгновенность «присутствия», характеризующий картезианство и его производные и вводит динамику в структуру личности, лишая «человеческий субъект» его рационалистической определённости. Человек ещё не является тем, чем он должен стать. Он ещё должен получить себя в дар от Бога.

Что нам следует делать?Кто мы есть?Почему мы должны быть?Что есть сущее?Почему свершается бытие?Из этих вопросов снизу вверх в их единстве и состоит философствование.Лишь если мы действительно заблуждаемся – сбились с пути, мы можем наткнуться на «истину».Глубокое, жуткое и вместе с тем величественное настроение у заблудившегося в целом: это философ.

Силы зла точно такие же слуги Бога, что и силы добра. Разве вы не помните, что в ваших же писаниях нечистый, или сатана, как вы его называете, имеет право доступа к самому Логосу в любое время?Зло — это гарантия прогресса, средство, делающее возможной эволюцию, это великий фактор развития, великий очиститель, великий педагог, великий учитель. Зло и материя — синонимы. Зло — защитная оболочка, охраняющая тонкое эволюционирующее существо.Однако этот аспект истины требует мудрости и рассудительности, так как вследствие ошибочного понимания этого аспекта истины может появляться поклонение дьяволу и обожествление сил инволюции. ...Зло заключается в отказе оставить позади побежденное. Оно состоит в продолжающейся погруженности в материю, которая уже освоена и ничему более научить не может. Это привязанность к формам, которые не должны удерживать эволюционирующий дух, вибрирование в ритме, слишком тяжелом для достигнутой точки развития; привязанность к тому, что позади, вместо устремления к тому, что впереди

Малая примесь оглядки на готовый результат делают ум негодным для СХОЛЕ, для задумчивости, когда человек тонет в самóм деле мысли. С отрешенности — еще один перевод слова СХОЛЕ — начинается настоящая школа мысли, которую корыстный не знает, не имеет туда окошка. Отрешенность имеется в виду не ОТ ДЕЛА, а ДЛЯ ДЕЛА.

Есть слабоумный страх, что кто-то, чьи-то слова «сглазят» несказа́нную истину, что кто-то заболтает тайну. Как если бы какие-то мудрые духи ее ведали и надо было бы следить, заботиться, чтобы тайна оставалась именно в тайне. Этого не надо опасаться: тайна слишком высоким порогом отгорожена, порогом смерти, от смертного.

Люди, конечно, устали друг от друга и, естественно, хотят перетасовки, «смены системы». Это совершенно бессмысленно. Так больной, которому надоели повязки, хочет сорвать их. Всё это слепые порывы, от которых будет только больнее, страшнее, безнадежнее. Имеет, имело бы смысл только одно: немножко чуда, немножко благодати. Ты другому этого дать не можешь, но тебе дается, и дать не можешь, а как-то передать можешь. Люди губят, а ты не столько хватай их за руку, сколько не робей, живи всё равно добро и хорошо. (Ведь главный вред от распоясавшегося зла, что оно запугивает, затыкает в людях добрые наивные движения.)

Люди, конечно, устали друг от друга и, естественно, хотят перетасовки, «смены системы». Это совершенно бессмысленно. Так больной, которому надоели повязки, хочет сорвать их. Всё это слепые порывы, от которых будет только больнее, страшнее, безнадежнее. Имеет, имело бы смысл только одно: немножко чуда, немножко благодати. Ты другому этого дать не можешь, но тебе дается, и дать не можешь, а как-то передать можешь. Люди губят, а ты не столько хватай их за руку, сколько не робей, живи всё равно добро и хорошо. (Ведь главный вред от распоясавшегося зла, что оно запугивает, затыкает в людях добрые наивные движения.)

Слишком сильна мысль, что зло, или власть зла, есть нечто такое, с чем мы не должны иметь дела. Вам очень даже нужно, брат мой, — да, нужно иметь с ним дело, если вы вообще хотите познать силу добра. Зло — это часть Бога, сила инволюции, в то время как все вы на пути эволюции.

Другие – это зеркала, в которых отражается моя неуместность.

Различие. У нас, на западе — установление образа. От художника (актёра) требуется, чтобы он смог установить какой-то способ жизнеощущения, нашёл к этому причины и (эстетические) обстоятельства. От квалифицированного зрителя это тоже требуется ("серьёзное искусство" всегда имеет претензии к зрителю, просто так оно не воспринимается). А от дальневосточного художника требуется, чтобы в имеющемся образе он разметил и разместил собственное пребывание, нашёл своё собственное место. Не образ (или жизнеощущение) накладывается на жизнь человека, а человек (его субъектность) накладывается на существование образа. Итак, это различие не отменяет главного — самого по себе наложения, совмещения.Проще говоря: начинающий артист буто пытается думать об образе и "танцевать образ". Получается одна лишь пошлость. Он чем-то вдохновляется, думает "как красиво!", ищет средств станцевать. Ищет цели. И — зря. Когда он это делать перестаёт, а вместо этого делает что-то осмысленное, искренно ищущее правды, а не цели, то получается нечто завораживающее… Мне доводилось видеть и пошлый танец, и прекрасный. Это отличие действительно существует.

Если мысль не ранит, скорее всего, она ничего не стоит.

«В этой жизни нельзя найти себя – в ней можно только по-своему затеряться»

Человек в своих отношениях с миром и ближними действует под влиянием двух импульсов. Первый – стремление сохранить себя, уберечь свои границы, не пустить туда никого, кто не должен там находиться. Второй – наоборот, желание включить другого в свою сферу целиком и полностью, слиться с ним в единое существо.Они действуют одновременно, и сумма их далеко не постоянна. Баланс этих двух импульсов порождает практически все наши чувства – страстную привязанность, желание обладать, страх, отвращение, ненависть, зависть, восхищение, преклонение.Уважение стоит в центре: это чувство, в котором оба стремления одинаково сильны.Ты уважаешь того, кто для тебя важен, и поэтому ты стремишься держать его в поле внимания, не упускать из вида. Быть рядом с ним и отслеживать то, что он делает. Равняться на него, жить и действовать с оглядкой на него. Это не значит «подражать ему», но и не исключает. Если уважаешь достаточно сильно – его образ основательно поселяется в твоём пространстве воображаемого, так что ты видишь его перед собой, даже если его нет рядом. Ты не станешь делать то, чего он бы не одобрил.Но в то же время ты строго держишь границу между вами, не допуская ни малейшего слияния. Уважение всегда подразумевает некоторую дистанцию. С ним одинаково несовместима и фамильярная несдержанность, и бездумное подчинение.В результате уважение к другому неотделимо от уважения к себе. Знать, кто ты такой, и беречь свои границы – условие, без которого уважение превращается в какое-нибудь иное чувство.

(Кьеркегор) замечал, что находит состояние благополучия и лучшие свои мысли на прогулке, и нет такой тягостной мысли, от которой нельзя было бы уйти. Что чем более человек неподвижен, тем более несчастным он становится.

'Материя - это просто омертвевший разум по мере развития привычек до такой степени, что их уже нельзя изменить.'

Домашнее сидение сообщает душе округлость – огромную шарообразность, а дорога – протяжность, вытянутость. Надо ли говорить, что для полноты жизни необходимы обе формы существования, но, оказавшись внутри одной из них, принимаешь за полноту жизни именно её.

«Сон нам кажется реальностью, потому что он реален… Чудо в том, как без всякой помощи со стороны органов чувств мозг воссоздает во сне всю сенсорную информацию о мире, в котором мы пребываем наяву»

«Когда жизнь складывается наперекор нашим желаниям, мир вокруг подобен лечебным иглам и целебным снадобьям: он незаметно нас врачует.Когда мы не встречаем сопротивления, мир вокруг подобен наточенным топорам и острым пикам: он исподволь ранит и убивает»

«Красота — это устойчивость, утверждённость созерцания»… Потому что — именно так создаётся проблематика красоты, важность красоты. Именно динамика созерцания делает для нас важным само понятие красоты: когда что-то оказывается красивым, то созерцание не теряет своей сути и продолжает обогащаться частностями, оно утверждает своё существование, своё должное и верное движение. Оно не сбивается. Это определение в явлениях имеет силу дальше так: когда что-нибудь оказывается красивым, то человек продолжает смотреть, думать или слушать. То есть его душевное состояние, его созерцание продолжается, оно сохраняет и набирает своё качество… Но отсюда же происходит и философский смысл красоты: поскольку верным выяснением или созерцанием оказывается устойчивое, воспроизводимое, то красота отличает верное выяснение от неверного. Значит, красота обладает в философии методологическим смыслом… Благодаря чувству красоты философ может отличить, какие ходы мышления следует использовать и готовить… Он всматривается в действительность, и рано или поздно он достигает того, что действительность оглядывается на него его же глазами; и так постепенно обнаруживается верный подход к истине.

языкъ какъ своего рода накопитель информацiи въ извѣстной степени автономенъ отъ своихъ носителей и способенъ воздѣйствовать на безсознательную сторону рѣчи ...Возстанавливая первоначальный смыслъ, мы тѣмъ самымъ оказываемся способны понять что-то о себѣ самихъ

Тотъ, кто нас предаетъ, никогда не проститъ намъ своего предательства.

Я всё таки не понимаю когда пытаются защитить ум. Я думаю это с детства усвоенная истина, что ум это положительное качество человека. То есть ставшая истиной без всякого критического рассмотрения. Это наверно неизбежное суеверие научно-технического прогресса. Да, ум и интеллект это конечно сила. То есть, вот здесь, у и-п я прекрасно вижу насколько многие превосходят меня именно в интеллекте. Я чувствую себя младенцем, когда попадаю в эти интеллектуальные игры. У меня нет ресурсов противостоять этому интеллектуальному напору.Но… исчерпывается ли человек интеллектом? Я верю, что умные люди на самом деле не замечают токсичность. Здешняя атмосфера питательна и благотворна для интеллекта, а токсична для какой-то противоположной для интеллекта вещи. Я вероятно её чувствую так как недовесок интеллекта мог скомпенсироваться этим противоположным. Понятия не имею чем.В самый пожалуй рассвет НТР появляется рассказ об отарках. Вот с чего бы? И там тоже нет ответа на вопрос, что должно прилагаться к интеллекту, чтоб быть не отарком, а человеком. Может быть звериная серьезность? Корреспондент не приобретает ли именно её по пути с лесничим? Она конечно не помогает абсолютно, но какой-то верный путь кажется начинает прощупываться. Появляются те вопросы, для которых в начале пути не было никакой опоры.

Эволюцию западных представлений о человеческом «я» можно описать параболой. Древние греки полагали подлинное мышление объективным процессом, а все то, что шло от субъективного начала, объявляли мнением, в котором и разбираться не стоит. Пожалуй, впервые о непреходящей правде своего внутреннего голоса заговорил Августин Блаженный. Уже в Новое время Декарт сделал «я» основанием истинного знания, Кант — условием всякого опыта, а Фихте и вовсе — творцом всего, что не «я». С этой вершины быстро начался закат: Юм назвал «я» привычкой, Ницше — игрой слов, Фрейд открыл под «я» океан бессознательного и т. д. Наконец, современные когнитивные науки, основываясь на экспериментах с мозгом и сознанием, провозгласили вторичность, эпифеноменальность нашего «я», его, в общем-то, необязательность для сознания. Но если это так, почему «я» остается важным для нас, почему мы продолжаем ощущать его центром и смыслом своего существования и как преодолеть пропасть между экзистенциальным ощущением «я» и объективным научным взглядом?

'Вообще надобно признаться, что восприятие и все, что от него зависит, необъяснимо на механических основаниях… Вообразим себе машину, устройство которой производит мысль, чувство и восприятие; ее можно представить в увеличенном виде, сохранив при этом те же пропорции, так что можно будет входить в нее, как в мельницу. Тогда, осматривая ее интерьер, мы не найдем ничего внутри нее, кроме частей, толкающих одна другую, и никогда не найдем чего-либо, чем бы можно было объяснить восприятие.'

человек не стоит на месте, он все время немного перемещается туда-сюда. Как пишут, именно эти перемещения придают устойчивость.

Человек состоит из исчезающих вещей и явлений. Они исчезают и превращаются в человека. Чашка разбилась и стала кусочком человека. Игрушка потерялась и стала кусочком человека. История закончилась и стала кусочком человека. Если человеку нечего станет превращать из одной формы существования в другую, он исчезнет. И.

Ум загудел, как дизель теплохода,Сознание плывёт сквозь мировые воды,И чёрно-синие, в той бездне мокрой ткани,Светила само-сотворённые сверкают.

«математики работают в щелях, с застывшим временем, а философы на просторах, где время несется»Птицы переносят людей в миры умерших. Умерший – не значит мертвый. Умершие живут в другом времени, как и птицы.

У дьявола слишком большой фронт работ, поэтому невообразима его тревога, забота, хлопоты. Он, казалось бы, всех подвел, подвел итог, уложил людей спать обманутыми. Но Бог прядет каждый раз новое время, и для дьявола эта вечная дыра в его сетях — мука смертная. Всё равно что черпать решетом. Ведь время — значит надежда; надежда дьяволу непонятна и невыносима.

Нужна доброжелательность. То есть надо смотреть на то, что изгоняет доброжелательность. Мне кажется в первую голову это ложь. Ложь она сразу разделяет людей по разным лагерям. Сама по себе критика это всего лишь инструмент, как молоток, например

Необязательное предпочитаешь обязательному – даже интересному – единственно потому, что в необязательном есть свобода и воздух, а в обязательном – просто в силу его обязательного, обязывающего статуса, какими бы достоинствами оно ни обладало, - их нет. В обязательном, куда скорее, - огонь. В нём и горим. ** Необязательное – совершенно независимо от своих содержаний и прежде их – важно уже ради самого опыта необязательности. От обязательного-то хочется сбежать только потому, что оно есть, что оно обязательно, - и нагородить себе нового, своевольного, - необязательного обязательного. И бегать уже от него.

Когда видишь в одной плоскости, всегда противопоставляешь.

Бывает, я думаю, так, что люди любят одно и то же, стремятся к одному и тому же, ценят одно и то же сооружение жизни (говоря обширно…); но силы для стремления черпают в разных источниках, и тогда почти всё, что говорит один, — боль для другого. Небезразлично, потому что люди стремятся к одному и тому же. Но боль, потому что словами человек пытается выделять источники, "места силы".

Наше дело ОБРАТИТЬ внимание: то, что мы хотим достать, само достало нас так рано, что и наше доставание, и наше воображение, что доставаемое нами где-то ТАМ — оттого, что нами искомое нас уже коснулось, уже задело, уже заставило полагать, что мы знаем, что ищем и что хотим достать.

Я должен спешить, я должен идти туда, где тебя нет, где тебя никогда не будет, ядолжен идти туда, где ничто не реально, ибо только ничто реально и это море света. Мир это притча, а мы смысл. Движение начинается, и смысл в моих кишках распускается, какбегония, я не смею произнести его имя.

Человек преодолевает длиннейшие дистанции за кратчайшее время. Он оставляет позади величайшие расстояния и ставит всё тем самым на минимальном отстоянии от себя.Но спешное устранение всех расстояний не приносит с собой никакой близости; ибо близость заключается не в уменьшении отдаленности. Что пространственно оказывается в минимальном отдалении от нас благодаря кинокадру, благодаря радиоголосу, может оставаться нам далеким. Что непредставимо далеко в пространстве, может быть нам близким. Малое отстояние — еще не близость. Большое расстояние — еще не даль.

Человек не только скользит мыслью по листьям в каплях после дождя, но и вглядывается в эти листья, что-то вспоминает в связи с ними… Он не скользит по ним предположениями или стремлениями к тому или иному воображению, помышлению, а около себя сохраняет их присутствие — это может звучать как описание какой-нибудь эзотерической практики, но на самом деле это самое обыденное различие между состояниями сознания, какое только может бывать; его достаточно только обнаружить и приметить, а как-то нарочно стремиться к подобным "состояниям" ни к чему. Они и так есть, они и так бывают; при сильной выраженности сосредоточенный полюс этого различия могут называть "завороженностью", "задумчивостью", но и при слабой выраженности он сохраняет своё качество, становясь основой для всякого действительного понимания и проникновения. И человек оказывается в состоянии, так сказать, продлить своё мгновение, усмотреть в настоящем и совершающемся действительные следы от иных минут, сделать и эти иные, соседние времена, минуты тоже восприимчивыми к осознанию таких же проникающих, влияющих, воздействующих впечатлений.

в действительности мгновения настолько же разнообразны, насколько многообразна и сама жизнь: они зависят от всего того, что мы видим, от всего того, о чём мы думаем или что вспомнили, и от всего того, с какими мыслями мы к чему-то подошли. В нежданности опыта они выявляют человеку его самого; однако они стягивают собою всё наше существование целиком — даже и тогда, когда всё важное было бы ожидаемо. Иногда они бывают утверждёнными, ясными, как будто удержанными, а иногда — как будто разрубленными, рассеянными.

Стои́т то, что вынуждено есть и пить только когда в этом есть предельная необходимость выживания. Не стои́т, не может стоять и не будет стоять то, что ест и пьет без крайней необходимости. Оно живет тогда для обеспечения себе возможности есть и пить. Между одними и другими прекращается надежда что-то сказать. Первых не слышно, они могут только показать; среди вторых, которым ясно, что человек должен сначала обеспечить себя, а потом говорить и думать, добывание еды и питья предшествует мысли и никогда не кончится. Когда в деятельности нет необходимости, ей нет и предела. Сытость не предел, потому что при еде без необходимости цель не сытость, а надежное обеспечение возможности есть. Не коснувшись необходимости, невозможно отличить голод от зависти к едокам.

Равно приемля радость и страдание, обретение и нужду, победу и поражение, снарядись тогда на битву и так не навлечешь на себя греха. Эта мудрость поведана тебе в согласии с рассуждением, внемли же ей [теперь] в согласии с сопряжением. Мудрости этой причастный, о Партха, ты отринешь узы деяния. Не станет в том усилие тщетным, не обратится то вспять. Даже самая малая доля той праведности ограждает от великой опасности

Мы можем многое дать тем, кого любим. Слово, спокойствие, радость. Ты дала мне самое ценное: нехватку (manque). Мне было невозможно обойтись без тебя, даже когда я видел тебя, мне всё равно тебя не хватало (manquais). Мой душевный дом, мой сердечный дом был заперт. Ты разбила окна и с тех пор ледяной, обжигающий воздух и всевозможный свет врываются внутрь. (Christian Bobin. La plus que vive)Это описание напоминает представление о суфизме как о пути "духовной нищеты". Главный припас в этом странствии - нехватка. Дервиш беден, но не обязательно в буквальном смысле слова: он не самодостаточен - и в этом смысле лишен достатка. Ничем не располагая, он нуждается в реальности (или в Боге) и видит свою отдаленность от нее. Любовь открывает человеку его подлинный статус, он может надеяться только на милость Возлюбленной, которой ему так не хватает даже когда Она рядом. И эта нехватка оказывается высшей ценностью, поскольку именно она ведет человека по избранному пути.Поскольку дворец единобожия,или здание Божественного Единства,основано на фундаментедуховной нищеты и самоупраздненности,то лишь на таком основании иследует возводить это здание.(Магриби, Диван)

Делёз описывает историю живописи «с точки зрения руки»: это история вспышек возвращающейся в руку функциональной неопределенности, история освобождения руки от глаза, история руки как сошедшей с ума машины, исторгаю-щей гаптический цвет и дикие линии46. В этой истории глаз играет роль наблюдателя, чей надзор, вероятно, является источником инструментальной логики в обращении с (цветом как) техническим объектом: вместо возможной гаптической неопределенности он вгнетает в него оптическую определенность фигуры на фоне. Освобождая руку в гаптическом измерении цвета (и письма), разрабатывая «логику ощущения»

Предлагая свою пунктирную историю живописи, Делёз указывает на существенное различие двух (с/ц)ветовых измерений: валёра (ось контраста: светлый — темный) и тона (ось градиента: теплое — холодное). Делёз связывал отношение валёра с оптикой, зрением, глазом, а тона — с гаптикой, прикосновением, рукой. Таким образом, в живописи намечается два направления: люминизм, в котором цвет выстраивается из света, и колоризм — наоборот. Люминист проделывает маршрут Мэри и Хуана Ву, переходя от черно-белого (а точнее, светло-темного) мира к краскам. Тогда как колористы стоят перед проблемой Фреда: как рассказать о цвете? Ключевое различие между живописцем и Фредом как колористическими персонажами в том, что живописный рассказ о новом цвете (собственно живопись) одновременно является изобретением цвета.Чем гаптика принципиально отличается от оптики, прикосновение от созерцания? В гаптике отсутствуют как надзирательная (и наказывающая вещи бесцветностью) дистанция, так и место власти — взгляд, который эту дистанцию учреждает. Касание характеризуется наличием зоны сплавления между касающимся и касаемым. Классический пример Мориса Мерло-Понти, на которого Делёз нередко ссылается в «Логике ощущения»: прикосновение одной руки к другой, где нет различия между рукой касающейся и рукой, к которой прикасаются. Мы должны уточнить это «отсутствие различия» в логике одностороннего различения: касающееся отличается от касаемого, но не наоборот. Так же структурируется и прикосновение руки к тому, что находится вне тела, например к камню (который также касается руки). В касании вспыхивает то, что Мерло-Понти называет перцептивной дугой — пробегающая между ощущающим и ощущаемым искра, отчетливость которой кардинально отличается от ясности зрения (точнее, ясность зрения отличается от отчетливости прикосновения, но не наоборот).

С XVII века под влиянием картезианства знание в европейской культуре описывается как расположенное на двух осях: ясность/ темнота (ось светлоты) и отчетливость/смутность (ось разрешения). Уже Лейбниц скрещивает и комбинирует эти пары характеристик: например, ясное знание может быть как отчетливым, так и смутным. Можно говорить о четырех таких типах, или квадрантах, знания: знание ясное и отчетливое, темное и отчетливое, ясное и смутное, темное и смутное. То, что мы называем Просвещением, было троякой операцией на этих оптических осях: 1) введение нерасщепляемого композита ясного и отчетливого; 2) принятие этого композита за идеал познания; 3) строгое противопоставление этого идеала знанию темному и смутному («мистическому», или «откровенному») — как «несовременному», «архаичному», «средневековому». Мы показали, что такое оптическое распределение искусственно втиснуло разнообразие оптико-эпистемологических установок в одномерное противостояние «просветителей» и «обскурантистов». Две другие оптические комбинации — знание темное-отчетливое и знание ясное-смутное (к которым мы отнесли рациональное богословие, ренессансную ученость, ортодоксальный психоанализ, квантовую механику, часть современных компьютерных наук, использующих вероятностные методы, и пр.) — оказались под подозрением лишь на том основании, что они не отвечают либо требованию ясности, либо требованию отчетливости; в результате они были смешаны, спутаны со знанием темным и смутным и в дальнейшем отброшены, репрессированы.

Если бы человека не оскорбляло когда другой "думает не так", о сколько много ещё любви поместилось бы в этом мире

У людей разное устройство. В силу эстетической невыносимости того или иного бытия, они искренне, по физиологии своей душевной жизни не могут терпеть... одни - бессмысленности государственного принуждения, другие - безумных вывертов свободной культуры. Среди тех и других свирепствует идеология, у одних - государственническая, у других - свободнокультурная.И они без устали объясняют друг другу, что в их мире жить хорошо и свободно, достойно и счастливо. А в мире том, другом, мире их противников - царит мрак и страдания. И они искренне не понимают, что существам другого устройства там, за стенкой аквариума - хорошо и привольно дышится. Рыба говорит человеку: ну дыши же! дыши! А тот дохнет...Как понятно, истинная трагедия мира - внутри одной банки живут существа разного устройства, разнодышащие. Возможно, со временем они разойдутся по разным емкостям, но пока - плавают бок о бок.

Молитва должна оставаться без ответа, иначе она перестаёт быть молитвой и становится перепиской

Бывают - у всех, наверное - такие мгновения, когда чувствуешь прикосновение другого мира. ...Речь о другом: о тех озарениях и внезапных вспышках внутренней причастности, которые прежде всего мимолётны, а в чём-то и не обоснованы; такая случайность, которая памятна лишь уникальным разовым впечатлением, неповторимым и очень индивидуальным, - никакого восхищения общепризнанным шедевром или природным феноменом, которому предназначено впечатлять.Самый яркий пример - озарения во сне, когда приходит в голову замечательная мысль, строчка, образ... или не помнишь, что там было, или помнишь - и оказывается ерунда ерундой; а ощущалось ведь как откровение. Но особое чувство узнавания, открытия остаётся, помнится долго и ценно само по себе....В каком-то смысле это озарения без последствий. Более того - попытка вернуть, возобновить иногда технически невозможна..., но чаще бессмысленна - как с тем самым сонным открытием, которое помнится, но на поверку оказывается даже не бессмыслицей, а чем-то банальным и невыразительным. Разовое впечатление, как сложившийся на мгновение рисунок тени, или как оригами из древесного листа.

Про спешку, что она может быть полезна единственно при убегании, в остальном лишь мешает. Но что делать, если надо догнать? А не надо. Она и есть знак, что это не то. Что вообще догонять это пустое и только без гонки можно попадать туда, куда надо.

Лето напомнит, что шелест страницуже подходит к концу.Хочешь – не хочешь, скоро смететлисты к твоему крыльцу.Осень примерит новый убориз облаков. Потомшалью прозрачной глубоких цветовокутает вечный холм.Взгляд в размышлении жадно скользит,сдерживая слова.Красильщик деревья размалевал –нетронутая трава.Вывод такой – в лучшем случае всеиз вечности нам блеснет,ну а потом качнется и вновьв бессмертие соскользнет.

«Пусть ты никогда не будешь причиной того, что тот, кто любил петь, больше не любит. Или почему тот, кто одевался так уникально, теперь носит простую одежду. Или почему тот, кто всегда так взволнованно рассказывал о своих мечтах, теперь о них молчит.»

Мы не знаем и не рожаем больше того, что видим и ведаем. Многое проходит через нас без нашего ведома, касаясь нас не больше, чем устройство входящих в наше тело элементарных частиц. НО ВИДИМ МЫ НИКОГДА НЕ БОЛЬШЕ СТРАННОСТИ. Понять это очень важно. На пределе остроты видения вещей мы начнем видеть, впервые увидим или продолжим видеть странность, всё более невыносимую и головокружительную, повертывающуюся всегда без конца новыми сторонами и образующую пространство. Зоркость видения не уменьшит странности и собственно не увеличит ее. Может возрасти только острота восприятия.

Уж было поздно и темно в то время — или просто во время? Во времени поздно всегда? Время создано нашим опозданием к событию мира.

Философия как раз говорит из КРАЙНОСТИ человеческого положения, из брошености и из нищеты. Место философии в культуре: НА КРАЮ, и при кризисе культуры, когда привычные подходы становятся проблематичными, философия ОТКРЫВАЕТСЯ как то, что на краю, при основаниях всего и стоит в том числе там, где уже НЕТ оснований.

Доведенным до крайности, нам до философии ли дело? Но да, именно до философии: сейчас только и время для философии.

На самом деле, у человека кроме "сиюминутных ощущений" ничего нет! Мы живём в моменте, который воспринимаем как "настоящее", длина которого около 20 секунд. Всё, что было ранее 20 секунд назад, уже воспринимается нами как "прошлое", в котором жить нельзя. Нельзя жить и в "прогнозируемых последствиях", которые пока не наступили. Текущие 20 секунд — это всё, что у нас есть для жизни, "пузырь настоящего" в котором мы перемещаемся во времени

Передний край науки и техники далеко ушел от уровня понимания большинства жителей планеты, так что науку во все большей мере двигают вперед меньшинства всех видов, отобранные меньшинствами из числа представителей меньшинств. Раз так, наука неминуемо окукливается, теряет широту взгляда, притормаживает — по сравнению с тем, что могло бы быть. Научные теории превращаются в локальные культы, как дарвинизм, язык описания становится важнее предмета описания, как это сейчас происходит с математикой.

По апории Зенона получается неважно, что выходит навстречу, оно неуловимо и его не настичь, что важно само это движение, прохождение, переживание пути, смысл в нем, а то, что достигаешь или не достигаешь, это всего лишь очередная морковка перед тобой.

Прохладные воды июня – тонкого, переменчивого, прозрачного, - такого, каким и должен быть он, близкий родственник воздуха и воды, созданный из взаимопроникновения их веществ, чуждый (по внутреннему своему, уклончивому существу) жару огня, тяжести и плотности земли. Он весь – неровное дыхание, мимолётное прикосновение, куда более поверхностное, чем глубокое. Быстрый сон наяву под едва прикрытыми веками. Июнь – упражнение (всего существования в целом) в зыбкой лёгкости – даже при том – особенно при том, что к ней ничто не располагает, уж куда скорее наоборот. Тем важнее его опыт.

Кто такие инопланетяне - понятно. Это соседи. Животные разделены на виды, классы и типы. Люди в духовном плане отличаются меж собой как виды или там отряды животных. То есть люди друг другу - разные виды. Если не типы... Инопланетянин - это сосед, знакомый и родственник. Каждый человек.

Чтобы договориться с инакомыслящим, нужны две вещи: — оба должны хотеть договориться;— оба должны понимать, что собеседник инакомыслящий (то есть у него буквально другая реальность, он видит вокруг себя иной мир, нежели ты). Всё. Если отсутствует хотя бы одно из этих условий, коммуникация невозможна. Если оба условия соблюдены, коммуникация возможна. В обоих случаях язык общения не играет роли.

Апофеозом нынешней науки (материализма, феноменализма, редукционизма) станет, говоря упрощённо, доказательство существование души как фундаментальной метафизической основы физической природы. Это приведёт к революции в мировоззрении. За этим открытием естественным образом последует ренессанс того, что тут названо «схоластикой», тысячелетнее размежевание науки и религии закончится, пусть даже от науки и от религии самих по себе и в их нынешнем смысле мало что останется, в первую очередь концептуально, конечно. Это будет интересная трансмутация и синтез. Религия станет не только универсальной (общечеловеческой), но и в определённом смысле более научной, избавится от суеверий, книжничества, спекулятивного догматизма и пр. древних радостей. Аналогично наука станет более метафизической, избавившись от сюрреализма формальных установок и одномерного «дарвиновского» понимания реальности. В общем, будет весело. Включайтесь в процесс, уже можно, если осторожно...

Говорят, европейцы не понимали полинезийских карт, потому что там были не статичные куски суши с расстояниями между ними, а течения и сезонные ветры, по отношению к которым нужно было себя позиционировать. Возможно, для того, чтобы мыслить движение, нужно отказаться от позиции статичного субъекта, мыслить себя как совокупность движений (или хоть бы одно, биографическое, скажем), соотносящихся с другими.

когда кто то говорит "у меня нет энергии чтобы...", это зачастую означает, что его ум удерживает восприятие на неприятных ощущениях слабости, передаваемых комплексом искажений на больших объёмах ткани, и не обязательно в голове. Любая часть тела может дать неприятные ощущения и утянуть всё остальное.

Чистота представляется мне даже более важным понятием для этих систем, нежели добро, потому что она объективна и не зависит от точки отсчёта. Это состояние, когда нет никакого смешения, каждая вещь на своём месте, каждый смысл выражен единственно возможным образом.

Явление мира само по себе не могло не ошеломить. Заслоняет его, ставит самую крупную и самую очевидную вещь под вопрос ошибка суждения, состоящая в том, что мы убеждаем себя в своей способности судить, где правда и где ложь. Но близоруко — или просто глупо — воображать, что ища истину, правду, решение нашими средствами, мы достигнем чего-то другого кроме накопления этих средств, аналитических, критических, технических, без конца. Интеллектуальная сверхвооруженность хвалится своим тотальным контролем, но на деле контролирует только свои представления и суждения, которые не расширяют видения, а стесняют его.

Из-за того что или вместе с тем что античность не согласилась пойти путем микроскопа, и известна причина почему не согласилась, потому что для античности дробление величины на отрезки не имело остановки, понятия математического предела просто не существовало, т. е. человек взявшись делить и дробить величину заведомо бесследно проваливался внутрь этого процесса так что было всё равно где остановиться, то микроскоп и не был нужен, потому что то что видно глазами это и есть уже микроскоп, на любой другой ступени углубления под ногами, так сказать, останется ровно такая же бездна для углубления, если от бесконечности отнять конечную величину мы получим снова бесконечность, о которой абсурдно говорить, что эта вторая бесконечность уже «меньше» чем та первая.

чем ценно тяжелое искусство. Приучает страдать в безопасном варианте. Делает страдание своим, обжитым, привычным. Причем на уровне сознания, бессознательного страдания у нас обычно и так хватает. А любой психоаналитик скажет, что бессознательное владеет тобой, а когда ты его вывел на уровень сознания (и всегда есть сопротивление), то ты его тем самым победил, больше оно над тобой не властно

«Он говорил всю жизнь. Он не мог формулировать того, что он имел в уме, так, чтобы не испытать повелительной необходимости поправить свою формулу, а потом поправить поправку. И таким образом, переходя от теории к теории, поправляя себя в то время, как он думал, что дополняет себя, он путем усложнений, нагроможденных на усложнения, и аргументов, следовавших за аргументами, пытался лишь придать со все большим приближением простоту своей первоначальной интуиции. Вся необыкновенная сложность его системы... выражает лишь несоизмеримость между его простой интуицией и средствами, которыми он располагал для выражения ее».

Вот в левой руке у меня перо, а в правой — молоток. И можно сказать, что одной из причин, по которой мы сюда добрались, был джентельмен по имени Галилео, живший очень давно, который сделал довольно существенное открытие о падающих телах в гравитационных полях. И мы подумали: где найти лучшее место, чтобы подтвердить его результаты, как не на Луне? Так что мы решили, что попробуем это вам сейчас показать. Я отпущу оба предмета, и, будем надеяться, они достигнут поверхности одновременно. [Он разжимает перчатки — молоток и соколиное перо падают на лунную поверхность в согласии с ожиданием]

”Quantum mechanics was born in statistics and it will end in statistics.”E. Schrödinger

Откуда берутся желания? Энергия приходит во время сна, в желание её оформляет ум. Он делает это на основании идей, которые в нём крутятся. Учитывая, что "своих" (ну прям совсем своих) идей у людей практически не бывает, нетрудно понять, почему любые действия обусловлены. Все они, как правило, предпринимаются из желания, даже в случае наличия сильного противостоящего желания. Вот почему свободное действие – редкость. Для него требуется не только действовать не из желания, но и не поступать вопреки желанию. Поступок, сделанный в рамках борьбы с желанием, остаётся обусловленным.Знание себя открывается по мере наработки осознанности, позволяющей видеть желания и работать с ними. Наличие сильного желания формирует в уме завесу, мешающую видеть реальность "как она есть". Когда желание сформировано, оно уже не может исчезнуть само.. Это программа, поступившая в очередь на выполнение. Когда желание подавляется, оно продолжает оказывать своё действие из бессознательного слоя ума. И действие это негативное, оно влияет на психическое здоровье, образуя в теле энергетические пробки. Физическое тело реагирует на эти изменения мышечной реакцией, мышцы напрягаются вокруг проблемного места. Если желание продолжает подавляться, образуется мышечный зажим (/блок), и таким образом запускается механизм психосоматики, который ответственен, по последним данным, за подавляющее большинство хронических заболеваний.Работа над подавленными эмоциями является одним из главных направлений в работе над осознанностью. Знание себя подразумевает снятие завес, и пока ум вращается в замкнутом пространстве почерпнутых со стороны идей, знание себя возможно лишь на уровне личности – то есть образа себя. С углублением осознанности открывается возможность видеть связи между умом, эмоциями и телом, и это знание высвечивает то общее, что составляет механическую часть природы человека.

Снимок центра Галактики, сделанный радиотелескопом MeerKAT. На небе эта область занимает площадь в два раза больше Луны. В центре — сверхмассивная черная дыра Стрелец А*.

Рискованно доверить жизньпустому пузырю,что нитями потянет вверх.Но вот – уже парю.Здесь сотня гирь и шаткий пол –ловушка хоть куда,а нити-волосы тонки,но это ерунда –погибель манит в небеса.На ниточке висетьвернее чем, когда внизуобыденности сеть.

Сознательность — чрезвычайно трудная и затратная штука, сильно связанная со страданием. Она и проявляется особенно сильно именно в моменты страдания, по моему личному опыту и наблюдениям. И испытывается, в нестрадательные моменты именно как страдание. Потому, сознательность, часто коллективное свойство, позволяющее разделить процесс осознания на группу или общество, тогда каждому конкретному человеку достаётся меньшая доля страдания

Ученые выступили за признание нового типа загрязнения окружающей среды — информационной перегрузки или «смога данных». Он действует на разных уровнях — индивидуальном, групповом и социальном.Проблемы начинаются с подрыва эмоционального здоровья, производительности труда и удовлетворенности, что впоследствии влияет на действия групп и в конечном итоге всего общества.Исследователи сравнивают это явление с другими подобными, например, с промышленной революцией, которая привела к загрязнению воздуха, из-за чего потребовалось принятие экологических мер.

Так что, мы должны сказать, что “звёздное тело”, как нам следует называть его, Эйдолон… существует лишь потенциально, виртуально, ибо мы сами творим его, “создаём его”, даём ему сознание нашего земного Я, делаем его сознательным, хотя сознание это будет иным. Это будет интегрированное, двойное сознание, “с той стороны” и “отсюда”. Это труд всей жизни, здесь, на земле: создать звёздное тело, сотворить его. Так человек сможет пережить смерть. Или умереть по своему выбору… Не потеряв при этом сознания, что “отсюда”.Теперь вы сможете начать свой труд, Великое Делание, выражаясь языком алхимиков. Языком Парацельса и Агриппы. Начать ткать, создавать, формировать своё звёздное тело. Дать сознание этому эмбриону. А также соединить тонкое тело с его высшей материей, с иным “телом”, ещё более чистым, ещё более духовным… с телом изначального знания, с Буддхи. И этот труд по наведению мостов между тремя и более телами, каковые присутствуют в тебе, каковые в известном смысле и есть ты сам, может быть проделана лишь здесь, на земле. Когда ты достигнешь этого, ты станешь Понтификом, мостом между мирами, твоими мирами. Ты станешь Царём-Жрецом.Нет иного способа достичь бессмертия, ибо оно не для всех, но лишь для немногих, кто способен сражаться в этой битве, в этом подлинном бою, в этой войне, истинной Великой Войне. А потому вы, кто сейчас здесь, суть воины того Ордена, что пребывает вне времени, вне эпох… Вы пришли на эту битву, ведомые собственной судьбой, своим звёздным телом, что взывает к вам, сподвигает вас достичь того сознания, что соединит вас с Иным Телом, с высшим, божественным гнозисом, с вашей Монадой, вашей Пурушей, вашим Богом, и что, став сознательным, наделит вас знанием здесь, на земле…

Согласно господствующей в научных кругах гипотезе Луна образовалась, когда в молодую Землю врезалась протопланета размером примерно с Марс, обычно называемая Теей. В результате этого гигантского удара на орбиту была выброшена огромная масса осколков. В дальнейшем они слиплись воедино, что и привело к формированию Луны.

компьютеры способны решить очень многие проблемы, кроме одной. Я считаю, что они помогут решить проблему глобального потепления. Они способны дать нам термоядерные электростанции, которые не вырабатывают ядерных отходов. Они создадут новые лекарства от таких болезней, как рак, болезнь Альцгеймера или синдром Паркинсона, они, безусловно, станут источником повышения благосостояния общества.Но есть одна вещь, которая на данный момент квантовым компьютерам не по зубам: искоренение таких человеческих слабостей, как желание вести войны или зависть.

Дурацкая, детская, непрояснённая в силу своей как будто очевидности, непрорефлектированная интуиция, вертящая тобой, как всё непрорефлектированное: твоё человеческое качество (то есть – смешно, но тем не менее – и количество+качество образования, и то, как ты устраиваешь свои отношения с людьми, и как ты выполняешь свои повседневные обязанности – всё, всё вот это вплоть до твоего внешнего вида, потому что он, конечно, результат дисциплины и самоконтроля) – словом, твоё человеческое качество имеет какое-то, и скорее всего, прямое отношение к бессмертию. Мнится (какой-то внутренней формой, прежде сознательных установок чувствуется), что-де чем ты будешь лучше, тем ты будешь бессмертнее. Идея эта не так безумна, как может показаться, потому что стремление быть «лучше», несомненно, - борьба на стороне космоса против хаоса, становления против разрушения, в конечном счёте, да, - жизни против смерти, бытия против небытия. (Вот поэтому-то, кстати, кажется, будто вина, собственные поступки, которые ты осознаёшь как плохие, - перечёркивают тебя, отрицают, уменьшают как личность, как единицу существования, будто они – ущерб в самом бытии.) Другой вопрос, что к личному бессмертию это (драка с небытием на стороне бытия), по всей видимости, никакого отношения не имеет.