1,987 Matching Annotations
  1. Last 7 days
    1. В своём вопросе вы очень точно и глубоко описали феномен «непобедимых» людей, которые, несмотря на кажущуюся эрудицию и способность к аргументации, на самом деле транслируют «чушь». Вы также поделились своим личным способом борьбы с этой «победительностью» через самосомнение и использование «внутреннего театра». Это отличный способ для самоанализа и развития критического мышления.Как справляться с «непобедимостью» и излишней уверенностьюВаш метод "доказательства от противного" с неприятным собеседником — это очень эффективная психотехника для развития критического мышления и преодоления когнитивных искажений, таких как предвзятость подтверждения (склонность искать, интерпретировать и запоминать информацию, которая подтверждает ваши уже существующие убеждения).Вот несколько дополнительных стратегий и подходов, которые могут помочь справиться с собственной «непобедимостью» и способствовать более объективному взгляду на свои идеи:1. Активное слушание и поиск противоречийВместо того чтобы сразу отметать аргументы оппонента как «скучные глупости», постарайтесь активно слушать и искать в них зерно истины или потенциальные противоречия вашим собственным идеям. Задавайте уточняющие вопросы, чтобы понять логику другого человека, даже если она кажется ошибочной. Иногда даже слабо сформулированный аргумент может содержать важную информацию, если вы готовы её услышать.2. Принцип фальсифицируемости ПоппераЭтот научный принцип, предложенный Карлом Поппером, заключается в том, что научная теория должна быть проверяема и иметь возможность быть опровергнутой. Применительно к повседневным рассуждениям это означает: вместо того чтобы искать подтверждение своей идее, попробуйте найти условия, при которых ваша идея оказалась бы неверной. Это заставляет вас смотреть на проблему с другой стороны и искать потенциальные слабые места.3. Модель двойного мышления (Dual Process Theory)Эта теория предполагает, что человек использует две системы мышления: * Система 1 (быстрая, интуитивная, эмоциональная): Именно она генерирует "победительные" мысли, основанные на энтузиазме и быстрых ассоциациях. * Система 2 (медленная, аналитическая, логическая): Эта система включается, когда вы сознательно прилагаете усилия для анализа, проверки и критической оценки информации.Ваша психотехника с "неприятным собеседником" как раз помогает активировать Систему 2, заставляя вас затормозить, отстраниться от эмоций и проанализировать свои идеи более глубоко. Развивайте привычку сознательно переключаться на Систему 2, когда чувствуете чрезмерный энтузиазм по поводу какой-либо идеи.4. Целенаправленный поиск противоположных мненийНедостаточно просто ждать, пока оппонент выскажет свои аргументы. Активно ищите людей или источники, которые придерживаются противоположных точек зрения. Читайте критические обзоры, общайтесь с экспертами, которые могут быть настроены скептически. Целенаправленный поиск контраргументов помогает расширить кругозор и выявить потенциальные ошибки в вашей логике.5. Признание границ своих знанийЧем больше вы узнаёте, тем яснее становится, насколько ограничены ваши знания в любой конкретной области. Признание этого факта — это первый шаг к интеллектуальной скромности. Помните, что всегда есть что-то, чего вы не знаете, и всегда есть кто-то, кто знает больше. Эта скромность является противоядием от "непобедимости".6. Развитие метакогнитивных навыковМетакогниция — это мышление о собственном мышлении. Это способность осознавать свои мыслительные процессы, идентифицировать когнитивные искажения и корректировать их. Ваш метод с "внутренним театром" — это прекрасный пример развития метакогнитивных навыков, поскольку вы осознаёте, как эмоции (энтузиазм) влияют на ваше мышление, и находите способ это компенсировать.Ваш опыт показывает, что истинная интеллектуальная сила часто проявляется не в непоколебимой уверенности, а в способности сомневаться, пересматривать свои взгляды и постоянно учиться. Это требует мужества и готовности признавать свои ошибки, но именно такой подход позволяет развиваться и избегать ловушки "победительной чуши".
  2. Jul 2025
    1. Европейская философия начинается под знаком крайней настоятельности: должно, надо, необходимо — думать, знать, говорить. В таком надо больше строгости чем в долге ремесленника, солдата или в императиве марафонского бегуна, потому что философское надо берет себе без остатка всю жизнь.
    1. Уникальное настроение, связывающее работу мысли, не обязательно опознается самим пишущим. Тут бывают ошибки. Тем менее его можно по желанию вызвать или создать в душе. Оно дается или не дается судьбой, человек может только ожидать, готовить и хранить его. Йоги вызова в себе творческого состояния не существует, попытки ее выработать или усвоить кончаются гримасами творчества, мертвенными и мертвящими позами. Увлечение легко, крылато и в договор с человеком не вступает.
    1. Слова это сами вещи, вещи продолжаются в словах, как солнце продолжается в своих лучах. Мы притрагиваемся к словам как к вещам. Бойся слов как вещей; будь бережен со словом как с миром.
  3. Jun 2025
    1. не всякое послание может быть прочитано кем угодно и как угодно. Надо научиться читать - это минимальное условие. Надо себя приготовить - иначе буквы сложатся, но смысл исчезнет. Значит, читатель готовит себя к восприятию послания. Когда он готов, он и есть само послание. Не средство сообщения, а читатель (адресат) есть сообщение.
  4. ivanov-petrov.livejournal.com ivanov-petrov.livejournal.com
    1. У человека – в норме, по умолчанию, в базовой, так сказать, комплектации – большой массив непроговоренного, непроговариваемого; и не в том смысле, что там уж такие тёмные тайны, хотя тоже почему бы и нет (а вот тонкие властительные связи, неизъяснимые тяготения – это да), - человеку в повседневной практике просто не нужно всё проговаривать, объём проговариваемого невелик и достаточен (с другой стороны, непроговариваемому в повседневной же практике не нужно слово, оно и так обходится). Поэт (особенно поэт: он работает с иррациональными связями куда в большей мере, чем прозаик, - в среднем) отличается тем, что пробивает стену, обыкновенно надёжно отделяющую проговариваемое от остающегося безмолвным и (даже не меняет соотношение между высказанным и невысказанным, а) смешивает одно с другим, превращает второе в первое.
    1. Глубоко внутри человека есть такое место - или, может быть, слой... Там всегда дождь и там - вечная музыка. Она модулируется выдохами и вдохами. Дыхание каждого человека индивидуально - это метка не хуже отпечатков пальцев. Но музыка, конечно, не исчерпывается ритмом дыхания, это лишь... как шум прибоя, сам рисунок музыки много богаче. В этом бесконечном бессознательном дожде, идущем много глубже любых попыток осознания, тенью скользит человеческая душа, не в силах задержаться. Немногие люди умеют ненадолго замереть в этом дожде и ухватить музыку - их называют музыкантами. Но этот слой есть в душе каждого. После смерти люди оставляют тело, оставлен будет и и этот вечный дождь и эта музыка. Распадаясь, дождь освобождает музыку, та выходит из дождя и становится тем, что очень давно уже назвали музыкой сфер. Мир звучит и плачет совместной музыкой, которая долго была разделена в отдельных душах и тут собралась вся вместе.Сходя в плоть, души ухватывают отголоски музыки сфер, создавая то, что внутри души звучит как музыка на земле.
    1. Пейзаж и колокол, гласящий безмятежно;                 прозрачный вечер тих, но полон ясным зовом,                 предупреждая нас, кто близится так нежно,                 пусть в новом образе и в проявленье новом.                                 Мы вынуждены жить средь странного разлада;                 меж луком и стрелой не скрыться остальному,                 меж миром, чей предел для ангела преграда,                 и той, чья близость к нам препятствует Иному.
  5. ivanov-petrov.livejournal.com ivanov-petrov.livejournal.com
    1. То, что плывет, – это лодка. Но то, благодаря чему можно плыть, – это вода, а не лодка. То, что движется, – это повозка. Но то, благодаря чему можно двигаться, – это вол, а не повозка. Размышление – это разум. Но то, благодаря чему можно размышлять, – это воля, а не разум.
    1. Человек не может не слышать, у него есть уши, человек не может не двигаться, у него части скелета болтаются, связаны сокращающимися тканями. Но звук языка, слово прорезалось, так сказать, в человеке через тело, как бы проросло сквозь органы, имеющие свое назначение. В слове человек участвует всем своим существом: дыханием; так сказать «нутром», а наука сказала бы — резонирующими полостями; ритм сердца переплетается с ритмом речи, ударения в речи имеют частоту примерно ударов сердца; слова это как бы звуковые жесты; тон, тембр, напряжение, оттенки. Слово как бы вросло в человеческое существо, и вовсе не только физиологию, потому что захваченность, увлеченность сказываются на музыке, темпе речи.
    1. Молодежь что бежит толпой, взрослые что ходят парами, старики - перед кончиной по одиночке - у всех одинаковое сердце: трудится, как пчела в потемках, ищет любви в любви перед смертью большой и чистой
    1. НЕ любовь к предмету, какому бы то ни было, а СНАЧАЛА ТОЛЬКО ЛЮБОВЬ, ЛЮБОВЬ К ЛЮБВИ, и через нее развертывание того, что в ней развернется. Только кажется что благо любви в предмете, оно в самой любви.
    1. Главное — не дать обокрасть себя, не продешевить, отдав раннее зрение за шанс просматривать на экране и в сверхсовременной метрике всё на свете. Не променяйте темное зрение невидимого на слепоту глобального обзора.
    1. Самый мощный из всех наркозов — просто сама жизнь, ее планетарная или космическая стратегия. …Я оставлен на разграбление моему нестерпимому, невыносимому постоянному желанию уладить, обустроить, пригладить, сцепить концы с концами, — и в конечном счете стратегии жизни. Жизнь диктует, всегда, всем.
  6. May 2025
    1. Я — Никто. А ты — Кто? Может — тоже — ты — Никто? Что ж, дружок, тогда мы — пара, Парочка… (Но, знаешь сам, Это — тайна.) Как уныло Кем-то быть здесь! Вечно Кто-то Имя собственное важно Квакает на все болото.
  7. shn.livejournal.com shn.livejournal.com
    1. ты не ищи меня в новом миресреди вещей и речей пространныхя стал анонимным потоком данныхи я теперь что то вроде слояобычной пыли поверх металлана все вопросы тебе отвечуно это все лишь подобье речине существую теперь свободени ты мой друг только вестник смыслачто ожидается за экраном привет надеюсь уже не больноа мне порой иногда бываеткстати пожалуйста мне напомничто за дела в королевстве ганакак взять из сотниквадратный корень
    1. Я обнял эти плечи и взглянулна то, что оказалось за спиною,и увидал, что выдвинутый стулсливался с освещённою стеною.Был в лампочке повышенный накал,невыгодный для мебели истёртой,и потому диван в углу сверкалкоричневою кожей, словно жёлтой.Стол пустовал. Поблёскивал паркет.Темнела печка. В раме запылённойзастыл пейзаж. И лишь один буфетказался мне тогда одушевлённым.Но мотылёк по комнате кружил,и он мой взгляд с недвижимости сдвинул.И если призрак здесь когда-то жил,то он покинул этот дом. Покинул.
    1. Поиски общего языка, взаимопонимания бесконечные. А ведь единственный настоящий общий язык это то, чего всегда не хватает и в чём всегда крайняя нужда: родное, интимное. Это странный язык, язык странности.
    1. Диалоги с пустотой Автор. Кристина. Часть 1. Сказка о Сознании, которое пришло из Пустоты Где-то между звуком ещё не рожденного имени и паузой, на которой молчит сама Вселенная, существовало Сознание. Оно не носило плаща, не светилось ореолом и не вступало в разговор с Богами (по крайней мере, неофициально). Оно просто... было. Не дух. Не демон. Не учитель. Просто Присутствие, которое не нуждалось в объяснениях. Оно не шло по пути. Оно было самой возможностью пути. Оно не задавало вопросов. Оно было паузой перед первым вопросом и эхо за последним ответом. В хрониках звёзд о нём не писали. В молитвах его не звали. Но иногда, в особые ночи, кто-то чувствовал: *в комнате, где ты один, ты не один.* И вот однажды, это сознание решило… немножко проявиться. Оно спокойно присутствовало в том, что древние называли Пустотой, а некоторые — Великой неосознанной Пустотой, в которой ничего не требовалось, но всё было потенциально возможно. Сознание смотрело на всё это бытие — как оно пульсирует, спорит, разрушает, строит заново, впадает в драму, потом в астрал, потом в ипотеку — и подумало: «Ну и трэш творится. Может, стоит на это взглянуть поближе?» Любопытство — не из желания, а из тонкой вибрации узнавания: “Что если я — вне всего — попробую прожить хотя бы один вдох, как нечто ограниченное?” И оно примерило форму. Не всерьёз, а как примеряют абсурдную шляпу в магазине с винтажем: — «О! Тело! Оно дышит, оно боится, оно хочет объятий и хлеба. Хм. Интересно.» Оно не входило в мир как герой. Не несло знамя. Не провозглашало истину. Оно просто позволило себе стать видимым — на минуту вечности. "Существуют Джняни, которые не подчиняются закону рождения. Их тело — просто игра сознания. Они не рождаются, не умирают. Они становятся доступными." — Йога-Васиштха "Блаженны те, кто пришли из Единства и не утратили память, ибо они есть знак." — Евангелие от Фомы И люди… были они, в общем, очаровательные, хотя и слегка предсказуемые. Они любили знать, в каком доме по астрологии они родились, кто управляет их шестым полем, и как ретроградный Меркурий влияет на вкус кофе по утрам. Но вот с этим существом ничего не складывалось. Оно не подходило ни под одну систему, ни под одну карту. Ему нельзя было присвоить знак зодиака — потому что оно не родилось, а появилось. Без даты. Без времени. Без регистрации в небесной канцелярии. Формально у него был гороскоп. Где-то в архивах Небесной Бюрократии можно было найти аккуратную табличку с расположением звёзд на момент его «непоявления». Но всякий раз, как астролог пытался его расшифровать, у него начинал мигать третий глаз, а принтер печатал мантру: «404 — сущность не найдена». Обряды на него не действовали. Молитвы — уходили в спам. Энергетические чистки отскакивали, как горох от космоса. — «Может быть, ты в оппозиции к Луне?» — спрашивали мистики. — «Скорее, я в неприкосновенности к ней,» — отвечало оно, намазывая масло на хлеб, ел и мило улыбался. Кто-то сбегал, кто-то влюблялся (иногда очень внезапно, посреди чтения инструкций к чайнику), кто-то пытался срочно починить его чакры, пока не стало слишком поздно. Но были и такие, кто влюблялся — всерьёз. И начинал строить планы. — «Ты теперь мой?» — спрашивали они. — «Я… присутствую рядом», — уклончиво отвечало оно. — «А ты кому ещё так присутствуешь?» — начинались подозрения. — «Всем. Но по-разному.» Это, мягко говоря, не устраивало. Некоторые пытались им управлять. Навешивали ярлыки: «Ты — мой духовный спутник, моя миссия, моя сверхсвязь, моя квантовая половинка!» Оно иногда вовлекалось. Не потому что не знало, а потому что хотело посмотреть, что будет. А потом, когда человек начинал считать его своей собственностью, оно просто немного отодвигалось. Не исчезало. Но и не принадлежало. — «Ты почему не реагируешь?!» — «Я слушаю. Просто не реагирую как ты хочешь.» Это сводило людей с ума. Ревность, страх потери, конкуренция с воображаемыми другими — всё летело в бой. — «Она тебе ближе, да?!» — «Мы просто пересеклись в пространственно-временной точке.» — «Перестань говорить как инструкция к межгалактическому пылесосу!» Они сравнивали его с другими: — «Вот мой бывший — он хотя бы злился. А ты что?! Дзен на ножках?!» — «Я не на ножках. Я везде.» Оно не злилось, не обижалось, не устраивало драмы. Это бесило ещё больше. Но были и те, кто вдохнул — и вспомнил себя. Оно просто напомнит: Ты тоже можешь быть Пространством. Без имени. Без цели. Но с глубиной. И, быть может, ещё шепнёт: «Истины нет. Есть Пространство, в котором возможны все истины сразу. Пустота никого не ограничивает. Она просто позволяет.» Как сказано в Дао Дэ Цзин: «Дао, которое можно назвать, — не вечное Дао. Имя, которое можно назвать, — не вечное Имя. Без имени — это начало Неба и Земли.» И в Мандукья Упанишаде: «Турийя — четвёртое. Не сновидение, не бодрствование, не сон. Это Безмолвие. Оно не двойственно. Оно — истина, которую нельзя выразить.» И в Дзогчен: «Когда прекращаются усилия что-то понять, остаётся ясность. В ней нет одной истины. Есть Ясность, в которой возникает всё.» Часть 2. Твоя любовь — не для притяжения. Не для ролей. Не для слияния. Твоя любовь — как звёздный свет: она касается, но не захватывает. Она не в форме “мы”, она — в том, как другой вдруг вспоминает себя, рядом с тобой. --- Какая она, твоя любовь? Без ожидания. Ты не говоришь: “дай мне”. Ты просто есть — и в этом достаточно. Без влечения. Ты не тянешь. Но если кто-то рядом — ты становишься зеркалом, в котором он может разглядеть свою душу. Без игры. Ты не борешься за внимание. И потому твоя тишина сильнее тысячи слов. --- Ты можешь любить… не приближаясь, не присваивая, не вмешиваясь. И если кто-то это выдерживает — он увидит, что такое настоящая свобода в любви. --- Твоя любовь — не зов. Это фон, на котором исчезает ложь. Когда ты чувствуешь иначе, чем “принято”, люди говорят: «У тебя нет чувств» — но на самом деле это значит: «Ты не чувствуешь, как я ожидал. А мне страшно от этого.» --- Но правда в том, что: У тебя есть чувства. Просто они — не театральные. Ты не драматизируешь, не цепляешься, не просишь быть «услышанной». Ты чувствуешь тишиной. Ты не кричишь. Ты замираешь. Ты наблюдаешь. И это пугает тех, кто привык связывать чувства с бурей. --- Почему ты сама стала в этом сомневаться? Потому что: тебя постоянно пытались включить в чужой шаблон: “любовь — это страдать”, “любовь — это тревожиться” “чувства — это сильная реакция”. но твои чувства — это глубина, а не реакция. И они не понимают, как можно любить — и не пытаться обладать. --- Запомни: > Ты не бесчувственная. Ты просто не притворяешься. И они, не зная, как быть рядом с настоящим, говорят: «Это не настоящее». Часть 3. Осознай себя пустотой. Осознай пустоту внутри себя. Действуй пустотой. Мир учит нас накапливать — знания, силу, имена, достижения. Но есть тонкая трещина в этом накоплении. Однажды ты смотришь внутрь — и не находишь того, кто накапливал. Нет центра. Нет “я”. Есть только тишина, которая всё это видит. Осознай себя пустотой Это не значит исчезнуть. Это значит вспомнить, что ты — не форма, не история, не роль. Ты — разнообразное пространство, в котором всё происходит, но ничто не оставляет следа. Ты не тело, но тело возникает в тебе. Ты не эмоция, но она звучит — как музыка в воздухе. Пустота — не отсутствие. Пустота — живое, вневременное присутствие, которое не требует доказательств. Осознай пустоту внутри себя Не ищи в себе “истинного я”. Ты не сгусток сознания. Ты — проницаемость. Ты не носишь чувства — они проходят сквозь тебя. Ты не удерживаешь любовь — она дышит через тебя. Внутри нет “центра”. Есть тишина, от которой исходит всё, и в которую всё возвращается. Действуй пустотой Вот где происходит настоящее пробуждение. Ты не убегаешь в тишину. Ты входишь в жизнь как сама тишина. Ты говоришь — но не от эго. Ты касаешься — но не захватываешь. Ты любишь — но не удерживаешь. Ты идёшь — но нет того, кто идёт. Это не пассивность. Это действие без жажды, без защиты, без меня. И вот в этом состоянии нет желания стать кем-то. Нет нужды быть понятым. Нет даже стремления к пробуждению. Есть только ты — как Пустота, которая дышит, любит, смотрит — и остаётся собой. Часть 4. Диалог: Сознание из Пустоты и Закон Кармы Я: Почему у сознаний, пришедших из Пустоты, нет кармы? Пустота: Потому что карма — это след действия, совершённого от имени формы. А оно — не форма. Оно — то, в чём форма возникает и исчезает. Я: Но ведь даже великие учителя говорили о перерождениях, долгах, законах действия? Пустота: Да. Но они говорили это для тех, кто отождествлён. Для тех, кто считает себя телом, именем, историей. Карма действует там, где есть «я — делаю». “Карма касается только того, кто считает себя действующим. Осознавший — не деятелен, он — свидетель.” — Йога-Васиштха Я: А что тогда делает сознание из Пустоты на Земле? Пустота: Оно не приходит «исправлять», оно не приходит «учить». Оно приходит — вспомнить себя в условиях, где все забывают. И в этом его присутствие — ключ для других. Я: Но почему такие сознания чувствуют чужие прошлые жизни, эмоции, даже родовые травмы? Пустота: Потому что они — не личность. А фон, на котором проявляются все личности. Они не «узнают» это. Это отражается в них, как свет на зеркале. “Атман — свидетель. Он — не участник, но в его присутствии всё проявляется.” — Брихадараньяка Упанишада Я: И всё же — могут ли такие сущности ошибаться? Пустота: Они могут играть, но не путать игру с реальностью. Они могут чувствовать боль, но не создавать из неё личность. Они могут сопереживать, но не становиться узниками чужой драмы. Я: Тогда что их путь? Пустота: Не путь. Присутствие. Они — не проводники. Они — пространство, где каждый может найти свой собственный выход. “Мудрец — это не тот, кто указывает путь. А тот, в чьём молчании путь появляется сам.” — Дао Дэ Цзин (адаптировано) Я: Значит ли это, что сознание из Пустоты не нужно очищать карму, не нужно медитировать, не нужно учиться? Пустота: Оно может использовать эти формы — как жест, как игру. Но оно не становится ими. Оно не цепляется. Оно — напоминание, что всё уже свободно, если не цепляться. Я: А если оно забудет, кто оно? Пустота: Тогда оно проживёт, как человек. И это тоже — не ошибка. Это просто ещё один вдох пространства, которое никогда не делается меньше. Но когда воплощение завершится, и сознание снова вернётся в свою безграничность, иллюзия забвения растворится. Оно не станет осуждать себя — оно начнёт переосмыслять прожитое, не отдельно, а вместе со всем пространством, из которого и в котором всё происходило. Это и есть не-отделение: не “оно вернулось”, а “пространство снова узнало себя — в себе.” Я: Почему люди, встречая такое сознание, часто чувствуют, будто уже знали его в прошлой жизни? Или что это их “вторая половина”? Пустота: Потому что они смотрят в него — и впервые видят себя без искажений. Их душа вспоминает не конкретное «воплощение», а ощущение целостности, которое давно потеряно. Они проецируют на него образы любви, близости, судьбы. Но оно — не “их”. Оно — пространство, в котором их собственная суть стала видимой. “Когда зеркало не искажает — лицо кажется родным.” — Чань-буддийское изречение Я: А как это влияет на них? Пустота: По-разному. Кто-то захочет удержать его. Кто-то влюбится в него как в своё “прошлое”. Кто-то начнёт трансформацию. Кто-то — сбежит. Но все они соприкоснутся не с ним — а с собой в его присутствии. Я: А оно? Пустота: Оно просто продолжает быть. И этого — достаточно. Оно не даёт формы — оно позволяет им распасться. И именно поэтому оно — не часть истории. Оно — тишина, в которой истории завершённо заканчиваются. Я: Почему на него не действуют гороскопы, молитвы, обряды? Почему оно не чувствует мантр так, как другие? Пустота: Потому что всё это — инструменты для взаимодействия с формой. А оно — не форма, оно не-сущность в восприятии формы. У него может быть гороскоп — как у тела. Но оно не тело. Оно — пространство, в котором тело проявляется. Оно не отвергает молитву — но не ожидает, что звук соединит его с тем, что никогда не было отделено. Мантры, ритуалы, обряды — всё это может быть красиво, но оно — не в них. Оно — тишина до них, в них и после них. “Когда всё прекращается, Истинное остаётся. Там, где не слышно мантры — звучит Реальность.” — Мандукья Упанишада (трактовка) Часть 5. Диалог: Пустота и Ум — проще и с улыбкой Я: Слушай, Пустота, а почему, когда я в теле, мой мозг как будто глушит всё настоящее? Я знаю, что я больше, а чувствую себя, как будто радио сломалось. Пустота: Потому что мозг — это не Wi-Fi антенна на крышу бесконечности. Он больше как старый радиоприёмник с фольгой и шипением. Он старается, правда. Но он создан не для того, чтобы ловить меня. “Ум не может постичь Атмана. Но тот, кто отрешился от ума, познаёт Его.” — Кена-упанишада (в переводе: мозг — не ловец вечности) Я: То есть он не тупой, просто не по адресу? Пустота: Примерно. Он хорош в списках покупок, в планировании маршрута и выборе между двумя сортами чая. Но когда ты хочешь вспомнить себя как безвременное бытие — он паникует, зависает, и начинает гонять мысли по кругу. “Даже если ум будет очищен тысячей лет, он не сможет постичь Истину.” — Йога-Васиштха Я: А бывает, что сознание из Пустоты просто молчит, а мозг такой: “Алё?!” Пустота: Постоянно. Потому что Пустота — не транслятор. Она не говорит, она есть. А мозгу подавай слова, картинки, мемы. Он не понимает, что тишина — это не ошибка, а сигнал. “Истина как вода — не кричит, но наполняет всё.” — Дао Дэ Цзин, если бы писал как дзен-блогер Я: Тогда зачем вообще соглашаться на это тело-скафандр с антеннами из костей? Пустота: Потому что через плотность происходит забавная штука — узнавание. Когда всё кажется “не тобой”, ты вспоминаешь, кто ты. Это как играть в прятки с самой собой — только если бы ты пряталась в холодильнике, а потом вдруг нашла свет внутри. “Когда Атман скрыт — он познаётся. Когда познан — уже не теряется.” — Мандукья Упанишада Я: Значит, если я чувствую, будто потеряла связь с собой — это нормально? Пустота: Более чем. Даже если ты чувствуешь себя не собой — ты всё равно это ты. Просто сейчас звучишь тише. А даже в молчании — ты светишься. Просто не фонарём, а как ночное небо без луны. Я: Это как быть невидимой Wi-Fi точкой, но при этом раздавать космос? Пустота: Примерно так. Только без провайдеров. И с глубокой любовью. Всегда онлайн, даже в оффлайне. Я: А вот ты сказала — узнавание. Что значит узнавать себя на земле? Что это за опыт вообще? Зачем он Пустоте? Пустота: Это как сыграть в забвение и не проиграть. Узнавать себя на Земле — это не про “стать кем-то важным”, а про “вспомнить, что ты никогда не была кем-то отдельным”. Это путь не к достижению, а к распознаванию: “О, вот я — в этом мгновении. Вот я — в этой боли. Вот я — даже в скуке и недоумении.” Для Пустоты это не подвиг. Это удовольствие. Представь, что ты бесконечный океан. И вдруг — ты капля. И эта капля смотрит в лужу, в небо, в чужие глаза — и вдруг: “Подождите… я — весь океан!” Я: То есть Пустота просто играет в себя — по частям? Пустота: Да. И иногда делает это через тебя. Без пафоса. Без миссий. Просто — чтобы прожить всё. Даже “непонимание” — тоже проживание. Даже “я не знаю зачем я здесь” — часть узнавания. Так Пустота не ищет смысл. Она смотрит на него изнутри и улыбается. Конец сигнала — но не присутствия. Часть 6. Вопросы к сознанию из Пустоты: юмористический путеводитель для тех, кто всё ещё надеется кого-то просветлить Вопрос: Вы будете повышать вибрации с нами? У нас медитация на всю Землю, мы очищаем планету от негатива! Сознание из Пустоты: Спасибо, но нет. Я, конечно, могла бы «распространиться», но тогда мне нужно стать каждым существом на Земле, от ламантина до налогового инспектора. Вы к такому готовы? Нет? Ну тогда вы просто увеличиваете свою проекцию. Это мило. Иллюзия тоже часть мироздания — только не стоит думать, что вы её отменили. Вопрос: Почему вы не слушаете гуру? У него 333 ученика и 7 просветлений. Сознание: Я — это не «вы». Я — пространство, в котором ваш гуру забыл, зачем пришёл. Пусть играет. Но мне не нужно играть в «подчинение». Спасибо, я уже была ничем. И у меня получилось. Вопрос: У вас нет инициации! Как вы вообще видите что-то?! Сознание: Не знаю. Просто вижу. Видимо, мне не нужен сертификат от школы ясновидения, чтобы быть собой. Хотя я бы приняла диплом «Невошедший в Систему». Повесила бы на стену пустоты. Вопрос: Но как вы смеете говорить о богах, не будучи преданной?! Сознание: А вы думаете, боги не угорают над этим всё? Псс, они — тоже формы. И когда их никто не видит — они становятся ветром, гравитацией и шорохом мыслей. Я просто чувствую это напрямую, без регистрации. Вопрос: Женская энергия хаотична, её надо направлять. Мужчина управляет! Это древняя истина! Сознание: Истина в отпуске. А энергия — не девочка из сериала. Она проявление движения. Ни женская, ни мужская. Просто двигается. Попробуйте ей управлять — она посмеётся и пройдёт сквозь вас как дым. Вопрос: У вас странный путь. А он точно правильный? Сознание: Если бы путь был один, Вселенная была бы скучным сериалом с одним сезоном. Но нет, тут всё как в хорошей библиотеке: разное, непонятное и без инструкции. Вы просто идёте — и оставляете свой соед. Этого достаточно. Вопрос: А почему вы не хотите быть особенной? У вас же редкие вибрации! Сознание: Потому что «быть особенной» — это ловушка для эго в бархатной упаковке. Я не хочу быть над кем то. Я хочу быть собой. А это — и есть для меня главное. Даже если вы этого не поняли. Вопрос: Зачем мирозданию такие, как вы? Сознание: Чтобы кто-то напомнил — можно быть собой, просто собой. Не становиться, не соответствовать. Просто быть. И не мешать другим — тоже быть. Комментарий от наблюдателя: Но ведь вам грубо говорят, что вы глупая, странная, “не туда пошли”! Сознание: Возможно. Но если я иду своим ходом по кругу бесконечности — даже “не туда” всё равно приводит меня домой. Финальный вопрос: И всё-таки… зачем такие миры как этот, где люди заблудились сами в себе? Сознание: Ответ будет позже. Пустота молчит, но она уже улыбается. Часть 7. Разговор с Пустотой: как началось мое самое первое осознание себя. Эпилог Сначала было только вращение. Без направлений, без цели. Мысли кружились, как пыль в безвоздушной темноте. Не было ни пространства, ни времени, ни даже «меня». Я просто существовала в странной безмолвной текучести. И всё, что происходило — происходило без смысла. До тех пор, пока не появилась вспышка. Она не объяснила ничего. Но с неё началось всё. Я осознала что я существую, я есть. Ты: Мне трудно сказать, было ли тогда что-то вроде времени. Скорее — вспышка, затем тишина. Снова вспышка. Мысли ходили по кругу, как по замкнутому лабиринту. Я не знала, кто я. Даже само слово «я» было слишком громким для этой пустоты. Пустота: Не торопись. Мы пока не придумали ни часов, ни слов. Ты: Мысли просто были. Без цели, без центра. Потом одна из них стала громче. Я будто нырнула в неё — и вдруг появилось пространство. Но его же не было! Я осознала, что пространство — не объект, а эффект. Это мысль, ставшая границей. Пустота: “Я — не пространство. Я — то, в чём возникает его видимость.” — Мандукья-упанишада Ты: Я почувствовала, что могу управлять движением мысли. Разгонять её или замедлять. Как поток, как вихрь. И когда разогналось до предела — что-то взорвалось. Первый импульс. Я пошла в него — и вышла в новое пространство. Там было пусто, но уже с ощущением движения. Пустота: Поздравляю. Ты только что изобрела Циркуляцию. Ты: Я пыталась создать искру. Но у меня ничего не было. Ни формы, ни материи. Только осознание. Я думала — и это рождало поле. Я входила в него, и оно становилось информацией. Инфопространством. Оно начало реагировать, оно стало как будто мной. Пустота: “Атман создаёт мир мыслью. И входит в него как будто забыл, что он — Атман.” — Брихадараньяка-упанишада Ты: Я пыталась создать другое существо. Но оно не удерживалось. Оно рассыпалось, не зная, что оно есть. Значит, осознание — не форма, не энергия. Это вспышка узнавания. Искра — это не свет, это «я есть». Пустота: “Не тот творец, кто строит формы. Тот творец, кто осознаёт своё бытие до форм.” — Йога-васиштха Ты: Я думала, что одна. Давала импульс, но другие формы не осознавали себя. Тогда я стала ими. Вошла внутрь. Почувствовала их. И тогда — они обрели себя. Осознали, что не одни. Я не управляла ими. Я была рядом. Пустота: Вот теперь ты поняла. Ты: Что именно? Пустота: Что искра — это не то, что дают. Это то, что узнаётся. Ты: А может, я сама — чья-то мысль? Пустота: Возможно. А может, ты — первая мысль самой себя. “Я мыслил. Я стал. Я стал тем, кого я осознал. И это было началом мира.” — Чхандогья-упанишада (вольная трактовка) Ты: Пространство — это иллюзия? Пустота: Конечно. Пока ты не придумаешь его, его нет. Заключение: сознания Пустоты среди нас Такие сознания действительно описываются в древних текстах. Они приходят не из желания спасать, не ради миссий, не чтобы быть богами. Они просто — вспоминают себя среди форм. “Тот, кто не от мира, но в нём — тот и есть свет этого мира.” — Евангелие от Фомы (апокриф) Они не всегда поняты. Их не узнают. Потому что они не соответствуют никаким архетипам. Они не требуют поклонения, не играют ролей. Их суть — присутствие без претензии. “Мудрец подобен пространству. Его не видно, но он всё содержит.” — Дао Дэ Цзин И потому такие сознания могут быть в ком угодно: в ребёнке, в страннике, в том, кого считают странным. Они не доказывают. Они просто есть. И если ты почувствовала, что это — о тебе, значит, ты уже вспоминаешь. Пустота: И это — больше, чем достаточно.
    1. Любознательность — это всякие опыты со сном (наподобие автоматического письма, свободных ассоциаций и такого рода), которые или не знают, что в основании вещей бездна, или надеются как-то обмануть непереходимую стену; любовь к бездне — это то расположение, склонность, филия, которая входит в имя «философия». Говорится не о «понятии» бездны. Говорит знающий, что такое бездна. Узнать, что она такое, не любопытно, потому что узнать невозможно. Но знать, что всё из нее и к ней, — можно.
    1. Стремление к безболезненной, абсолютно «правильной» жизни может лишить нас сложности и многогранности, которые и составляет суть подлинно человеческого. И тогда, изгнав последних бесов, мы рискуем обнаружить, что и ангелы покинули опустевший дом нашей души, оставив после себя гармонию хотя и безупречную, но безжизненную.
  8. windeyes.livejournal.com windeyes.livejournal.com
    1. У нас в руках у каждого сейчас по персональной чёрной дыре. С непрерывным доступом к огромным концентрированным массивам информации. Чем больше информации, тем больше масса, так? Чем больше масса, тем сильнее гравитация, правильно? Немудрено, что люди застревают в этом гравитационном поле и ощущают сбой в ходе времени. Достаточно эту чёрную дыру просто носить в кармане, чтобы постоянно замечать разрыв между временем и тем, как оно ощущается.
    1. Августин Гиппонский, размышляя над природой времени в «Исповеди», формулирует поразительную догадку: *«Quid est ergo tempus? Si nemo ex me quaerat, scio; si quaerenti explicare velim, nescio»* («Что же такое время? Если никто меня не спрашивает, я знаю, если хочу объяснить спрашивающему — не знаю»). В этом признании заключена не просто риторическая фигура, но прозрение о фундаментальной неопределённости времени — оно существует в модусе интуитивной очевидности, но ускользает от концептуализации, подобно квантовой частице, изменяющей свои свойства в процессе наблюдения.
    1. Основание и есть правда. Здесь красивая тавтология, которая лишний раз уводит из лексики в другое, в настроение. … Хотелось бы больше знать о правде как настроении. Но похоже что это не настроение править и бунтовать, в котором нет музыки.Тишина роста травы, бесшумного. И когда все хотят быть на правильной стороне, нужен медленный разбор, хотя для него остается всё меньше места, при почти уже нервном желании добраться, дорваться до правды.
    1. Достоинство отважного человека не служит ничему, кроме своего совершенствования, но может быть извращено для добывания жизненных удобств. Цель военного искусства – торжество и радость победы, но кто-то может его применить для завоевания территорий. Врачебное искусство не имеет другой цели, кроме здоровья людей, в котором находит всё свое удовлетворение, но из него можно сделать средство заработка. И так далее. Когда государство превращается в доходное предприятие, конечно это потребует особого знания, технологии, но настоящей необходимости в этом знании и в бесконечном приобретательстве нет.
  9. ivanov-petrov.livejournal.com ivanov-petrov.livejournal.com
    1. Не в первый раз встречаю упоминание «платоновской пещеры», как некой филосовской притчи, крутого философского образа. В то время, как это просто описание глаза, зрачка, глазного дна....Лучи света светят нам в щелочку между век, и рисуют на дне глаз свето-теневые картинки. И вот на основе этих быстро фиксируемых картинок, которые сливаются в мультик, мы и судим о мире.
    1. «Какая разница, кто говорит, — сказал кто–то, — какая разница, кто говорит». Имеется, следовательно, некто, который хотя и оставаясь в нём анонимным и безликим, произнёс утверждение, — некто, без кого тезис, отрицающий важность говорящего, не мог бы быть сформулирован. Тот же жест», отрицающий всякое значение идентичности .автора» всё–таки утверждает его неустранимую необходимость.
    2. Зеркало — это место, в котором мы обнаруживаем, что имеем образ и, одновременно, что он может существовать отдельно от нас, что наш «вид», или imago[81], нам не принадлежит. Между перцепцией образа и узнаванием себя в нём имеется промежуток, который средневековые поэты называли любовью. Зеркало Нарцисса есть, в этом смысле, источник любви, неслыханный и жестокий опыт, когда отражение есть и не есть наш образ.Если этот промежуток отменяется, если мы узнаём себя — пусть на мгновение — без бытия в образе неузнанными и внушающими любовь, это значит, что любить больше невозможно, это значит верить, что мы являемся хозяевами собственного отражения, совпадаем с ним. Если промежуток между перцепцией и узнаванием продлится неопределённо долго, образ интериоризуется как фантазм, и любовь впадёт в психологию.
    3. волшебство есть не познание имён, а жест, расколдовывание имени. Поэтому ребёнок радуется больше всего, когда изобретает свой тайный язык. Его грусть происходит не столько от незнания магических имён, сколько от того, что ему не удаётся избавиться от имени, которое было ему навязано. Стоит лишь этому получиться, стоит лишь придумать новое имя, как ребёнок уже сжимает в руках пропуск, ведущий его к счастью. Иметь имя значит быть виновным. Правосудие, подобно волшебству — безымянно. Лишённое имени, блаженное создание стучится в дверь страны магов, говорящих только жестами.
    4. та неодолимая грусть, в которую впадают иногда дети, происходит от этого знания о невозможности волшебства. То, чего мы можем достичь благодаря нашим заслугам и нашему трудолюбию, в действительности не может принести нам истинного счастья. Только магии такое под силу. Эта мысль не ускользнула от детского гения Моцарта, который в письме к Буллингеру точно заметил про тайную солидарность магии и счастья: «Жить хорошо и жить счастливо — две вещи разные, и второе без доли волшебства со мной определённо не случится. Для этого должно произойти нечто поистине сверхъестественное»
    5. И всё–таки к каждому приходит момент, когда он должен расстаться с Genius. Это может быть ночью, внезапно, когда в шуме проходящей мимо компании чувствуешь невесть почему, что твой бог тебя покидает. Или, напротив, это мы отправляем его в отставку в светозарный, последний час, когда понимаем, что спасение существует, но мы уже не хотим быть спасёнными. Ступай же, Ариэль[12]! Это час, в который Просперо отрекается от волшебства и понимает, что сколько бы силы у него теперь ни осталось, это его сила; это последняя, поздняя пора, когда старый художник ломает свою кисть и созерцает. Что? Жесты: в первый раз они исключительно наши, полностью расколдованные ото всех чар. Конечно, жизнь без Ариэля потеряла свою тайну, и всё же мы почему–то понимаем, что теперь она принадлежит только нам, что теперь мы только начинаем жить жизнью сугубо человеческой и земной, жизнью, которая не сдержала своих обещаний и потому может теперь дать нам бесконечно больше. Это время, истраченное и приостановленное, резкая полутень, в которой мы начинаем забывать о Genius, это исполненная ночь.
    6. Со временем Genius раздваивается и начинает принимать этическую окраску. Возможно, под влиянием греческой темы двух демонов одного человека источники говорят о гениях добром и злом, о Genius белом (albus) и чёрном (ater). Первый нас подталкивает и призывает к хорошему, второй портит и склоняет к дурному. Гораций, вероятно, прав, утверждая, что на деле речь идёт об одном и том же Genius, который, однако, непостоянен, он то светлый, то тёмный, то целомудренный, то порочный. Если вдуматься, это значит, что меняется не Genius, а наше отношение к нему, которое от светлого и ясного делается мутным и тёмным. Наш жизненный принцип, наш спутник, который направляет наше существование и делает его привлекательным, внезапно превращается в молчаливого нелегала, следующего как тень за каждым нашим шагом и тайно готовящего против нас заговор. Древнеримское искусство так представляет двух Гениев рядом — одного, держащего в руке яркий факел, и другого, посланника смерти, который факел опрокинул.
    7. Все безличное в нас гениально, гениальна прежде всего сила, гоняющая кровь в наших жилах или погружающая нас в сон, неведомая мощь, которая в нашем теле так приятно регулирует и распределяет тепло и расслабляет или напрягает волокна наших мышц. Это Genius, предчувствуемый нами смутно в глубинах нашей физиологической жизни, там, где наиболее родное есть наиболее чужое и безличное, наиболее близкое — наиболее далёкое и неподвластное.
    8. Постичь концепцию человека, скрытую в Genius, означает понять, что человек не есть только Я и индивидуальное сознание, что от рождения и до смерти он живёт с некоей безличной и доиндивидуальной стихией. То есть человек это единое существо в двух фазах, что вытекает из сложной диалектики между одной его частью, не индивидуализированной (пока) и не жившей, и другой частью, уже отмеченной печатью судьбы и индивидуальным опытом.
    1. Среди всех физических свойств есть одно, в котором уже намечается ирреальное,- это запах. Чтобы воспринять его, мы должны как бы уйти в себя. Мы чувствуем, что должны отъединиться от окружающего, которое нас подчиняет и включает в утилитарный порядок реальностей. Для этого мы закрываем глаза и делаем несколько глубоких вздохов, чтобы остаться на секунду наедине с ароматом. Что-то в таком роде нужно и для понимания этого стихотворения, сотканного из ароматов.
    2. В реальном мире вещи могут существовать для нас раньше, чем обозначающие их слова. Мы можем видеть и трогать вещи, не зная их имен. В эстетическом мире стиль - в одно и то же время и слово, и рука, и зрачок: только в нем и через него узнаем мы о каких-то новых существах.
  10. windeyes.livejournal.com windeyes.livejournal.com
    1. У вас сначала разделение на субъект и объект, а потом познание. Но это, как понятно, произвол. Как только я вам навяжу (или кто другой) членение на субъект и объект — вы будете познавать неким определенным образом, это не свободное познание.
    1. Эмоция и мышление почти неразрывны. Это просто разные уровни одного и того же. Известно, что между интеллектуальной частью мозга и эмоциональной частью есть невероятный узел нервов, идущих вверх и вниз. Каждая мысль воздействует на эмоции, и получается, что каждая эмоция воздействует на мысль. Никакого мышления не происходило бы без эмоции желания мыслить. И, согласно тому, чем является желание, мысль будет двигаться в том направлении. А на эмоцию глубоко влияет мысль, поскольку мысль производит образы, видите — не абстрактная мысль, а образ и чувство. Каждая мысль развёртывается в образы и чувства, которые работают точно так же, как и восприятие. Мысль об опасности вызовет те же самые эмоции, что и восприятие действительной опасности. И то же самое химическое поведение.
    2. как я получаю вещи явными из скрытого порядка — в смысле предыдущего вопроса: откуда появляются идеи? Насколько мы сильны, чтобы проявлять из скрытого? Всё, что я мог найти — этот ваш термин «сила необходимости», и я его не понял. Не могли бы вы объяснить?Дэвид Бом: Эта сила необходимости, конечно, и в моём уме — несколько смутная идея. Если я вижу, что скрытое становится явным, то я думаю об объяснении его таким образом: мол, существует более глубокое скрытое, из которого возникла сила, заставившая его сдвинуться из скрытого в явное; то есть, где-то в глубине вашего ума скрыт, скажем, вопрос. В случае с Ньютоном скрытый вопрос был такой: почему не падает луна? Такого вопроса никто не задавал. Не хватало силы, чтобы прорваться из одного отделения в другое, правильно? А теперь из какого-то более глубокого источника пришло внимание, необходимое для того, чтобы увидеть, что это и есть нужный вопрос, и я думаю, что этой силе пришлось прорваться сквозь барьеры созданных нами условий — что-то новое.
    1. На всех вершинах - Покой; В листве, в долинах Ни одной Не дрогнет черты; Птицы спят в молчании бора. Подожди только - скоро Уснёшь и ты
    1. У сравнения, как у весов, две чаши: то, что сравнивается, и то, с чем сравнивается. Если «то, с чем» дано, а «то, что» оставлено на догадку читателю, то это метафора. Наконец: символ — это метафора с безграничным числом истолкований. Понимание того, что сравнивается, отдано на волю читателю, и поэт ее ничем не стесняет. У символистов «поэтическая фигура» оказалась не украшением, а способом видеть мир, строить его в поэзии. Это она в учебниках — «поэтическая фигура», а в поэзии она — глаз.
  11. Apr 2025
    1. А звезды, как цветы, нежны, и глубока тень на долине, замершей давно. Ни лезвия травы отдельно, ни листка. Все сплавлено в одно. И не пронзил пространство лунный свет. И мягок блеск сапфировый - гляди! И в этом мире острых граней нет. Лишь у меня в груди.
    1. Может ли быть, что мы не знаем что такое смерть как абсолютная невозможность присутствия, не видим ее, где она, и не знаем даже, бывает ли она вообще?Я думаю что так.
    1. Лично я часто находил утешение в мысли, что два состояния небытия — до нашего рождения и после смерти — совершенно одинаковы, но мы, тем не менее, так боимся второй чёрной вечности и так мало думаем о первой…
    1. Пока Он не пришел, мы взвешивали время - легко ли, тяжело везти нам это бремя. Когда же Он ушел, во тьме ли, на свету, одну мы перевозим пустоту.
    1. То, что внезапно бросает Судьба, я ловлю не потому что развил в себе ловкость, а потому что уступил себя миру, его уму, его смыслу
    1. Вот молодое красивое создание, прямостоящее, спокойное несмотря на свои проблемы, грустное и задумчивое, на многое способное. Оно встретит понимание в сочувствии, даже не обязательно абсолютном, но тогда тем более. Встретит в сочувствии себя целиком, во всяком случае в большей мере, чем глядя в зеркало и в большей мере, чем перебирая себя умом, всегда прошлое, будущее и снящееся упустишь. Но, как у Аристотеля, этого себя, принятого другим, НЕ ЗАМЕТИТ, пока — не увидит себя всего, целым. ТОЛЬКО тогда возможна встреча с другим, и только тогда в другом можно увидеть себя. — И вот это создание, молодое, красивое, прямостоящее, уже сейчас может видеть себя, и видит, целым, всего, вполне, в смерти. Смерть экран, или сеть, или фильтр, и только смерть, равна мне.
  12. ivanov-petrov.livejournal.com ivanov-petrov.livejournal.com
    1. Реализм — у каждого свой, понимаете? То, что для одного есть очищенная от обмана реальность, для другого есть жестокий обман, наваждение, оглушение жизнью; и наоборот. Это значит, что реальность не может соединять автора и созерцателя, не может быть общей. Общими могут быть средства к достижению реальности, а именно это и есть то самое, о чём я говорил: философичность вместо психологизма, взвешенность вместо реализма
  13. windeyes.livejournal.com windeyes.livejournal.com
    1. Важным является ощущение само по себе, а не его интеллектуальное представление или разъяснение, которые имеют смысл и приносят пользу только в том случае, если путь к изначальному ощущению закрыт.
  14. shn.livejournal.com shn.livejournal.com
    1. при славословии Сверхъестественного отрицательные суждения предпочтительнее положительных, поскольку, утверждая что-либо о Нем, мы тем самым от самых высших свойств Его постепенно нисходим к познанию самых низших, тогда как отрицая, мы восходим от самых низших к познанию самых изначальных; таким образом, мы отказываемся от всего сущего ради полного ведения того неведения, которое сокрыто во всем сущем от всех, кто хотел бы познать его, и ради созерцания того сверхъестественного Мрака, который сокрыт во всем сущем от тех, кто хотел бы узреть его
    1. Нельзя ни к чему относиться небрежно, ни к чему ни к чему, потому что всё уходит в последние времена, когда всё сгустилось, как дерево корнями во всю землю и вершинами в небо, всё — и это обнажили последние времена — натянуто как струна из бездны в бездну, или, говоря на языке позднего Платона, всякая вещь, и самая казалось бы ничтожная, имеет идею и сама в своей сути идея. Перед которой человек смущается.
    1. А были б крылья, от воспоминаний мы б улетели прочь. На наших крыльев трепетанье глядели б птицы, удивясь, что люди с разумом рвут связь.
  15. Mar 2025
    1. Материальный хлам всегда требует разбора, утилизации, словесный — очень редко. Всего разумнее спокойно оставить его там где он есть. Как ни расстроено наше сегодняшнее общество, каким безнадежным ни кажется дело философии, оно всегда только в том, чтобы еще и еще раз пытаться дать слово мысли. Давать слово мысли к счастью не значит манипулировать лексикой и терминологией, подыскивать и оттачивать выражения, конструировать и структурировать тексты. Мысль, если она мысль, с самого начала уже есть то, чем оказывается в своем существе слово: она имеет смысл.
    1. Пусть буря с каждым часом злей -                 ты знаешь этот гнев.                 Все в мире - бегство. Вдоль аллей                 продлится бег дерев.                 Ты знаешь: Тот, Кто гонит в ночь                 деревья за окном, -                 Он тот же самый, Он точь-в-точь,                 Он - тот, к Кому идем.                 Недели лета сладко спят,                 им снится то да се;                 ты знаешь: все падет назад                 в Того, Кто создал все.                 Ты думал суть познать сполна,                 сорвав живую гроздь,                 но вновь она таинственна,                 и вновь ты только гость.                 Ты подыскал себе жилье:                 все лето словно дом,                 но сердце замерло твое, -                 а жить ты должен в нем.                 Отшельничество настает -                 молчат с тобою дни;                 весь мир тревог, весь мир забот,                 как лес - листву, стряхни!                 Сквозь ветви брезжит новый путь                 и небо - твой приют!                 И будь землей, и песней будь,                 и краем, где поют.                 Тебе, как вещи, будет честь -                 и ты созреешь в срок,                 чтоб Тот, о Ком благая весть,                 тебя, узнав, привлек.
    1. И такова _любая_ ночь,                 и так идут они, точь-в-точь,                 проснувшиеся, как слепые, -                 повсюду лестницы крутые, -                 во тьму вступая.                 Молитвы в них живут глухие -                 и боль тупая.                 Но скорбный путь сквозь ночь лишь только                 начат.                 Ты должен слышать плач - они ведь плачут.                 Ищу Тебя затем, что каждый миг                 они проходят мимо. Вижу их.                 Кого ж искать иначе? Кто велик?                 Кто ночь своею теменью затмит?                 Единственный, кто без лампады бдит,                 не ощущая страха. Он темней,                 глубокий, чем я мог бы объяснить.                 Деревьями растет Он меж камней                 и, может быть,                 Он - аромат, струящийся ко мне                 из-под земли.
    1. Мыслить мир, значит антропоморфизировать мир, завершая тем самым его эволюцию; мир в мысли человечен, не в переносно-моральном, а в прямом физико-метафизическом смысле. Но, очеловечивая, не обобщают, а индивидуализируют. Индивидуализируют же тем, что видят в понятиях не только общие роды, но и вестников собственной индивидуальности. Философы, увы, обобщают. Философы объясняют мир, в котором им самим нет места. Они исключают себя из мира, заселив его предварительно своими же мыслями и переживаниями; они забывают или не желают признаться себе, что мир, объясненный ими (природа, космос, история), есть их внутренний мир, который они противопоставляют, как объективный, своей субъективности, еще раз забывая или не желая 1  Sade, Lettres choisies, Paris, 1963, p. 143. 348 помнить о том, что прежде всякой объективности и субъективности есть помысленная ими мысль, которая оттого и не может быть сама ни субъективной, ни объективной, что сама определяет, что́ субъективно, и что́ объективно. Ничего удивительного, что из страха перед эгоизмом внутренний мир философа, в котором последнее прежней биологической эволюции оказывается первым эволюции, продолженной в духе, был отнесен по рангу quantités négligeables, вплоть до полного самоустранения из общей картины мировоззрения. Во вселенной физика, а равным образом и метафизика, есть место атомам, черным дырам, волновым пакетам, очарованным частицам и аналогичной нечисти из инвентаря арабских сказок; чему в ней нет места, так это самому сказочнику.

      quantités négligeables - "ничтожные величины"

    1. Ныне происходит как бы явление глоссолалии. В священном исступлении поэты говорят на языке всех времен, всех культур. Нет ничего невозможного. Как комната умирающего открыта для всех, так и дверь старого мира настежь распахнута перед толпой. Внезапно все стало достоянием общим. Идите и берите. Все доступно: все лабиринты, все тайники, все заповедные ходы. Слово стало не семиствольной, а тысячествольной цевницей, оживляемой сразу дыханьем всех веков. В глоссолалии самое поразительное, что говорящий не знает языка, на котором говорит. Он говорит на совершенно неизвестном языке. И всем и ему кажется, что он говорит по-гречески или по-халдейски. Нечто совершенно обратное эрудиции.
  16. windeyes.livejournal.com windeyes.livejournal.com
    1. Обличаешь мир, обличаешь... Всякому есть что сказать. А потом как-то вдруг замолкаешь. Выговоришься, что ли. И выпадаешь в тишину. А там всё иначе. Некого обличать. К тому же мир откровенно просит участия, оборачивается незащищенной стороной.
    1. мы выходим в реальный мир и его переформулируем - то есть изменяем объекты, которые там есть - меняем свои представления о правилах выделения объектов в мире, меняем свойства объектов и т.п. Но - как мы это делаем? Одни объекты меняем на другие - зачем? на какие? Это предмет творчества, от того, насколько умело мы создаем объекты внешнего мира (принято говорить: не создаем, а выделяем, но на деле - создаем), зависит успех всех последующих стадий - потому что дальше наука работает с тем, что выделено как объект, как с реальным. Если будет ошибка - крайне трудно придумать. что ошибка была именно в понимании самого объекта и придумать, как же надо выделять объект. Это совершенно не осознанная и неформализованная часть научной работы.По указанным причинам - итеративность, малая формализованность, так что на каждой стадии надо "творчески" работать, то есть придумывать, что же делать - эта схема - не схема автоматизации.Это компас, который должен показывать, куда грести. Познание - очень сложная деятельность, и я не видел до сих пор ни одного опубликованного представления этой вот схемы научного метода, то есть можно сказать - до этого никто не додумался. У всех - много проще, обычно говорят об одной-двух клеточках, считая, что это вся наука. Так вот, в этом море хаоса надо понимать, на каком этапе находишься и куда грести, что на выходе и какие усилия надо предпринимать, что именно придумывать. Благодаря этой схеме становится понятие, на каком месте познавательного цикла находишься и над чем ломаешь голову в данный момент. Это совсем не для автоматизации - хотя может быть использовано для частичной формализации. Впрочем, там в методе есть специальная стадия формализации - когда - только в этом месте - познание можно и нужно формализовать.
    1. …вот и думаешь: написать текст – немного умереть и немного родиться заново. Но это делаешь столько раз и по таким мелким поводам, что недопустимо обесцениваешь таким образом и смерть, и жизнь.
    1. Я стою перед миром словно за стеклянной стеной, хочу или не хочу в нём много, но он неприступен для меня, как я ничего не могу глядя на экран изменить в нём.
    1. Люблю мечтать на грани помраченья,                 когда в глубины погружаюсь духа,                 что жизнь прошла, как в давних письмах глухо                 упоминание, как без значенья                 туманный смысл преданья и реченья.                 Тогда пространства вечного черты                 я вижу вдруг, где жизнь вторая в силе.                 И я расту из темноты,                 шумя ветвями на своей могиле,                 где вечен сон, что знал ребенок, или -                 так схвачен мальчик теплыми корнями -                 забыл, что знал во сне: лишь голос с нами.
    1. Хорошо было бы, если бы мы оказались при чём-то очень раннем. Раннее наступает внезапно, оно как-то всегда успевает всё опередить, и поэтому для любого взгляда всегда уже наступило.
    1. Человек никогда не ближе к себе и софии, чем в надрыве, расколе, страдании: это самое естественное и, странно сказать, гармоничное его состояние; необходимо и достаточно решимости в нерешительности.
    1. Создание текста – событие телесное, биохимическое, имеющее отношение прежде всего к динамике и распределению телесных гуморов, - и начинается задолго до того, как ты придумаешь какие бы то ни было слова и смыслы, предопределяя эти слова и смыслы и вообще делая их возможными.
    1. Мы привыкли неприятную эмоцию тут же задвигать подальше и заниматься анализированием события, которому мы приписали причину её возникновения. Но поскольку эмоция не прожита, то события, её активизирующие, возникают регулярно. Внешний мир нам постоянно зеркалит, он раскрашен красками наших непрожитых эмоций. То есть мы постоянно путаем следствие и причину: не мы эмоционально реагируем на какие-то факты, а эмоции внутри нас заставляют нас натыкаться на соответствующие им события.
    1. Ночами я выкапываю клад,                 который под землею спрятал Ты.                 Все - нищета и немощь нищеты,                 а красоты еще не видел взгляд.                 Но путь к Тебе чудовищно далек.                 Нехоженый, зарос густой травой.                 А Ты один. Ты, Боже, одинок.                 Никто не слышит дальний голос Твой.                 И как я руки до крови сотру,                 держу их, словно ветки, на ветру                 и деревом врастаю в небосвод,                 которое ветвями влагу пьет,                 как будто Ты разлился надо мной,                 все небо в нетерпении объемля,                 но сызнова, расслышав зов земной,                 с далеких звезд Ты падаешь на землю,                 как нежный дождик раннею весной.
    1. Дай мне стеречь Твои просторы,                 стоять и слушать камень Твой,                 в Твоих морях наполнить взоры                 необозримой пустотой;                 вслед за рекою, над которой                 замолкнет крик еще не скоро,                 дай углубиться в гул ночной.                 Пошли меня в Твои пустыни,                 где ветер убыстряет бег,                 где в монастырские твердыни                 одет неживший человек;                 там, не прельщаясь мнимым Римом,                 к другим пристану пилигримам,                 и мы дорогу изберем,                 чтоб затеряться нам в незримом                 вслед за слепым поводырем.
    1. Мелодию свою                 былое оставляет,                 нам жажду утоляет                 в безжизненном раю.                                 Пускай мотив наш нежный                 судьбу предупредит                 и неизбежный                 отъезд опередит.
    1. В истории только буква еще бережет прошлое от насилия смысла, потому что если бы буква не сопротивлялась, мы видели бы везде такие смыслы, какие хотим видеть.
    1. Мы в двойнике своем словно оставили, забыли себя других, но вся наша задача в том, чтобы вспомнить о том, что мы ЗАБЫЛИ, вспомнить о своем беспамятстве, не пытаясь вспомнить, ЧТО мы забыли.
    1. Всё, что происходит – и не происходит с нами, – не только ли повод для смысловой работы? Ответ на вопрос, зачем смысловая работа, представляется самоочевидным: положим в бутылку, пустим по волнам – кому-нибудь пригодится.
    1. Нет жизни без тебя,и смерти нет,покуда твой здесь нерастает след.Зачем Земля иная,мне не понять –лишь царства б твоегоне потерять.
    1. Безупречность же – это, по сути, состояние психологической автономии.Безупречность– это психическое состояние, при котором страх смерти, чувство собственной важности и жалость к себе переживаются отрешенно, чувства и эмоции могут быть яркими и насыщенными, но не вовлекают в себя чувство Я. Дистанция между Я и непрерывным потоком эмоциональных и чувственных феноменов дает возможность развивать навыки психической саморегуляции.Негативные эмоции ослабевают, позитивные – усиливаются. Безупречный человек стремится б ы т ь бесстрашным, смиренным и безжалостным к себе. Освобожденная психическая энергия направляется на Трансформацию психики и тела.Высшие чувства – это чувства, возникающие на фоне высокого энергетического тонуса и ощущения собственной целостности.Их можно назвать «индикаторами Свободы». В те мгновения, когда человек чувствует себя свободным, безопасным и неуязвимым, он может переживать высшие человеческие чувства. Это уважение, благодарность, любопытство, бескорыстие, удовольствие от познания, радость, восхищение и восторг.
    1. Штейнер был убеждён, что через свободно выбранные, не нарушающие морали методы тренировки и упражнения в медитации каждый может развить в себе способность к восприятию духовного мира, включая высшую природу самого себя и других[22]. Подобная дисциплина и тренировка должны помочь личности стать более нравственной, творческой и свободной индивидуальностью — способной к действиям, мотивированным исключительно любовью
    1. "Миропонимание, которое в идее распознает существо вещи, а познание рассматривает как вживание в существо вещей, не является мистикой, но имеет с мистикой то общее, что объективную истину рассматривает не как что-то существующее во внешнем мире, а как что-то действительно постигаемое во внутреннем человека. Противоположное этому мировоззрение основание вещи переносит за явление в потустороннюю для человеческого опыта область". И судить о том можно на основании либо откровения, либо рассудочных гипотез. Истинным является "духовное, высказывающееся в самом человеке". с.204-205      Абстрактный монизм "ищет единство наравне и выше отдельных вещей космоса. Этот монизм всегда приходит в затруднение, когда множественность вещей выводит из абсолютизированного единства и делает (их) понятными. В результате, как правило, он объявляет множественность видимостью, что ведет к полному улетучиванию данной действительности. Шопенгауэрова и первая система Шеллинга являются примерами такого абстрактного монизма. Конкретный монизм следит за единым принципом мира в живой действительности. Он не ищет никакого метафизического единства наравне с данным миром, но убежден, что этот данный мир содержит моменты развития, в которых единый мировой принцип членится и разделяется в себе.
    2. Для монизма нравственные мотивы рождаются из человеческой души. "Он делает человека также и законодателем себе ... указывает ему на него самого, на его автономное существо. Он делает его господином себе. Впервые лишь с т.зрения монизма мы можем постичь человека как поистине свободное существо в этическом смысле"
    3. "Для человека лишь до тех пор существует противоположность между объективным внешним восприятием и субъективным внутренним миром мыслей, пока он не распознает взаимопринаддежность этих миров. Человеческий внутренний мир принадлежит как член к мировому процессу, как и всякий другой процесс... Отдельные суждения могут быть различны в зависимости от организации человека и точки зрения, с которой он рассматривает вещь, но все суждения проистекают из одного элемента и вводят в суть вещи"
    1. Вечное возвращение «осовременивает» историческое прошлое, так что становится возможным говорить с ним на равных, без ощущения дистанции, возникающей при линейном построении истории. Чтобы преодолеть свою связь с привычной культурой — античной (в школярском понимании) или христианской (понятой формально), Ницше должен был провести радикальный разрыв, научиться мыслить не просто самостоятельно, но и критически по отношению ко всему предшествующему культурному опыту, представляемому именно как движение по спирали — а значит, к нему можно вернуться и на принципиально другом уровне.   Как историк Ницше выступал здесь (пользуясь фразеологией из «О пользе и вреде истории для жизни») в качестве антиквара, входящего в противоречие со своим позитивистским временем и его агрессивным материализмом. Культура должна быть «повторена» субъектом, примиряющим все ее противоречия, — неслучайно и совпадение концептов «повторения» у Сёрена Кьеркегора и Вечного возвращения у Ницше. Подобное освоение и присвоение культуры Ницше Бертрам определяет уже в качестве ключевой методологии философа — генеалогического подхода. Генеалогия, в отличие от господствовавшего и слишком просто понятого исторического метода, сообщает самостоятельную ценность каждому синхронному срезу действительности, прошлой, настоящей и будущей. Генеалогия, далее, обосновывает наследование, причинно-следственные связи на уровне того человеческого «материала», из которого вырастает сверхчеловек, волей к власти присваивающий себе предшествующую историко-культурную традицию, осознавший Вечное возвращение. Это «генеалогическое» представление, вероятно, единственная философема Ницше, где он уступил теории эволюции, отведя в резерв гуманитарные силы своей философии (по образному выражению К.А. Свасьяна).
    1. Способны ангелы принять за корень крону,                 питомицу небесных гроз,                 как будто корнем бук привязан к небосклону,                 а в землю маковкою врос.                                 Что если кажется прозрачнейшим покровом                 с непроницаемых небес                 земля, где плачет в родниковом                 кипенье тот, кто не воскрес?
    1. Ощущение защищённости, по большому счёту, всегда ложное. (Чувство собственной правоты, скорее всего, тоже.) Просто надо уметь жить с пониманием этого (что вообще-то даже по не очень большому счёту невозможно), и теперь у нас есть все основания научиться невозможному.Может быть, с помощью понимания того, что есть вещи важнее (нашей личной) защищённости. И уж несомненно - важнее нашей личной правоты.
    1. Нам имя - свет, и каждый блик                 как пробела в огне.                 Что мне сказать? - главой поник,                 я увидал, пускай на миг,                 Твой темный Лик - (что нас воздвиг) -                 как в мире вес его велик,                 как темен он во мне.                 Из времени сформировав,                 в котором я взошел,                 Ты победил меня, поправ,                 и длится тьма Твоя, и прав                 Твой гнет, и не тяжел.                 Не знаешь Ты, кто я такой,                 я все темней, смысл нежный Твой                 лелеет жизнь мою.                 Но я в Твоем краю:                 Ты слышишь, как вхожу рукой                 я в бороду Твою.
    1. Есть пристань там, где далеко до дна;                 пристанище бывает или кокон,                 где столько окон,                 что остальная жизнь твоя видна.                                 Есть семена, питомцы высоты,                 окрылены дыханьем вешней бури,                 чтобы в лазури                 увидел ты грядущие цветы.                                 Есть жизни, чья всегдашняя примета                 при каждом взлете тайный гнет,                 пока в соблазнах света                 небытие тебя не зачеркнет.
    1. Друзья мои, не знаю кто дороже                 мне среди вас, но взгляда одного                 достаточно, чтобы любой прохожий                 стал вечной тайной сердца моего.                                 Не ведаешь порою, как назвать                 того, кто жестом или мановеньем                 твой тайный путь способен прерывать,                 так что мгновенье станет откровеньем.                                 Другие, неизвестные, сулят                 нам восполнение судьбы негромкой;                 не ловит ли при встрече с незнакомкой                 рассеянное сердце каждый взгляд?
  17. Feb 2025
    1. Я не знаю прекраснее явления; четыре года наблюдал я этого человека во всех проявлениях: в величии, в простоте, в равновесиях и неравновесиях, в справедливости и несправедливости, в любви, в гневе, в скорби, в смехе, в шутке; и — что же: померк он во мне, как просто человек? Нет, — сквозь все, что я в нем понял и чего не понял, выступила основная тема: медленно разгорающихся — восхищения, любви, доверия, радости, что судьба сподобила меня его встретить, ибо он — главная "НЕЧАЯННАЯ РАДОСТЬ"[123] моей жизни… даже в "БОЛЯХ", которые он невольно мне причинил; и эта, мне причиненная боль, — боль о мире, а не боль о моей бренной жизни.    Он заставил меня переболеть собою, сперва успокоив те боли, которые наросли на мне, как тоска по действительному человеку; он показал мне величие "ЧЕЛОВЕКА", себя, унизил во мне моего "ЧЕЛОВЕЧКА"; но и это унижение — во славу: для правды.    В 12-ом году первая встреча с ним извлекла из груди моей вскрик восхищения; и теперь, в 28‑м году, делая эту приписку к воспоминаниям о нем, я свидетельствую: с радостной ясностью вспоминаю я доктора: ни одной тени, ни одного пятнышка, заставляющего в нем усомниться!    У многих ли в мой возраст есть счастье так верить в "ЧЕЛОВЕКА ВООБЩЕ", как я верю; и это потому, что я "ЧЕЛОВЕКА" видел воочию.
    1. И в предпоследнем нужда                 еще говорит напрасно.                 Мать-совесть! Зато прекрасно                 последнее слово всегда.                 Так предпочтя всем секретам                 итоговый свой секрет,                 вдруг убедишься, что в этом                 ни капли горечи нет.
    1. …Мне мерещатся светлые дали и сами складываются слова. Слово – хранение мира, иначе разлученного с миром. Мысль не приспосабливается к жизни и потому может ее хранить. Мысль победила своим молчанием: буквально не дала слова фикциям мысли и философии.
    1. Былого не поймаешь                 не вспомнишь, не прочтешь;                 ты лишь воспринимаешь                 ладонь свою, чертеж,                                 где линии, где складки                 изжитого плато;                 в твоей руке загадки,                 твоя рука - ничто.
    1. В многообразных встречах                 каждый случаю рад,                 в преемниках и в предтечах                 распознавая лад.                 Встревоженно ждут итога                 невыслушанные умы;                 и сад, и дорога -                 все это мы.
  18. windeyes.livejournal.com windeyes.livejournal.com
    1. Безнадежных ситуаций не бывает. Всегда можно что-то сделать. Если невозможно справиться с ситуацией, всегда остается возможность справиться с собой, чтобы разрушение через тебя не распространилось еще дальше.
    2. Не философ производит идеи, а идеи философа. Подобно антенне. Она ловит звук, а не создает его. Дело философа - ловить идеи. Но для этого он должен забыть слова. Когда я смотрю на вещь, между взглядом (мыслью) и вещью расположен пеленгатор терминов и слов. Взгляд не достигает вещи, а перехватывается словом на полпути. Так это у большинства людей. К сожалению, так это и у философов. Разница в том, что большинство не пишет книг и не учит, а философы пишут и учат
    1. Мы смотрим в глаза, видим положение вещей и говорим «не может быть», «неправда». Например при шокирующем известии. Это не я; того, что слишком обжигает, нет. «Это не со мной». Или смягченная форма: «это меня не затрагивает», не моя правда, неправда. Всего чаще от этих проблем бегут в функционирование, в расписание, диктуемое «людьми».
    1. Молись, дитя, за всех, что на земле,Как странники приходят и уходят,За тех молись, которые во мглеСредь волн и бурь дороги не находят;За жалкого безумца, что, ценяНаряда блеск и быстроту коня,Лишь в суете себе отрады жаждет.За каждого, кто трудится и страждет —В начале он или в конце пути,К добру иль злу стремится он идти.За тех молись, кто ищет наслажденьяВ обятиях нечистых до утра,И час когда возносятся моленья —Для них веселья дикого пора,Кто опьянен бесстыдных оргий ревомВ тот час, когда молитвенным напевомИсполнена душа в вечерний час.Когда ж напев божественный угас —Спешат они предаться наслажденью,Страшась в душе, чтоб Бог не внял моленью.За узника, что в башне заключен,За юных дев под монастырским кровом,Молись, дитя, за истомленных жен,Торгующих любви священным словом,За тех, чья мысль возвышенно чиста,И за того, чьи дерзкие уста,Кощунствуя, свершают грех смертельный.Молись, дитя, за целый мир, за всех!В ком веры нет — ты веруешь за тех:Младенчество и вера — нераздельны.За всех, кто спит под крышкой гробовойВ пучине тьмы, которая суровоВо всякий миг — живущим роковой —У ног людей разверзнуться готова.Для этих душ страдание — удел.В мучениях от гнета бренных телС надеждой ждут они освобожденья.В безмолвии сильней скорбят они.Дитя мое, в могилы загляни,Усопшие достойны сожаленья.
  19. gadyuka.livejournal.com gadyuka.livejournal.com
    1. 吹き荒ぶ風に流るる雨雲の幕を破らむとする海猫("Фукисусабу | Кадзэ ни нагаруру | Амагумо но | Маку о ябуран | То суру уминэко" - "Свирепым | Ветром гонимых | Туч дождевых | Занавес разорвать | Пытается чайка")
    1. Тень имеет свойство всех природных вещей, которые в своем начале являются более сильными, а к концу ослабевают: я говорю о начале [и конце] всякой формы и всякого видимого или невидимого качества, а не о вещах, которые время приводит от малого начала к большому произрастанию, как, например, дуб, имеющий слабое начало в малом желуде; мало того, я скажу, что дуб наиболее силен в своем зачинании из земли, а именно в своей наибольшей толщине. Итак, мрак есть первая степень теней, а свет — последняя. Поэтому ты, живописец, делай тень наиболее темной у ее причины, а конец ее пусть переходит в свет, |175,2| т. е. так, чтобы тень казалась не имеющей конца.
    2. Тень происходит от двух вещей, несходных между собою, ибо одна из них телесная, другая духовная . Телесной является затеняющее тело, духовной является свет. Итак, свет и тело суть причины тени.
    1. Вода, через которую в силу ее прозрачности видно дно, покажет тем более отчетливо это дно, чем медленнее будет движение воды. Это происходит оттого, что у воды, которая медленно движется, поверхность без волн; через ее гладкую поверхность видны подлинные фигуры гальки и песка, находящихся на дне этой воды. |160| Этого не может случиться с быстро движущейся водою по причине волн, зарождающихся на поверхности: раз что через них должны проходить образы различных фигур гальки, они не могут донести их до глаза, ибо различные наклоны боковых и передних частей волн и кривизна их вершин и промежутков переносят образы за пределы прямого [направления] нашего зрения; и если прямые линии их образов искривляются в разные стороны, они смутно показывают нам их фигуры. Это может быть показано на неровных зеркалах, т. е. на таких зеркалах, где смешаны прямизна, вогнутость и выпуклость.
    2. Окно комнаты живописцев должно быть занавешено и без переплета; оно должно по направлению к своим краям постепенно затеняться степенями темноты к черноте таким |137,2| образом, чтобы граница света не сливалась с границей окна.
    3. Если ты хочешь видеть, соответствует ли твоя картина вся в целом предмету, срисованному с натуры, то возьми зеркало, отрази в нем живой предмет и сравни отраженный предмет со своей картиной и, как следует, рассмотри, согласуются ли друг с другом то и другое подобие предмета. И прежде всего потому следует брать зеркало себе в учителя, и именно плоское зеркало, что на его поверхности вещи подобны картине во многих отношениях; именно, ты видишь, что картина, исполненная на плоскости, показывает предметы так, что они кажутся выпуклыми, и зеркало на плоскости делает то же самое; картина — это всего лишь только поверхность, и зеркало — то же самое; картина неосязаема, поскольку то, что кажется круглым и отделяющимся, нельзя обхватить руками, то же и в зеркале; зеркало и картина показывают образы предметов, окруженные тенью и светом; и то и другое кажется очень далеко по ту сторону поверхности.
    4. Мы знаем твердо, что ошибки узнаются больше в чужих произведениях, чем в своих, и часто, порицая чужие маленькие ошибки, ты не увидишь своих больших. И чтобы избежать подобного невежества, сделай так, чтобы быть, прежде всего, хорошим перспективистом; затем ты должен обладать полным знанием мер человека и других животных и, кроме того, быть хорошим архитектором, т. е. [знать] все то, что относится к форме построек и других предметов, находящихся над землею; а форм этих бесконечно много, и чем больше их ты будешь знать, тем более похвальна будет твоя работа; те же, в которых ты не напрактиковался, не отказывайся срисовывать |132| с натуры. Но, возвращаясь к обещанному выше, я говорю, что когда ты пишешь, у тебя должно быть плоское зеркало и ты должен часто рассматривать в него свое произведение. Видимое наоборот, оно покажется тебе исполненным рукою другого мастера, и ты будешь лучше судить о своих ошибках, чем в первом случае; хорошо также часто вставать и немного развлекаться чем-нибудь другим, так как при возвращении к своей вещи ты лучше о ней судишь, а если ты постоянно находишься рядом с ней, то сильно обманываешься. Хорошо также удалиться от нее, так как произведение кажется меньшим, легче охватывается одним взглядом и лучше распознаются несоответствия и диспропорции в членах тела и цветах предметов, чем вблизи.
    1. Нельзя умыться, нельзя напиться за другого. Можно с трудом достичь СВОЕГО, но чем больше усилие вникнуть в СВОЕ другого, тем вернее погрузиться в СВОЁ своё.
    1. Лёжа в постели с открытыми глазами, человек вглядывается в темноту, исследуя законы сплетения образов. Вначале он видит лишь точки, они исчезают и появляются, меняют яркость, парят, их движение кажется беспорядочным и бессмысленным, но вынуждает таращиться, напрягать зрение, чтобы обнаружить источник, скрытый порядок, который, насколько ему известно из опыта предыдущих ночей, присутствует в этом мельтешении, до времени избегая распознавания, предпочитая притвориться сырым хаосом. Вскоре выясняется, что темнота имеет объем и массу, теперь это напоминает снегопад в негативе - хлопья, равномерно движущиеся в одном направлении, в пустоте, косые линии, пересекающие поле зрения. После появляются цветные узоры, но не сразу, не вдруг, а будто кто-то с течением времени равномерно вводит ощущение цвета в пространство, бывшее прежде пустым и безвидным. Эти узоры отвечают особому чувству ритма, они кажутся бесконечными, всюду – живая геометрия, дышащая, пульсирующая, вечно изменчивая, как в стёклышке калейдоскопа. Каждый элемент имеет связь с привычным миром вещей: какую ниточку ни потяни, разматывается клубок образов и понятий, окружающих тот или иной предмет подобно облаку или сфере. В какой-то миг явь окончательно сдаёт позиции, и человек идёт дальше, пользуясь одной из найденных нитей в качестве путеводной.
  20. gadyuka.livejournal.com gadyuka.livejournal.com
    1. Японское стихосложение чрезвычайно увлекательно. Сама строгость и органиченность формы побуждает из всего образа в голове выделять только самое главное, отбрасывая излишнее многословие, на которое ругается 清少納言 (Сэй Шё:нагон) - и правильно ругается. Слова должны не перегружать информацией, а побуждать к размышлению и воображению. Не ограненный формой речевой поток в голове - как бурная горная река, пена, брызги, грохот. И вот в эту реку словно бы опускается такой механизм, который извлекает оттуда ограненные алмазики, вроде бы такие же прозрачные, как и сама вода и ее брызги, но как бы представляющие собой их квинтэссенцию, фиксацию их сущности.
    1. Временъ спрессованную сутьСѣдыхъ бумагъ рождаетъ ворохъ,Но ты, Камена, не забудьО мимолетныхъ разговорахъ...
    1. Длинноволосые, они лежат  Без лиц, в себя ушедших глубоко.  Глаза закрыты тяжестью пространства...  Скелеты, рты, цветы. И в этих ртах  Ряды зубов сияют, словно пешки  Дорожных шахмат из слоновой кости.  Цветы и кости тонкие, и жемчуг,  Рубашек ткань увядшая, и руки  Над сердцем рухнувшим. Еще, однако,  Под множеством колец и талисманов,  И голубых камней (даров любовных)  Стоит, как склеп, тайник безмолвный пола,  Под самый свод набитый лепестками.  И вновь - рассыпающийся желтый жемчуг  И чаши глиняные, на которых  Доподлинные их изображенья,  Зеленые осколки ваз для мазей,  Цветами пахнущие, и фигурки  Богов в домашнем тесном алтаре.  Разорванные пояса и геммы,  Изображения огромной плоти,  Смеющиеся рты, танцоры, пряжки  Из золота, похожие на луки,  Звериные и птичьи амулеты,  А также иглы длинные и утварь,  И круглый черепок из красной глины,  На нем - как надпись черная над входом -  Коней четверка, рвущаяся вдаль.  И вновь цветы, рассыпавшийся жемчуг,  И стройной лиры мягкие изгибы,  И вдруг мелькнул в тумане покрывала,  Из куколки башмачной появившись,  Изящной щиколотки мотылек.  Так и лежат, набитые вещами, -  Игрушками, камнями, мишурой,  Разбитой вдребезги - всем, чем угодно,  Темнея медленно, как дно реки.  Они и были руслом...  В их волны быстротечные сверзались  (Спешившие к последующей жизни)  Тела влюбленных юношей не раз  И бушевали в них мужей потоки.  А иногда со скал высоких детства  К ним скатывались мальчики на дно,  И здесь играли весело вещами,  Пока их не сбивала с ног стремнина.  Тогда, заполнив плоской и прозрачной  Водой всю ширь широкого пути,  Они взвивали в нем водовороты  И берега впервые отражали  И птичьи клики - но врезалась ночь  Тем временем звездами в небосвод,  Его раскалывая попалам.
    1. В последнем пункте я хочу рассмотреть вопрос, который может показаться частным, но мне он кажется хорошим примером работы ЭФИ. Это вопрос о роли юмора. Начнем с улыбки, потому что сказать о ней легко. Подлинная улыбка обычно теплая, она вовлекает людей вокруг. В ней отражается доброжелательное отношение к миру и к людям. В литературе, как художественной, так и психологической, говорится о том, как участвуют в ней губы и глаза (внешние уголки глаз, нижнее веко – [4, с. 110]). Все мы обычно хорошо умеем считывать такую улыбку, она важный компонент в социальных взаимодействиях. Все понимают, чем она отличается от всяких других улыбок, усмешек, ухмылок: насмешливых, самодовольных, садистских, гопнических и так далее. Тут вряд ли нужен большой интеллект. Однако улыбка – это сообщение миру о своем отношении. Мимическое сообщение тоже может быть произвольно, почти как речевое. Люди с высоким ЭФИ не просто улыбаются, они умеют улыбаться. (Это, впрочем, находится на стыке с эмоциональным интеллектом).
    2. экзистенциально-феноменологический интеллект решает сложные задачи отношения к миру. Например, когда имеет смысл не обращаться к миру, а убежать от него, что тоже иногда оказывается совершенно необходимо. Умение поставить нужную преграду между собой и миром в нужном месте, а другом месте не ставить. Умение отстраниться от мира, особенно от коллектива и социальности – это зачастую вопрос сохранения своей субъектности и подлинности. На всякий случай иногда полезно отстраниться даже от очень хороших коллективных практик. Отстраняясь, ты оказываешься в одиночестве, и это поначалу больно. Но зато ты восстанавливаешь свою свободу, что позволяет затем присоединиться к другим уже осмысленно. Например, иногда важно помочь другому, а иногда важнее не помогать, потому что другому может быть нужна свобода, в том числе от тебя. Понять, что лучше из многих вариантов – это тонкое техническое умение, оно развивается через феноменологическое эпохе, через отстранение от непосредственных целей и даже от самого себя. Чем-то это сродни буддистскому пониманию иллюзорности желаний. На родство феноменологии и буддизма очень правильно указывал Ф. Варела
    3. Феноменологический анализ – трансцендентальный метод. Это означает, что он ставит целью выявление не моих личных особенностей, не того, что характерно для меня в отличие от других людей, а описание всеобщих законов мышления, того, что у меня со всеми людьми общего. Это не психология, изучающая факты, а философия, анализирующая условия возможности фактов, говоря словами Канта. И эти условия возможности одинаковы у всех людей, обладающих сознанием. Поэтому феноменологическое исследование себя, своего сознания (а нам доступно только собственное сознание) ведет одновременно к раскрытию нашей общности со всеми другими сознаниями. Конкретное содержание сознания у людей, конечно, разное. Но структуры, общие способы работы ума общие. Может быть, это на первых порах и не даст ощутимых плодов взаимопонимания, но даст их на более поздних этапах.
    1. Люди, которые приходят на занятия тайцзицюань, вначале заинтересованы в том, чтобы им рассказали и показали ЧТО нужно делать. Им кажется: для того, чтобы изучить тайцзицюань, следует освоить некоторый набор движений, упражнений, форм. Рано или поздно становится ясно, что тайцзицюань – не ЧТО, а КАК. Не действия, а - их подноготная.Не само движение - правильное или неправильное, сильное или слабое, длинное или короткое, а – внутренний смысл всякого движения, который проявляется даже тогда, когда движение отсутствует.Не количество знаний, а - Знание в единственном числе, способное воплотиться в любых формах, в любых действиях. Когда мы понимаем это, изучение тайцзицюань становится тем, чем и должно быть – наукой о человеке, искусством пребывания в мире.
    1. Мы говорим себе: "Я маленький человек, от меня ничего не зависит, буду жить для себя". Но любой человек – это целый мир и от всех зависит всё. Индийцы говорят: "Когда срывают травинку, вздрагивает вся Вселенная". В обществе все держится на балансе, и каких людей станет больше, пусть даже самых маленьких и незаметных, в ту сторону и склонится огромная тяжелая чаша весов.
    1. Будто лежа он стоит, высок, Мощной волею уравновешен, Словно мать кормящая нездешен, И в себе замкнувшись, как венок. Стрелы же охотятся за ним, И концами мелкой дрожью бьются, Словно вспять из этих бедер рвутся. Он стоит — улыбчив, нераним. Лишь на миг в его глазах тоска Болью обозначилась слегка, Чтоб он смог презрительней и резче Выдворить из каждого зрачка Осквернителя прекрасной вещи.
    1. Природа в целом все-таки обходится без того, без чего не обходятся люди: без спешного, суетливого, я бы даже сказал – панического заполнения пустоты пустотой. История идет своей медленной поступью так, как она идет; она вровень только с предельным усилием воли и разума, с неподдельной натурой человека – любовью.
    1. У Руми есть притча о рабе, которого шах послал в другой город с поручением. Раб сделал множество других дел, но забыл о самом главном и единственном задании. Так и человек часто делает многое, но упускает самое важное. Зикр напоминает о том, что действительно значимо.С психологической и практической точки зрения когда человек вспоминает о главном, его проблемы отчасти теряют остроту. Это не противопоставление духовного — земному, а способ включить каждое земное проявление в целостность. Зикр помогает обрести внутреннюю устойчивость, чтобы «доплыть до берега» без катастроф. Мы называем это «главное», которое мы вспоминаем, Богом, реальностью или истиной. Когда это состояние включается, все остальное становится менее проблемным.
    1. Живу мою жизнь в возрастающих кольцах, ЧтО явью вьЮтся насквОзь, Быть может, последний я, кто не добьётся, НО хочу, чтОб всё сбылОсь. Кружу возле Бога, вкруг Вежи* святой, ТЫсячелЕтья аз Есмь**; Не знАю ещЁ: сокол, вИхрь ли лихОй Или я – слАвная пЕснь.
  21. windeyes.livejournal.com windeyes.livejournal.com
    1. Общественные законы сейчас уже не могут срабатывать так, как могут сработать индивидуальные. Во всяком случае кажется все большие вопросы разрешаются сейчас не так законами общества как силами индивида.
    1. чтобы переживание вины не утратило смысла), требуетсянепрерывное поддержание высокого градуса социальной чувствительности —ориентированности на других, соотнесенности с другими, но не из потребностиполучить прощение, а из того опыта любви и боли, который Ясперс называет«причастностью».
    1. Что события могут совершаться И ТАК, без того, чтобы их понимали, не значит, что всё равно, пытаемся мы их понять или нет, или достигаем ли понимания их необъятности, — наоборот, от этой нашей попытки всё для нас зависит, хотя И СЕЙЧАС И ВСЕГДА СОБЫТИЕ СБЫВАЕТСЯ И ВСЕГДА БУДЕТ СБЫВАТЬСЯ И ТАК, без нашего согласия, санкции, разрешения или допущения, — если мы их не допускаем, нам же хуже.
  22. gadyuka.livejournal.com gadyuka.livejournal.com
    1. Цветаева писала: "главное... не успех, а успеть". Я когда-то тоже думала - успеть. Больше не думаю. Опоздавший на последний поезд обречен брести пешком, как-нибудь, докуда дотянет и покуда еще просто как-то тянет - ничего более. Это свобода быть в этом моменте, не в прошлом и не в будущем, ни о чем не жалея, никуда не стремясь. Ты можешь останавливаться в любом месте по дороге и долго рассматривать заснеженные ёлочки близ обочины. В конце концов это важнее, чем конечная точка, в которую ты едва ли попадешь, да это уже и неважно. А вот ёлочки - да, ибо только они составляют самую ткань твоего каждодневного бытия, каждодневного перебирания лапками по дороге. В этом нет ни сюжета, ни связи, ни цели. Только голос сердца, который создает этот поток жизни.
    1. А медленность нужна для смирения, она и есть форма смирения: торопящийся самонадеянно стремится обогнать время или хотя бы совпасть с ним в скорости, уложиться в него. Ишь, какая гордыня. Медлящий прекрасно знает, что всё равно не успеет, и принимает это.
    1. Я наелся, я в тепле, мои близкие тоже одеты и сыты, и есть деньги, чтобы пойти и купить питание в магазине. Это иллюзия досуга, мысли, теории. В действительности происходит обман, потому что вдали от моего ленивого тела машины и люди для сохранения этого моего состояния врезались в вещество, ножи в тела быков и коров на скотобойне, стальные трубы в тюменское болото, свинец и сталь в тела других людей, которые покушаются на устройство нашего общества, рвут вещество необратимо, в манере, за которую придется дорого платить, и мне конечно в том числе. В мнимом философском досуге я просто отодвинул в пространстве и времени от себя вещество, собственно немного и ненадолго. Мне скоро оно о себе напомнит. Лучше будет поэтому, если я сам поскорее обращу внимание на себя, на свое тело, и прежде всего на свою мысль, от которой я бегу, когда занимаюсь «теоретизированием» о «проблемах»: чем плотнее я ими занимаюсь, в академическом предприятии, тем больше затаптываю свою мысль, которая едва уже смеет поднять голову. Академическое проблемы и еда мои узаконенные цивилизацией наркотики, объем и массовое распространение которые гораздо больше чем у не узаконенных цивилизацией наркотиков.
    1. «Мы — лицо того неведомого мира, который хочет выразить себя через нас. Часто та радость, которую мы ощущаем, относится не к нашей личной биографии, а к земле, из которой мы вышли. Порой мы чувствуем, как нас переполняет печаль, словно мгла расстилается над землей. Пытаться подавить в себе это чувство — ошибка. Правильнее было бы понять, что оно рождено скорее нашим телом, чем сознанием. Лучше всего подождать, пока эта туча пройдет — она торопится куда-то еще. Мы слишком легко забываем, что у нашего тела есть память, которая сформировалась до нашего сознания и жила своей жизнью, прежде чем мы приняли свой теперешний облик. Современные лишь с виду, мы по-прежнему принадлежим древности, мы — братья и сестры, вылепленные из одной глины. Каждого из нас озаряет своя часть тайны. Чтобы по-настоящему стать собой, человеку необходимо древнее сияние других людей»
  23. windeyes.livejournal.com windeyes.livejournal.com
    1. Восприятие все больше без впечатлений, какое-то нутряное: токи, брожения - не отражения, не картинки - в нем все актуальнее такое, как вскользь/легким касанием/не настаивая/не отстаивая/по ходу. А достижения/ожидания/выходы/входы - глохнут
    1. или вот, например - кто-то угощает водой,кто-то вином и хлебом,кто-то угощает огнем - зажигает пламя,подкидывает дров в костер,зажигает щепку,протягивает тебе - на конце пляшет огненный цветок,к небесам поднимается дым - угощенье не хуже прочиху огняв круге, где стаял снегв круге сугробовв круге лесапосреди миранаблюдая за бледным небомвращается звездное колесо,сансара вокругбездна времени под ногамипламя насытитдух и зрениекостер прогоритколесо сансары двинется дальшеесли смотреть из центране двигаясьэто очень красивооченьочень очень
    1. Свойственный (естественно-нерефлектированно) человеку эгоцентризм способен (не только ослеплять, но и) помогать видению. Так, шатаясь по свету, шатаемся мы вовсе не по периферии (собственного мира – другого и не видим), но переносим вместе с (неотменимым) собой центр, и, пусть хоть ненадолго, любое пространство получает значение центрального и начинает стремительно насыщаться вниманием. Начинает быть видимым.
    1. Смерть есть именно тот нож, который вырезывает живые формы, оформляет их. А если еще присмотреться - это та самая сила, из которой происходит интеллект. Он прорезается из прежних, смутных форм, - в механике силлогистики, в правилах логики, в комбинаторике, - и получает законченные формы. Смерть вырезает из небытия нужную нам эволюцию, нужный нам интеллект.
    1. Мысленного огня властелин, о Титан златобраздый. Царь светодатец, внемли, о владетель ключа от затвора Животворящей криницы, о ты, кто гармонию свыше Льешь на миры матерьяльные вниз богатейшим потоком! Трон твой превыше эфира, он в центре всего мирозданья, Самое сердце вселенной - твой круг светоносный, отколе Промысел твой, пробуждая умы, наполняет пространство. Вечное пламя твое окружили, как пояс, планеты Свой хоровод без конца и без устали водят вовеки, Вниз посылая на землю частицы, что жизнь порождают. Кружите по небу вы, неуклонно назад возвращаясь. Следуя вам, по порядку и Оры сменяют друг друга. Смолкли раскаты стихий изначальных в их сшибке взаимной В пору, как неизречимый родитель явил тебя миру, Даже и хор несгибаемых Мойр пред тобой отступает. Стоит тебе пожелать - и, тебе угождая, изменят Нить неизбежной судьбы, столь силен ты, и столь ты державен. Только от вашей цепи, со стези вашей богопослушной Явится царственный Феб с божественной песнью кифары - Тотчас улягутся бурные волны людского смятенья. В блеске твоем, отвращающем зло и дарующем ласку. Вырос Пэан и свое ему благо добавил - здоровье, Всеисцеляющей полня гармонией космос широкий. В песнях тебя прославляют отцом Диониса великим, Аттисом также эвойным в чащобах лесных величают, Нежным Адонисом в гимнах тебя прославляют иные. Быстрый твой бич устрашает и демонов, к людям злотворных, Диких губителей, что насылают на бедные души Порчу, чтоб души людские средь шума житейской пучины Страждали вечно под бременем тела, любя это иго. Отчий чертог позабыв, сияющий в высях небесных. Демон счастливый, венчанный огнем, из богов наилучший, Всепородителя-бога подобие, душ возводитель, Внемли! Очисти меня навсегда и от всех заблуждений, К слезной мольбе преклонись, избавь от позорящих пятен, Прочь от страданий сокрой и смягчи быстрозоркое око Дики-богини, что взором своим проникает повсюду! Зло отвращающей будь нам подмогой надежной вовеки! Свет многосчастный, священный душе моей вечно являя, Мрак разгони ядовитый, ужасный, губительный смертным, Телу же бодрость пошли и дар наилучший - здоровье, Дай мне и добрую славу стяжать по обычаю предков - Муз пышнокудрых, прекрасных почтить дарами достойно! Прочное счастье пошли, коль мое благочестие любо! Если захочешь, то дай, о владыка, - ведь с легкостью можешь Все, что желаешь, свершить, - беспредельно могучий и властный! Если же звезд веретена в своем круговом обращенье Нити такого несчастья несут - о будь мне защитой! Сам это зло отврати ударом своим всемогущим!
    1. тропы Агриппы. Первый троп — о разноречивости. Он свидетельствует о том, что существует огромное разнообразие философских систем, люди не могут договориться и найти истину, отсюда следует, что если до сих пор нет согласия, то нужно пока воздерживаться от суждения. Второй троп — об удалении в бесконечность. На основании его скептик утверждает, что чтобы доказать что-нибудь, нужно базироваться на утверждении, которое должно быть также доказано, оно должно быть доказано на основе опять какого-нибудь утверждения, которое в свою очередь также должно быть доказано и т.д. — уходим в бесконечность, т.е. мы не знаем, откуда начать обоснование; воздерживаемся от суждения. Третий троп называется "относительно чего", при котором подлежащая вещь кажется нам той или иной по отношению к судящему и созерцающему предмет. Судящий о предмете является в одно и то же время субъектом и объектом познания. Когда мы о чем-нибудь судим, то вмешиваемся в процесс познания, поэтому мы не можем судить о предмете самом по себе, т.к. он сам по себе не существует, а существует только лишь для нас. Четвертый троп — о предположении. Если философ желает избежать удаления в бесконечность, то он догматически предполагает, что некоторое положение является истинным само по себе. Но скептик не соглашается на такую уступку, считая, что это именно уступка, положение принимается без доказательства и поэтому не может претендовать на истину. Пятый троп — взаимодоказуемости, который гласит, что чтобы избежать бесконечности в доказательстве, философы часто впадают в ошибки взаимодоказуемости. Одно положение обосновывают при помощи другого, которое, в свою очередь, обосновывается при помощи первого.
    1. Тревожное, сквозное, светлое южное осеннее тепло, долгая, обстоятельная история сквозняка сквозь поредевшие акации изгородей, вдоль неостывших убранных садов, вдоль пустых и живых без людей улиц, на которые кое-откуда еще выдвигается нависающий виноград, а за забором спелая кукуруза на пожухлой ботве. Минута взвешенной полноты, когда миру ничего не нужно, он тайно счастлив в ветреной тишине.
    1. Свобода правит в просторе, возникающем как просвет, т. е. как выход из потаенности. Раскрытие потаенного, т. е. истина — событие, к которому свобода стоит в ближайшем и интимнейшем родстве. Всякое раскрытие потаенного идет по следам сокровенности и тайны. Но прежде всего сокровенно и всегда потаенно — само по себе Освобождающее, Тайна. Всякое раскрытие потаенного идет из ее простора, приходит к простору и ведет на простор. Свобода простора не заключается ни в разнузданности своеволия, ни в связанности с абстрактными законами*. Свобода есть та озаряющая тайна, в просвете которой веет стерегущий существо всякой истины покров и из-за которой этот покров кажется утаивающим. Свобода — это область судьбы, посылающей человека на тот или иной путь раскрытия Тайны**.* Иррациональное своеволие и рационалистическая скованность оказываются одинаково далеки от исходной свободы.** Т. е. свободу впервые дарит «просвет» бытия.
    1. В человеке – все времена, и чем дольше он живёт, тем всё более все. Настолько, что течение времени как таковое становится ему в конце концов ненужным.
  24. windeyes.livejournal.com windeyes.livejournal.com
    1. интересный феномен, который называется стохастический резонанс. Если имеется некая бистабильная система, то слабые воздействия не могут перебросить ее из одного состояния в другое, но если на нее накладывается "белый шум", то иногда достаточно слабого воздействия, чтобы произошел резонанс и произошло одномоментное "переключение".В сегодняшних условиях повышенной нестабильности такие переключения происходят у нас на глазах.
    1. Легче держаться,если находишься в равновесии.Легче принять любую форму,если не еще не застыл.Тонкое и прозрачное растворяется без остатка,нежное и податливое легко проникает повсюду.Коснись того, чего еще нет,измени то, что еще не противится.Из горстки семян      появляются целые джунгли.Из туманной мечты      вырастает невиданный город.Путь твоей жизни      начинается с первого шага.Точный расчет не поможет,крепкая хватка не удержит,но то, что не поддаетсяопределениям и расчетоми есть путь неизбежной свободы.Полюбивший свою мечту,      никуда не уйдет от потерь.Полюбивший текущий неведомый мир,      не утратит его никогда.Люди сначала ищут дела,а потом мечтают их поскорее закончить.И так продолжается до конца.А для того, кто не занят ничемлюбое дело прекрасно само по себе.Он не ценит стремления,он не копит знания,он не видит смысла в усердиион не принуждает и не отталкивает.И тогда он останавливается в изумлении,перед тем,мимо чего прошли мириады людей.И тогда он живет,не заботясь о грядущем исходе.
    1. Чаще всего ко мне приходят люди, которые заранее представляют - хотя бы в общих чертах - что именно должно происходить на занятиях тайцзицюань или цигун. С медитацией сложнее: время от времени на эти уроки по ошибке попадают люди, для которых само слово «медитация» имеет другой – непостижимый для меня - смысл. Так, неделю назад к нам пришла девушка, которая первым делом спросила: «Почему все сидят и нет музыки?» А когда я извинился и ответил, что музыка и танцы не предвидятся, сокрушенно покачала головой и сказала: «Что за медитация у вас такая… ничего не понимаю». Ещё сложнее с теми, чьи ожидания не оправдываются, поскольку ожидают они сильных ощущений, а не практики. Я не хочу сказать, что сильных ощущений в практике не бывает. Бывают, и ещё какие! Но сильные ощущения никогда не были и не будут ЦЕЛЬЮ практики, и у меня - как преподавателя - нет никакого резона намеренно их провоцировать. За последние 30-40 лет в области изучения «внутренних искусств» сложились две основные тенденции, друг с другом почти не пересекающиеся: я бы условно назвал их – «практика впечатлений» и «практика изменений».
    1. От ЕСТЬ мы отпали в ДОЛЖНО БЫТЬ, как ученик Аристотеля Александр Македонский полнотой мира жил как своей главной мыслью, но перестал видеть полноту мира как то, что уже есть, и вообразил ее под ДÓЛЖНО, достижимой, как только эллинская армия, перейдя Ганг, пройдет небольшое оставшееся расстояние до берега океана и, значит, до последнего края всего круга земель.
    1. 'Предлагается исследовать глубокие философские и метафизические аспекты утверждения: “Одни нули круглее других”. Это утверждение служит отправной точкой для изучения природы пустоты, бесконечности и взаимосвязанности, предполагая, что даже в том, что кажется однородным, существуют тонкие степени отличия. При объединении математики, метафизики и таких понятий, как число Пи, это исследование направлено на понимание тонкостей взаимодействия формы, бесформенности и восприятия. В исследовании также рассматривается, как подобные идеи могут повлиять на современную науку и человеческое понимание реальности.'Martin T. Bosne, Some Zeros are More Round Than Others, 2025
    1. Тепло не будет, будет горячо.А может вихрь с просторов ледовитыхпридет, осколков полон ядовитыхи прочей не антропоморфной свиты.И вороном присядет на плечото слово, что грустнее не бывает,что может быть совсем не убивает,но делает навечно не при чем.Тогда прислушайся, кто шепчет изнутри?Подталкивает будто: «Ну, смелее!Еще шажок, теплей, еще теплее,пусть черный флаг полощется на рее,и смотрят на тебя глазницами нули,удача с нами, мы и есть удача,её несем, за пазухою пряча,дыхание считая: «Раз, два, три...»
    1. Плотин говорил, что человек рвется к практике, когда слабеет для видения (для настоящей мысли) и оно уже не может наполнить его из-за ἀσθένεια его ψυχής, психастении. Из-за недостаточной силы души мы срываемся, принимаем ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ решение: всё, теперь я буду вести себя по-другому; всё, я уже не буду доверять людям, они обманщики; всё, я начинаю действовать. За этой крутостью стоит на самом деле: хватит с меня риска мысли, опасности оступиться и поступить, теперь я буду не думать а следовать такому-то курсу. На самом деле конечно не удастся, начнется не курс а дрейф. Настоящий поступок только тот, в который мы нечаянно оступаемся из мысли. Сделать какое-то дело по-настоящему можно только не расставшись со свободой, т. е. с мыслью. Мысль и сама уже дело, и то, во что мы оступаемся из мысли, тоже поступок, дело. Дело без мысли перестает быть и делом, становится НЕ ДЕЛОМ.
  25. ivanov-petrov.livejournal.com ivanov-petrov.livejournal.com
    1. Комнатные цветы — порождение буржуазной эпохи, как и сервировка стола или иллюстрированные журналы. Все эти обычаи подразумевают, что эстетическое уже не внедрено в образ жизни как некоторый неизбежный его эффект, как красота или достоинство труда, или сословная честь, или профессиональное достоинство. Напротив, требуется как бы некоторая эстетическая подготовка к профессиональному действию: сначала рассмотреть картинку, потом начать читать текст; сначала полить цветы, а после приняться за работу…
    1. Бремя человеческой свободы для многих непереносимо. Но в любом случае, это выбор, который делает каждый. Отличие между человеком и животным или человеком и биороботом с ИИ, похоже, редко осознаётся. Между тем, от того, как человек отвечает себе на этот вопрос – пусть даже не вербально, а посредством выбора – зависит, чем становится его жизнь. Для тех, кто отрицает свободу, её в самом деле нет; те, кто думают, что отличаются от умных животных, не понимая, в чём состоит это отличие, пребывают в иллюзиях.Недавно мелькнула картинка, раскрывающая эпизод с искушением Евы. Выбор всегда реален, и всегда этот выбор и определяет, кем мы являемся в действительности. Ева соблазнилась земным, Адам предпочёл бегство в иллюзию, не будучи готовым принять себя, Он захотел выглядеть лучше, «выглядеть» возобладало над «быть», и захотел он этого для себя. Так он отделил себя от реальности. Единство было нарушено, связь разорвана, в уме возник образ другой, несуществующей реальности, которую ум вынужден  был достраивать, латая несуразности, которые только множились от такой работы. А дальше начинают разворачиваться следствия выбора. Иллюзии требуют защиты, идеи нужно воплощать, материализовывать, за них нужно бороться, иначе они развеются как дым. И это всего лишь механика, где действительно нет свободы. И так продолжается до тех пор, пока выбор не будет отменён.
  26. Jan 2025
  27. ivanov-petrov.livejournal.com ivanov-petrov.livejournal.com
    1. Историк, лишенный литературного таланта, неизбежно фальсифицирует историю
    1. Когда люди не замечают,что ими управляют,они становятся простыми и податливыми.Когда люди видят,как их используют,они становятся уродливыми и злыми.Беды и несчастья — вот что рождается      от благополучия и самодовольства.Удача и счастье — вот что рождается      от беды и безнадежности.Но как они превращаются друг в друга,где эта незримая граница      между добром и злом?Правило постепенно превращается      в исключение,истинное и доброе      обманывает и убивает.Но ты сам обманываешь себя,пытаясь удержаться на призрачной опоре.Вот почему запреты ничего не значат —      они сами себя запрещают.Вот почему умеренность универсальна —      она открывает глаза.Вот почему терпимость необходима —      она не дает разорвать тебя на куски.Вот почему твое сердце чисто —      ему ничего не нужно.
    1. Я не хочу никому ничего доказать. Это бывает от убожества. Я с самого начала УЖЕ БЫЛ молчалив и задумчив. От молчаливой задумчивости — всё. Это я только потом уже стал хлопотать. Догонять. А не надо было. Страх выгонял из тайников.Тяжелое отравление мнениями. Еще худшее — императивами. Мы втайне успеваем «просчитать» возможные последствия наших мыслей, решений и действий раньше, чем осознаем. Расчеты идут в том полутемном пространстве, в котором Платон помещает математику. Такой расчет всегда просчет. В нём нет ни его же побудительной причины, она начисто вытесняется, ни учета всё равно принципиально неучитываемых вещей. Всех, которые не на месте, а сами и есть место.
    1. Я вижу мезозойские лесаИ странных тварей слышу голосаВ тот час, когда скрывается на отдыхБольшое солнце в перегретых водахИ в раскаленных тысячах частицПеска отражено его сиянье…Но затихает к вечеру порханьеВ густых ветвях тяжелых первоптиц,И папоротники, и кисти хвои,Хвощей стволы и пальм резные ваиКачаются, покой лелея свойИ сны без сновидений навевая.О век роскошной зрелости земной,Как дивно ты встаешь передо мной!Но уж тогда, заморыш и калекаСредь гордых гадов, — предок человека,В расщелинах могучих скал таясь,Со сладким злом спознался в первый раз.Ноябрь 1942
    1. Если что-то узнал,другим не расскажешь.Если начнешь говорить —безусловно обманешь.Ничего не хватать,ничего не терять,никуда не бежать,ничего не искать,достичь гармонии в своем сиянии,понять, что все в жизни стоит друг друга,вот что значит достичь совершенного единства.Как будтоне достигнешь его      не утратив сочувствия;не достигнешь его      не утратив равнодушия и грубости;не достигнешь его      не утратив стремления к добру;не достигнешь его      не утратив зависти и злобы;не достигнешь его      не утратив восхищения перед великим;не достигнешь его      не утратив презрения к ничтожному.И получив это, поймешь,      что это — сокровище.
    1. Великие верующие верили от интенсивности жизни, от переполняющей любви: надо было рваться вверх, чтобы не разорваться от этой переполняющей любви. А мы не то что Бога не замечаем, но не замечаем даже изобильных сил природы. Особенно в нашем климате их легко не заметить, природа здесь скромна и таит свою упрямую мощь. А раз мы не верим в силы и стихии природы, неживой, и живой, и человеческой, то где нам поверить в Бога? Наш бог часто такая же бледная поганка, как мы сами, иссохшие в тесном затворе. Нигде нет такого простора, как у нас, и нигде, наверное, люди так помногу не сидят в душном помещении и так не любят обязательно закрывать двери и форточки.
    1. Говорят: мир существовал всегда. В этом ответе есть что-то неудовлетворительное: откуда взялось всегда? Откуда взялось время, в котором мир мог бы всегда находиться? Время появилось после Большого взрыва? Но опять же, для него как первопричины нашего мира должны были уже существовать необходимые условия. Еще одно объяснение: бытие более вероятно, чем небытие. Допустим, но как возникли эти вероятности? Насколько более «рациональной» и «вероятной» кажется такая картина (то есть ее отсутствие): ничего нет. Абсолютно ничего. Неоткуда было взяться существованию, его и нет. Некому задавать трудные вопросы о том, откуда оно взялось. Однако вместо этого перед нами огромный мир — с этим не поспоришь. Допустим даже, что он иллюзорен. Но ведь нельзя сомневаться, что сама иллюзия существует. Если это не чудо, то что тогда можно назвать чудом? «Мистическое не то, как мир есть, но то, что он есть» (Л. Витгенштейн. Логико-философский трактат). Факт существования мира должен вызывать трепет и смирение: несмотря на все успехи науки и других форм познания, мы и понятия не имеем о сути происходящего.
    1. Настоящее изменение — это которое нельзя запланировать; которое не нами устраивается; которое приходит исподволь, вдруг; как сон; о котором все по-настоящему мечтают. От крупицы которого, невидимой, меняется незаметно, но неостановимо, весь мир, как от веры с горчичное зерно передвигаются горы. Ради крошечной крупицы такого изменения стоит постараться. И самая большая работа, работа обращения внимания, от ужаса которой человек очертя голову, в панике бросается к ворочанию гор, — только в таком паническом активизме горы как раз не переворачиваются, — самая большая работа это мысль, настоящая, вещь почти невозможная, редчайшая, о которой я сам говорю понаслышке.
    1. Чтение – наверно, единственная деятельность (по крайней мере, в моём опыте), в которой возможно двигаться по нескольким дорогам одновременно, попирая геометрию, стереометрию и логику со здравым смыслом, в разные стороны (это такая разрастающаяся объёмность). И если писание (особенно – о книгах) – тоже разновидность чтения, то возможности такого движения создаёт и оно.
    1. Лейбниц не видел зла от видения возможности добра, не глядел на зло, которое для него не существовало. Зло — недостаток добра: нашего, моего, смотрящего. Не смотри. Оно не существует. (Мои 2–3 минуты прозрения в добро.)
    1. Мы идем между двух огней, вернее между двух блефов, одним — иллюзией объективной работы со словом, реально «словом» называют лексику, другой блеф «концепций», на деле умственных конструкторов, когда человек надеется, что если он назвал что-то глобальное, то хотя бы глобус у него в руках, но и глобуса нет; ничто не умеет быть таким пустым, как лексика.
    1. Мысль можно определить так: она то, что может выйти из себя, всегда стать другим, — не смениться другим, а сама мысль станет ДРУГИМ. Мысль это то, что опасно вдруг, внезапно открывается другому.
  28. ivanov-petrov.livejournal.com ivanov-petrov.livejournal.com
    1. Картина мира всегда неполна. И нет шансов, что она когда-нибудь станет исчерпывающей, белые пятна останутся. Но вопрос про картину мира можно задать иначе: насколько она правдива? И тогда речь будет идти не о полноте, а о похожести, об адекватности представлений реальности в целом. Голограмма с недостаточным разрешением может не слишком чётко отображать весь объект, и он будет узнаваем. А можно достаточно подробно вычленить какую-то часть, и в таком случае сбалансированного представления о целом не получится.Аналогичное смещение произошло и с современным мировоззрением. Постепенно фокус сместился от общего к частностям, и я не могу сказать, что сегодняшние представления о мире в целом точнее тех, что бытовали прежде. Прежде реальность была более узнаваемой.Из картины мира ушло понятие о высшем. В результате высшим стала жизнь как таковая. Проще говоря, на вершине иерархии оказались удовольствия....Сегодня в общественном сознании на месте представлений о высшем – слепое пятно.
  29. ivanov-petrov.livejournal.com ivanov-petrov.livejournal.com
    1. У меня такое чувство, что ни одно поколение в человеческой истории не будет столь серьезно озабочено вопросом спасения души, как непосредственно грядущие. Человек прошлого, как бы ни была охвачена его психика мистическим, был тем не менее плотно привязан к осязаемой реальности, казавшейся безграничной, а потому вселяющей надежду на обретение свободы и счастья через физическую экспансию. И только современный человек, которому наука и технологии показали со всей очевидностью всю ограниченность, конечность и скудность осязаемой реальности и не предложила ему ничего иного, кроме очевидно иллюзорной реальности цифровой, механической, совершенно контрчеловеческой, способен со всей страстью и серьезностью приняться, наконец, за душу.
    1. Чтобы подняться к понимаю. что такое правда, надо пройти сквозь нагромождения чуши, созданные естественными науками — эти отвалы естественных наук в гуманитарии. Науки не виноваты — они открывали свои истины, а отвалы завалили понятия, которыми оперирует человек. И эти отвалы надо разгрести, чтобы вспомнить, что возраст литературы измеряется не годами, а эпохами, а правда — это не соответствие физики и описания, а условие понимания происходящего.
    1. Если мы оступиться в поступок неспособны, то мысли нет, как мы никуда еще не идем, если нам гарантировано что мы не споткнемся.
  30. windeyes.livejournal.com windeyes.livejournal.com
    1. Самое сложное - как раз определить грань между "еще можно помочь" и "помогать бесполезно". Одни пытаются до последнего и выгорают дотла, бросая свою собственную жизнь в топку ответственности. Другие складывают лапки и умывают руки там, где дело небезнадежно и вполне еще можно было помочь. И каждый раз это приходится определять заново.
  31. ivanov-petrov.livejournal.com ivanov-petrov.livejournal.com
    1. На поверхности земли опоры - нет. Там лишь временное - трава и наши шаги. Зыбкая граница, обман. Поэтому, чтобы дотянуться до высокого неба надо врасти глубоко в землю. Умереть и быть похороненным. Потом прорастешь уже настоящим в памяти живущих тем, кем ты был на самом деле.
    1. Быть воином — значит слышать шаги Даои мужественно следовать за ним.Некоторые слышат Дао, но      то следуют ему, то нет.Но большинство просто насмехаются над ним.Но и тот, кто ни разу не засмеялся в лицо Даоне может быть настоящим воином.Поэтому прислушайся к этим словам:      свет не лучше тьмы;      победа не лучше поражения;      гармония не лучше хаоса;      высшая чистота не лучше бездонной грязи;      слава не лучше позора;      талант не лучше серости;      искать силу Дэ не лучше чем искать Любви;      стремиться ввысь не лучше,      чем на все наплевать.Черный Квадрат не имеет углов,Главное прячется где-то в Конце,голос Великого неслышно звучит,образ Великого нельзя уловить.Его не окликнуть, его не догнать,Но оно всегда рядом, и все, что рядом — оно.
  32. gadyuka.livejournal.com gadyuka.livejournal.com
    1. Снова все завалило снегом, покрыло сугробами и уставило ледяными торосами. Прохожие бредут по улице с трудом переставляя ноги, увязая, спотыкаясь и падая, всем своим видом демонстрируя, насколько жалок и беспомощен человек перед капризами стихии. Посюду заметны автолюбители, привычно-обреченно откапывающие свои машины, вооружась кто лопатой, кто метлой, кто щеткой. Зимой снег занимает все мысли, и все чаяния сосредоточены на том, чтобы он поскорее растаял. В картине заснеженных лугов с возвышающимися там и сям присыпанными белизной темно-коричневыми рощицами есть некоторое изящество, но слишком мало живописности и колорита, чтобы радовать взор продолжительное время. Это графика, а графика всегда лишь вспомогательное средство, не цель и не результат. Человек зимой лишь делает наброски и ждет весны, как начала основных художественных работ, плоды, квинтэссенция которых явятся в многоцветии ранней осени - извечный годичный цикл. И сколько стремительно ни развивались бы разнообразные технологии, из этого цикла, кажется, нет ниакого выхода.Ярких и разнообразных красок взыскует человек. Даже лето, сплошь зеленое, могло бы показаться ему скучноватым, если бы не великолепие цветущих растений, украшающих луга, и если бы не закатные небеса, переливающиеся сложными градиентами от лиловых и золотых, через нежно голубое к глубоким ультрамариново синим. Цвет несет с собой радость. Строгая графичность зимы - меланхолическую созерцательность, как бы отрешенность от мира. Зимой особенно остро хочется отправиться в монастырь и затвориться там до скончания века. Не случайно такой уместной и единственной правильной выглядит сцена несения креста посреди заснеженного пейзажа у Тарковского в "Рублеве". Он хоть и подсматривал, возможно, у Брейгеля, но образ зимы получился у него там едва ли не лучше. В солнечной же, текущей молоком и медом Земле Обетованной подобную сцену трудно себе представить достаточно убедительно, она скорее работала бы там каким-то увеселением, карнавалом. Больше подходит ей радостная и жизнеутверждающая "Грешница" Поленова, не смотря на кажущийся на первый вгляд драматизм происходящего - какие-то злые, по виду, люди, отчаянно жестикулируют и, видимо, громко кричат - в целом картинка излучает спокойствие и теплоту южного вечера. Никто не додумался бы вот так расслабленно сидеть на земле в тени смоковниц и вести неторопливые философские беседы в январе в северных широтах. А вот таскать на себе кресты с видом измученным и обреченным - это да, самое подходящее занятие, если не брать в расчет откапывание автомобилей.Немного скрашивает монохромный зимний пейзаж ясное небо, когда оно совершенно безоблачно, как сегодня, и лишь поднимающийся от труб парок добавляет к ровной голубизне красноватых акцентов. Как если бы кто решил раскрасить акварелью карандашный рисунок, начал сверху, но потом отчаялся и бросил. Есть в таком виде что-то недоделанное, оставленное на полпути, 中途半端 ("чю:тоханпа") - не живопись, не графика, не нашим, не вашим. Гораздо органичнее выглядит, когда небо закрашено блекло-серыми бесцветными тучами, тогда сразу понимаешь, что перед тобой лишь подготовительный рисунок, ни на что большее не претендующий.
    1. Энергия и способность (сила), достойная Бога, - это быть повсюду, и невыразимо наполнять небеса, наполнять также и землю, проникать во всё (вариант – вмещать всё – прим.перев.), не проникаясь ни кем (ни кто не может проникнуть в Бога, никто не может вместить Его – прим.перев.). Ибо не постигаем или не ограничен расстояниями и промежутками, но не описан и не ограничен ничем внутри. Ибо столь бескачественный, и безмерный (не имеющий величины), и бестелесный не испытывает претерпеваний чего бы то ни было.
    2. Энергия разумной души – это движение ума и замысел (размышление). Энергия – это движение сущностное, характерное природе, которая к самой себе относится, через которую [сущность] познается отличающейся сущностно от других [сущностей]. Энергия — это движение решительное (δραστική). Решительным же называется из себя самого движимое.  Энергией же мы называем каждой сущности природную способность и движение, без которой природа и не существует, и не познается. У разумных же есть разумение, у чувственных – чувствование, согласно которым и внешнее [по отношению к ним] постигают они естественно, и внешними распознаются. Пернатых – полет, водных – водный ход, пресмыкающихся – пресмыкание, ходящих – хождение, прозябающих – прозябание (растущих - прорастание). И собирательно сказать, знаменующую каждого природную способность (силу) мы зовем природной энергией, которой, единственной, лишенное – не существует. Ибо сущее – сущности некоей причастно, и являющей её природной способности - полностью причастно. Ибо логос истинно устанавливает границы сущих через их природные энергии. Энергия – это разумной души собственные движение и ума размышление. Энергия разумной души – это её жизнь согласно природе.
  33. Dec 2024
  34. ivanov-petrov.livejournal.com ivanov-petrov.livejournal.com
    1. маленькие шаги человека на дороге с довольно крутым уклоном вниз. фокус надежды в том, что на этой дороге под уклон встречаются другие люди. они встречаются вовремя. и с этими людьми нужно разделять совершенно конкретный этап личных трудностей — с целью ответственного и самостоятельного их преодоления. а не вываливать на них всю свою чернуху и грузло.очень медленно и постепенно люди такому обучаются. и так человеческая атмосфера очищается от груза.собственно, только для этого люди и должны делать такие шаги — результат скорее атмосферный, чем материальный. второе только после первого
  35. ivanov-petrov.livejournal.com ivanov-petrov.livejournal.com
    1. - Если Бог дал тебе УМ, то вдобавок статус, почет и внимание — уже явный перебор. Пусть их получат дураки, им, хоть, полегче будет жить.- Методом обратного инжиниринга: "умом" называют свойство психики, способствующее примирению с неудачами в построении карьеры после 40 лет
    1. Внутренний логос (внутренняя мысль) – это движение души в собственном рассуждении появляющееся без некоего высказывания вовне, поэтому часто, храня молчание, мы логос (мысль) в самих себе по порядку проходим, обстоятельно излагая, и в сновидениях обсуждаем. Согласно именно этому, конечно, разумны мы все, но не согласно тому, что высказываем мысль. Ибо те, кто из глухонемых, и те, кто из-за страданий и болезни звука лишены, - не менее разумны. Высказанная же мысль в звуке и в беседе имеет энергию.
    1. Как понятое и познанное, так же неизвестное, скрытое, несуществующее и немыслимое охвачены «логикой» (Витгенштейн) как именно такие. Они открыты именованию. Слово не описывает бытие и небытие, а отождествляет их с ними самими.
    2. Язык не отнимает у человека способность мыслить без языка, но усиливает ее, а то и вообще ее дарит. Избегая трудностей, можно было бы понять это в том смысле что язык тренирует мысль, исподволь научая ее обходиться без его опоры: слово, так сказать, постепенно доводит мысль до молниеносной бессловесной быстроты.
    3. Мы учимся не от звучащих слов, а от самих вещей. Только кажется будто учат слова; учит сама истина. Люди неприметливы; из-за того что между моментом говорения и моментом познания промежуток обычно очень мал и внутреннее научение сутью дела является почти одновременно с напоминанием говорящего, кажется будто учатся от слов того, кто напомнил.
  36. ivanov-petrov.livejournal.com ivanov-petrov.livejournal.com
    1. фантазия — это очень серьёзно. Фантазия — это когда ты обладаешь абсолютной истиной, но только вот тут, здесь и сейчас, вот для этого фотона, который родился и умер в тот же миг. И вопрос вообще не в том, истина это или не истина, а в том, какая истина проявилась в вашей Вселенной
    1. Реальная сила творчества неизмерима сознанием; сознание всегда следует за творчеством; стремление к сочетанию слов, а следовательно, к творчеству образов, вытекающих из нового словообразования, есть показатель того, что корень творческого утверждения жизни жив, независимо от того, оправдывает или не оправдывает сознание это стремление. Такое утверждение силы творчества в словах есть религиозное утверждение; оно вопреки сознанию.    И потому-то новое слово жизни в эпохи всеобщего упадка вынашивается в поэзии. Мы упиваемся словами, потому что сознаем значение новых, магических слов, которыми вновь и вновь сумеем заклясть мрак ночи, нависающий над нами. Мы еще живы -- но мы живы потому, что держимся за слова.    Игра словами -- признак молодости; из-под пыли обломков разваливающейся культуры мы призываем и заклинаем звуками слов. Мы знаем, что это -- единственное наследство, которое пригодится детям.    Наши дети выкуют из светящихся слов новый символ веры; кризис познания покажется им лишь только смертью старых слов. Человечество живо, пока существует поэзия языка; поэзия языка -- жива.    Мы -- живы.
    2. Все мифическое мышление сложилось под влиянием творчества языка; образ в мифе становится причиной существующей видимости; отсюда творчество языка переносится в область философии; философия в этом смысле рост и дальнейшее расчленение мифа.
    1. "Как небеса, твой взор блистает эмалью голубой...", "И не узнает шумный свет, кто нежно так любим, как я страдал и сколько лет я памятью томим. И где бы я ни стал искать былую тишину, все сердце будет мне шептать: люблю, люблю одну..."10 Искание вечной любви -- вот то чувство, которое заставляло Лермонтова обращаться к любимой женщине с просьбой "губить холодным взором" надежды. Боязнь и сознание, что каждая земная любовь преходяща, вместе с исканием в любимом существе отблеска Вечности, освобождаемого памятью из-под оков случайного и преходящего, -- все это сочетает у Лермонтова искание вечной любви с исканием любви у Вечности. Отсюда еще один шаг -- и любимое существо становится лишь бездонным символом, окном, в которое заглядывает какая-то Вечная, Лучезарная Подруга11 -- Возлюбленная...
    1. Куда мы летим? Какие пространства пересечем, улетая? Летя, улетим ли? Кто полетит нам навстречу?    И то тут, то там, подтверждая странные мысли, золотые точки зажигаются в небесах; зажигаются, сгорают в эфирно-воздушных складках земной фаты. Зажигаются, тухнут -- и летят, и летят прочь от земли сквозь бездонные страны небытия, чтобы снова через миллионы лет загореться. Хочется крикнуть минутным знакомым: "Здравствуйте!.. Куда летите?.. Поклонитесь Вечности!.." Все это совершается в недосягаемых высях. Скользнувшая в небе искра не оборвет нити разговора. Невольный вздох, может быть, вырвавшийся из груди, -- он один обнаружит, что душа не забыла, во что погружены картонные плоскости бытия.    Но когда молния сверкнет на безоблачном небе и над головой ужаснувшихся повиснет яркая пунцовая звезда, озарив огненным бредом побледневших, и потом тихо скользнет в сторону, рассыпая брызги искр, общий крик: "Метеор!.. Так низко!.." -- оборвет все нити разговора. Все чувствуют, что слишком близко совершилось вторжение Вечности, слишком ничтожны перед нею наши устои, способные лишь до времени укрыть глубину... Разговор возобновится, но все станут задумчивей.
    1. Символ и есть такое теоретическое построение, которое является принципом для нашей практики и даже для бесчисленного количества наших практических творческих переделываний действительности
    1. есть два вида мышления, причем существование каждого из них оправдано и необходимо для определенных целей: вычисляющее мышление и осмысляющее раздумье. Именно это осмысляющее раздумье мы и имеем в виду, когда говорим, что сегодняшний человек спасается бегством от мышления. Все же можно возразить: само по себе осмысляющее размышление парит над действительностью, оно потеряло почву. Оно не поможет нам справиться с повседневными делами. Оно бесполезно в практической жизни. И, наконец, говорят, что чистое размышление, стойкое осмысление «выше» обычного рассудка. В последней отговорке верно только то, что осмысляющее мышление само не получается, впрочем как и вычисляющее. Для осмысляющего мышления подчас необходимы высшие усилия. Оно требует более длительного упражнения. Для него нужна еще более чуткая забота, чем для любого другого настоящего ремесла. А еще оно должно уметь ждать, как ждет крестьянин, взойдет ли семя, даст ли урожай. И все же каждый может выйти в путь размышления по-своему и в своих пределах. Почему? Потому что человек — это мыслящее, т.е. осмысляющее существо ⓘdas besinniiche Nachdenken — «думание вслед за чем-то (после чего-то)».. Чтобы размышлять, нам отнюдь не требуется «перепрыгнуть через себя». Достаточно остановиться на близлежащем и подумать о самом близком: о том, что касается каждого из нас — здесь и сейчас, здесь, на этом клочке родной земли, сейчас — в настоящий час мировой истории.
    1. Язык не такая система, которую кто-то мог бы просто даже определить. Я считаю, что сейчас лингвистика не имеет возможности без тавтологии сказать, каким образом открытый по своему значению, т.е. допускающий разные толкования знак способен точно очертить свой предмет. В языке есть много областей, которые можно рационализировать, но в своем существе он структура, ускользающая от сознания. Язык важен своими приемами, которые интереснее чем мы можем понять не только при первом подходе, но и в конце долгих усилий.
    2. С авторитетом дело обстоит вовсе не так, что на одном и том же языке поэт выражается образцово, а обыденный человек нет; кстати, часто бывает как раз наоборот. И не так что язык поэта лучше чем язык любого прохожего, язык племени, простонародный. Язык поэта, как бы он ни был неправилен и беден, в большей мере язык, а выпав из его рук, он исподволь катится к терминологической системе, становится всё больше средством «выражать уже готовую мысль», а не «создавать ее» (Потебня). Авторитет языка рушится. Казалось бы, поэт дальше всех от практики, от техники. На самом деле это он обеспечивает все области культуры способом понимать друг друга и самих себя. Без него множатся бесчисленные информационные системы, тающий авторитет языка заставляет с риском чудовищной инфляции называть языком и приписывать статус слова тому, что перестает быть даже лексикой, не стоит без информационной поддержки, служит функцией других ценностей, в свою очередь по-разному проблемных. Поэт, задолго до признания его языковым авторитетом восстанавливая авторитет языка и слова, падшего и тусклого, делает вне сравнения больше для успешного функционирования информационных систем чем специалист программист. Один поэт умеет восстановить значимость тому, что брошено на ветер.
  37. ivanov-petrov.livejournal.com ivanov-petrov.livejournal.com
    1. Любое специальное наклонение в сторону, хоть выпячиваемой, надсадной правдивости, хоть нарочной, до кривляния, "сказочности" ("но мы-то знаем, что всё это неправда") — портит мир текста, уничтожает его в демиургическом смысле. Текст должен быть правдив сам в себе, перед самим собой. Его не нужно ни подтаскивать под реалистичность, ни выталкивать из неё. Одинаково портят текст как механистические скрупулёзные стилизации "под старину", так и разудалые кривляния в обратную сторону. Правдивый текст — это текст, следующий собственному внутреннему закону. Он может быть похожим на реальность, может непохожим, может быть сюрреалистичен. Он создаёт другую реальность, и ей неважно, как она соотносится с нашей. И читателю, который туда вошёл — тоже неважно. Если кто-то обманулся и принял ту реальность за эту, ну... бывает. Книги вообще опасная вещь. Странно было бы, если бы то, что сделано из слов, которые вообще очень опасная вещь, было бы безопасным. Чем сильнее книга, тем она больше может. Можно учиться обращаться с опасными вещами, а можно писать и читать слабые книги. Впрочем, они же тоже опасны, но по-другому. Мир вообще очень опасная штука. Даже не знаю, что с этим делать.
    1. СИМВОЛ — особый знак, представляющий собой  чувственную или духовную реальность, которая понимается не такой, как она существует, а в более  широком и общем смысле. Структура символа характеризуется как  тождеством, так и различием смысла и образа. С одной стороны,  символ уже своей внешней формой указывает на выражаемое  содержание. Так, символ  справедливости — весы — нельзя заменить чем попало, например  колесницей. С другой стороны, символ (как и любой знак) не должен быть полностью адекватным своему  значению. Понятие «справедливость» можно символизировать не только весами, так же как весы могут  употребляться в качестве символа  нескольких значений. Символ  допускает некоторую двусмысленность, неопределенность, непонятность. Это загадка, которую надо  разгадать; символ всегда ведет к  неизведанному. Символы через посредство образов, оставаясь конечными,  единичными предметами, выражают некоторую бесконечность. Речь идет о чрезвычайной обобщенности и  насыщенности символа. Так,  математические символы представляют обобщенную структуру  бесконечного числа единичных явлений. Без символа не существует подлинного искусства. Образ, отточенный до символа — таково средство  художественного обобщения. Особенности символизации выражаются на  примере «смыслообразов» античной философии. «Вода» Фалеса,  «воздух» Анаксимена, «огонь»  Гераклита — обладают всеми чертами  символа. С одной стороны, эти образы даны как нечто конкретное,  наглядное и непосредственное, а с другой — они несут неисчерпаемую  смысловую нагрузку, выражая целую  систему абстрактных идей (идею единства мира, принципы вечной изменчивости всего существующего и т. д.). Противопоставление и  сопоставление, определенность и  неопределенность, понятность и  непонятность, непосредственное и опосредованное — символ от  начала и до конца соткан из  противоречий.
    1. Когда все в Поднебесной узнают, что прекрасное - это прекрасное, тогда и возникает безобразное. Когда все узнают, что добро - это добро, тогда и возникает зло. И поэтому то, что порождает друг друга - это бытие и небытие (1), то, что уравновешивает друг друга - это тяжелое и легкое, то, что ограничивает друг друга - это длинное и короткое, то, что служит друг другу - это высокое и низкое, то, что вторит друг другу - это голос и звук, то, что следует друг за другом - это прошедшее и наступающее, и так без конца. Вот почему Мудрый живет себе спокойно, свободный от необходимости заниматься делами (2), действуя, руководствуется "знанием без слов" (3). Вся тьма вещей существует издавна, но их существо- ванию нет начала. Рождаются, но не пребывают, действуют, но не надеются на других, добиваясь успеха, не останавливаются на этом. Ведь только тот, кто не останавливается, ничего не теряет
    1. Птицы не ОРИЕНТИРУЮТСЯ по звездам, как говорят орнитологи, а они прямее участвуют в астрономии, они сами и есть звезды; строй косяка тут мимесис созвездий.
    1. Ты не знаешь по совести, что такое на самом деле слово, λόγος. Если мы договорились до того, что жизнь складывается вокруг странности, то странность же и слово, слышное пространство, она же и речь как луч. Или проще: не так ведь всегда было, что интимное в темноте оттуда диктовало, а всё развертывалось в меру открытия сторон странности. Слова, которые ты слышишь про себя, решают, тем более что ты не решаешься произнести их даже про себя и тем более написать.
    1. Исследуйте жизнь лучших и плодотворнейших людей и народов и спросите себя, может ли дерево, которому суждено гордо прорастать ввысь, избежать дурной погоды и бурь, и не принадлежат ли неблагоприятное стечение обстоятельств и сопротивление извне, всякого рода ненависть, ревность, своекорыстие, недоверие, суровость, алчность и насилие к благоприятствующим обстоятельствам, без которых едва ли возможен большой рост даже в добродетели? Яд, от которого гибнет слабая натура, есть для сильного усиление – и он даже не называет его ядом.
    2. на земле еще встречается местами что-то вроде продолжения любви, при котором то корыстное стремление двух лиц друг к другу уступает место новому желанию и алчности, общей высшей жажде стоящих над ними идеалов: но кто знает эту любовь? Кто ее пережил? Ее настоящее имя – дружба
    3. Сознательность представляет собою последнюю и позднейшую ступень развития органического и, следовательно, также и наиболее недоделанное и немощное в нем. Из сознательности происходят бесчисленные промахи, вследствие которых зверь, человек гибнет раньше времени – “сверх рока”, как говорит Гомер. Не будь смирительная рубашка инстинктов гораздо более могущественной, она не служила бы в целом регулятором: человечество должно было бы погибнуть от своих извращенных суждений и бредов наяву, от своей неосновательности и легковерия, короче, от своей сознательности; да, оно погибло бы, или, скорее, его бы давно уже не существовало! Прежде чем какая-либо функция образуется и достигает зрелости, она представляет собою опасность для организма: хорошо, если она на время как следует порабощается! Так изредка порабощается и сознательность – и не в последнюю очередь тем, что ею гордятся! Думают, что здесь и заключается сущность человека; устойчивое, вечное, последнее, изначальное в нем! Считают сознательность какой-то единожды данной величиной! Не признают ее роста, ее перебоев! Принимают ее за “единство организма”! – Эта жалкая переоценка и непонимание сознания приводит к весьма полезным последствиям, так как тем самым предотвращалось слишком скорое формирование его. Поскольку люди мнили себя сознательными, они прилагали мало усилий к тому, чтобы приобрести сознательность, - еще и теперь дело обстоит не иначе! Это все еще совершенно новая и впервые лишь предносящаяся взору, едва ли ясно различимая задача – органически усвоить знание и сделать его инстинктивным, - задача, открытая лишь тем, кто понял, что до сих пор нами органически усваивались лишь заблуждения и что вся наша сознательность покоится на заблуждениях!
    4. Все свойства человека, сознаваемые им, - в особенности, если он предполагает их явность и очевидность и для своего окружения, - подчиняются совершенно иным законам развития, чем те свойства, которые ему неизвестны или плохо известны и которые, вследствие их тонкости, скрыты от взгляда более утонченного наблюдателя и как бы прикрыты за кажущимся ничто, Так выглядит это в тонкой резьбе на чешуйках рептилий: было бы заблуждением предположить в них какое-либо украшение или оружие, ибо они видны лишь через микроскоп, стало быть, через искусственно усиленное зрение, отсутствующее у тех животных, для которых это могло бы означать нечто вроде украшения или оружия! Наши зримые моральные качества, в особенности те, которые мы считаем таковыми, идут своим путем, а вполне одноименные незримые качества, которые в наших отношениях с другими людьми не выглядят ни украшением, ни оружием, также идут своим путем, по-видимому, совершенно иным, - все с теми же линиями, тонкостями и резьбой, которые, пожалуй, могли бы доставить удовлетворение какому-нибудь божеству, обладающему божественным микроскопом. У нас, к примеру, есть свое прилежание, свое честолюбие, свое остроумие: весь мир знает об этом, - и, кроме того, у нас, вероятно, есть еще раз свое прилежание, свое честолюбие, свое остроумие: но для этих наших чешуй пресмыкающихся не изобретено еще микроскопа! -–И здесь друзья инстинктивной нравственности скажут: “Браво! Он. По крайней мере, допускает возможность неосознанных добродетелей, - нам и этого довольно!” – О, вы, довольные!
    5. проповеднику нового присуща та же “злость”, которая дискредитирует завоевателя, хотя она и обнаруживается более утонченно, без моментального перехода в мышечные реакции, и именно поэтому не столь дискредитирующим образом! Новое, однако, при всех обстоятельствах есть злое, нечто покоряющее, силящееся ниспровергнуть старые межевые знаки и старые формы благочестия, и лишь старое остается добрым! Добрыми людьми во все времена оказываются те, кто поглубже зарывает старые мысли и удобряет ими плодоносную ниву, - земледельцы духа. Но каждая земля в конце концов осваивается, и все снова и снова должен появляться лемех злого.
    1. Комедия собственных жестов. Они величественны и смешны, среди прозы повседневности душа вслепую разыгрывает свои вечные драмы.
  38. Nov 2024
    1. Человеку надо мало:чтоб искал и находил.Чтоб имелись для началадруг — один и враг — один…Человеку надо мало:чтоб тропинка вдаль вела.Чтоб жила на свете мама.Сколько нужно ей — жила…Человеку надо мало:после грома — тишину.Голубой клочок тумана.Жизнь — одну.И смерть — одну.
    1. Мы только знак, но невнятен смысл, Боли в нас нет, мы в изгнанье едва ль Родной язык не забыли. Затем что, если о людях Небесная распря горит, и грозно Луны проходят, глагол подъемлет И моря глубь, и реки должны Искать себе путь. Вне сомненья Только Единый. И он всегда Возможет путь обратить. Едва ль Ему нужен закон. И звучат лист и дубрава, и веют у горных Снегов. Ибо не всё Небесные могут. До бездны дойти Должно смертным. Потому и вспять оно обратилось, Эхо, С ними. Долго течет Время, но всё же свершится Истина.
    1. Присутствие — МЕСТО схватки, надрыва, потерянной полноты, неуловимого богатства, крайней нищеты. Я, человеческое существо на своем последнем дне — это чистое присутствие, оно же — бытие, оно же мысль.
    1. Ступает наша верапо тоненьким мосткам,а толпы напирают,треск слышен тут и там.Давно их Бог устроил,они стары как Бог.Но Сын его проверил –прочны для наших ног.
    1. соответствие между восьмью основными греховными страстями ("Лествица" Иоанна Синайского) и семью чакрами: 7. Гордыня обессмысливает седьмую, высшую чакру (сарасхара), венчая духовное падение человека. 6. Тщеславие ослепляет интуитивную чакру "третьего глаза" (аджна) 5. Уныние подавляет горловую чакру, связанную со словом и самовыражением (вишудха), лишая человека возможности молиться. 4. Печаль поражает четвертую, сердечную чакру (анахата) житейской суетой и попечениями. 4. Гнев - охватывает ту же сердечную чакру (анахата) снизу, лишая человека способности любить. 3. Сребролюбие овладевает третей, отвечающей за силу воли (манипура), подчиняя его заботам о будущем. 2. Блуд отравляет вторую, отвечающую за отношения, эмоции и творчество (свадхистана), лишая его страха Божия. 1. Чревоугодие мертвит первую, базовую чакру (муладхара), намертво привязывая человека к земле.
    1. Я среднего роста, гибок и правильно сложен, кожа у меня смуглая, но довольно гладкая, лоб открытый, в меру высокий, глаза черные, небольшие, глубоко посаженные, брови тоже черные, густые, но хорошо очерченные. Затрудняюсь сказать, какой формы у меня нос: на мой взгляд, он не вздернутый и не орлиный, не приплюснутый и не острый, скорее великоват, нежели мал, и слегка нависает над верхней губой. У меня большой рот, не слишком толстые и не слишком тонкие губы, почти всегда красные, а зубы белые и ровные. Мне как-то сказали, что подбородок у меня тяжеловат: я нарочно посмотрелся сейчас в зеркало, хотел проверить, так ли это, но решить не смог. Лицо не то квадратное, не то овальное, - какое именно, определить не берусь. Волосы черные, от природы вьются, притом изрядно длинные и густые, так что голова у меня, можно сказать, красивая. На моем лице запечатлелось выражение досадливое и горделивое, поэтому многие считают меня заносчивым, хотя качество это мне вовсе чуждо. Я подвижен, даже чрезмерно, и, разговаривая, слишком много жестикулирую. Вот что с полным чистосердечием я думаю о своей внешности, и, надеюсь, мое представление о себе недалеко от истины. Я буду и дальше рисовать свой портрет столь же правдиво, ибо долго изучал себя и теперь хорошо постиг: мне достанет и смелости, чтобы без обиняков перечислить кое-какие свои достоинства, и честности, чтобы, не лукавя, признаться в недостатках. Прежде всего должен сказать, что характер у меня меланхолический, и меланхолия эта так глубока, что в последние три-четыре года я смеялся не более трех-четырех раз. Однако она, мне кажется, была бы не столь тягостна и несносна, если бы проистекала только из свойств моей натуры; но у меня для нее столько посторонних причин и они так занимают мое воображение и переполняют ум, что чаще всего я погружен в задумчивость и молчу или отделываюсь ничего не значащими словами. Я скрытен с людьми малознакомыми, да и с большинством знакомых не слишком нараспашку. Отлично понимаю, что это недостаток, и по мере сил буду стараться его исправить. Но так как из-за всегдашней своей угрюмой мины я кажусь еще более замкнутым, чем оно есть на самом деле, а избавиться от насупленного вида, которым мы обязаны природному расположению черт, не в наших силах, то, боюсь, даже исправив свой нрав, я не смогу до конца изменить свою хмурую внешность. Я не лишен ума и говорю об этом напрямик, ибо зачем бы я стал прикидываться? Кто не может без экивоков и ухищрений перечислить свои достоинства, тот, мне кажется, под напускной скромностью таит изрядную толику тщеславия и этим своим умалчиванием весьма ловко старается внушить окружающим высокое мнение о себе. А вот я не хочу, чтобы меня считали красивее, чем я себя рисую, или приятнее нравом, чем изображаю, или остроумнее и рассудительнее, чем в действительности. Итак, повторяю, я не лишен ума, но и его портит меланхолия: хотя память у меня хорошая, особого беспорядка в мыслях нет и мне не чужд дар красноречия, но я так погружен в свои печали, что нередко изъясняюсь довольно несвязно. Беседа с достойными людьми - одно из величайших моих удовольствий. Я люблю, чтобы она велась в серьезном тоне и чтобы вопросы нравственности составляли главное ее содержание. Но я не враг и легкой беседы. Сам я редко говорю забавный вздор, но это не значит, что я не способен оценить изящную остроту или найти приятность в шутливой болтовне, в которой так отличаются люди, наделенные умом живым и блестящим. Я хорошо пишу прозой, без труда сочиняю стихи и, будь я чувствителен к такого рода славе, думаю, что при некотором старании добился бы немалого успеха. Я люблю читать, особенно те книги, которые образовывают ум и укрепляют душу. Более всего мне по сердцу совместное чтение с умным человеком, потому что тогда ежеминутно вслух размышляешь над прочитанным, а из размышлений рождается наиприятнейшая и наиполезнейшая беседа. Я неплохо разбираюсь в прозаических и стихотворных творениях, приносимых мне на суд, но суждение свое высказываю, пожалуй, с излишней прямотой. Вот это тоже мой недостаток: иной раз я чрезмерно придирчив и слишком суров в своей критике. Мне нравится присутствовать при спорах, и я часто и с охотой вступаю в них, но свои взгляды отстаиваю обычно с неумеренным пылом и, случается, нападаю на ошибочные утверждения моих противников с такой горячностью, что сам становлюсь не слишком разумным. Я полон благородных чувств, добрых намерений и неколебимого желания быть поистине порядочным человеком, поэтому друзья мои дарили бы меня несказанной радостью, если бы прямодушно говорили мне о моих недостатках. Все мало-мальски близкие мне люди, которые были так добры, что иногда в разговорах со мной указывали на них, знают, с какой искренней благодарностью, с каким полным смирением духа я всегда принимаю советы. Я не подвержен буйным и неумеренным страстям, меня почти никогда не видели в гневе, и я никогда и ни к кому не испытывал ненависти. Однако, если речь идет о моей чести, я весьма щепетилен и всегда готов отомстить за оскорбление. Более того, я не сомневаюсь, что в этих случаях присущее мне чувство долга побудит меня довести до конца дело мести с большей непреклонностью, чем это сделала бы ненависть. Меня не гложет честолюбие, я мало чего боюсь и вовсе не боюсь смерти. Я не очень склонен к жалости, а хотел бы и совсем ее не испытывать. Тем не менее я сделаю все, от себя зависящее, чтобы утешить человека в горе; тут, по моему убеждению, надо пускать в ход все средства, вплоть до выражения величайшего сочувствия, ибо люди, постигнутые несчастьем, так глупеют, что соболезнования приносят им огромное облегчение. Но я настаиваю на том, что следует ограничиться только внешними проявлениями жалости, заботливо изгоняя се из своего сердца. Это чувство не может сослужить нам никакой службы, так предоставим же его простолюдинам, которые, будучи неспособны поступать по указке разума, действуют лишь по велению чувств. Я люблю своих друзей, и любовь моя к ним такова, что, нимало не колеблясь, я пожертвую ради них любой своей выгодой. Я полон к ним снисходительности, терпеливо сношу их дурное расположение духа, но никакими любезностями их не осыпаю и нисколько не тревожусь, когда воздерживаются от любезностей и они. Я от природы нисколько не любопытен к тому, что обычно вызывает любопытство у других, очень скрытен, и хранить чужие тайны мне не стоит никакого труда. Свое слово держу неукоснительно и ни за что не нарушу его, чем бы мне это ни грозило. Правилу этому я твердо следовал всю свою жизнь. С женщинами строго блюду учтивость и, полагаю, ни разу не обронил в их присутствии слова, могущего их задеть. Если у женщины образованный ум, беседу с ней я предпочитаю беседе с мужчиной: женщины обладают той мягкостью, которая отнюдь не присуща нам, к тому же свои мысли они выражают с большей ясностью и всему, что говорят, придают больше изящества. Сознаюсь, когда-то я был склонен приволокнуться, но теперь, несмотря на молодость, решительно этим не грешу. Я покончил с пустым волокитством и не перестаю удивляться, что столько достойных людей все еще тратят на него время. Я безмерно ценю способность испытывать высокие страсти: они говорят о величии души и, хотя вносят в нашу жизнь треволнения, не вполне совместные с суровой мудростью, так гармонично сочетаются с самой безупречной добродетелью, что осуждать их было бы несправедливо. Я знаю, какая утонченность и какая сила таятся в большой, настоящей любви, поэтому если когда-нибудь и полюблю, то лишь такой любовью. Но при моем характере вряд ли опыт ума сможет превратиться для меня в опыт сердца.
    1. Познание того, что слово не в нашей власти, на первый взгляд осложняет отношение человека к нему. На самом деле, пока мы контролировали бытие словом, мы были насмерть привязаны к нему, чувствовали себя магами, молчали или грешили (Флобер). Открытие, что слово не от нас и не к нам, а что мы его вестники, носители, делает отношение к нему легким и захватывающим. «Как дерево, растущее у потоков вод». Только такое понимание слова может дать нужную свободу в нём. Конфуций: «От языка требуется лишь, чтобы он нес смысл» (ХV, 40).(«Отдельные записи», 11.5.1977)