Для людей модерна человечность — поздний ребенок, жемчужина в короне, но если вы начинаете с идеи, что человечность является состоянием сущего по умолчанию, то в итоге придете к антропологии, в которой природа и культура, люди и животные меняются местами. Идея, что америндская антропология основана на онтологическом разделении труда между душой и телом, является противоположностью того, что предполагают антропологии западные. Тело, наше материальное измерение связывает нас, людей модерна, с остальной вселенной. Наши тела сделаны из того же материала, что и звезды, растения и камни, в то время как душа — или разум, дух, культура, язык, бессознательное, Dasein и т. д. — вот что отличает нас от не-людей. Все эти элементы, включая душу, также являются тем, что отличает народ А от народа Б. Люди более или менее одинаковы на телесном уровне, а различает их культура или дух, дух в смысле Geist. Душа также отличает одного индивида от другого; существует перспектива от первого лица, которая не может быть изменена. Я мог бы поменяться с вами телами, но я не могу поменяться с вами разумом: меня больше не будет, я стану вами. Но я прекрасно могу себя представить в вашем теле и наоборот. Дух дает одну и ту же идентичность, тогда как тело дает одно подобие. Однако в америндской метафизике все работает совершенно иначе. Души одни и те же повсюду: всякое животное, растение или сущность наделены, по крайней мере потенциально, одной и той же разновидностью человекоподобной души, в основе которой лежат одни и те же атрибуты, те же наклонности, качества. Что их различает, так это различные качества и способности, заложенные в их материальных системах.

любовь сама по себе – это усилие и испытание. Я имею в виду не внешние препятствия – бытовые, экономические и пр., но то, что человеческая любовь, даже на простейшем физиологическом уровне, включает в себя труд и рефлексию. Такова разница между эротическим, собственно человеческим, – и сексуальным, действующим в природе. Эротика – это не отдача инстинкту, который автоматически несёт «через копуляцию к эякуляции». Это труд наслаждения, задержка и возобновление, отсрочка природной цели и превращение её в средство для всё более полного удовлетворения, природу которого трудно понять. Для чего растягивать это минутное удовольствие? Для чего тормозить и ускорять, чередовать разные темпы и ритмы, сближаться и отстраняться? Инстинкт здесь превращён в рефлексию, в процесс самосознания и взаимопонимания с партнёром, когда чувствуешь другого как себя, а себя как другого, когда опосредуешь физическую близость множеством ассоциаций, воспоминаний, представлений, воображаемых ситуаций. Это целостное духовно-физическое действие – произведение эротического искусства, которое включает в себя и эстетику, и этику, и своеобразную логику и диалектику. Вот об этом и идёт речь в книге – не о сексуальности и не о чисто духовной любви, а о чём-то трудно постижимом, загадочном, вроде бы столь же бесцельном, как искусство. Кант определил эстетическое как область целесообразного, но лишённого цели. Так и эротика – это область наслаждения, которое постоянно отдаляет или уничтожает свою цель. Эротология – это не о сексе, а именно об эротике; это своего рода антропология, эстетика и даже теология любовного опыта. Подобно искусству, философии, религии, эротика – самая специфическая для человека область деятельности, и это так же трудно объяснить, как то, для чего художник создаёт картину или почему человек верит в Бога.