единственное, что является отзвуком иного бытия в нас, это наше ощущение себя самими собой, а совсем не вводящее нас в заблуждение сознание. Даже прожив целую жизнь, мы так никогда и не найдём ответа, для чего понадобилось индивидуальное ощущение себя самим собой незначительного и мало что меняющего существа в этой бескрайней вселенной безжизненных гигантских камней, вращающихся вокруг исполинских светил по относительно замкнутым элиптическим орбитам.

Мы как бы хотим, рады чтобы с нами снова и снова происходили одни и те же круги, примерно как мы готовы на повторение кругом рождения, старения, умирания. При рождении мы говорим примерно одни и те же слова, при умирании тоже. МЫ НЕ УСТАЛИ ОТ ВЕЧНОГО ПОВТОРЕНИЯ. Философия учит нас умереть для него, учит этой смерти, выйти из круговорота жизни к — смерти, да, но в которой ДРУГАЯ жизнь. И мы тоже хотим другого, любой поворот, происходящий с нами, мы склонны принять за последний, первый, небывалый, исключительный, и за каждым поворотом угадываем прорыв в новое бытие.

Ужас — с нами. Он только спит. Его сквозное дыхание веет в нашем бытии — меньше всего в склонном «ужасаться»; неприметно — в деловитом с его «да-да», «нет-нет»; раньше всего в затаенном; уверенней всего в потрясенном и дерзновенном человеческом бытии. А последнее осуществляется только через то, на что себя растрачивает, чтобы сохранить таким образом свое последнее величие.(М. Хайдеггер, «Что такое метафизика»; пер. В. Бибихина)

«Подчинение личности обществу, народу, человечеству, идее – продолжение человеческих жертвоприношений». Всякий вид тоталитаризма, придержащий массу, всякое тоталитарное государство Бердяев называл «царством сатаны» и добавлял: «Государство не смеет касаться духа и духовной жизни». Почему? А потому что духовная жизнь есть святая святых, это тайна человека. Всякая Личность, а каждый человек есть потенциальная Личность, первичнее бытия, ибо в нем есть «духовное начало, не зависимое от мира и не детерминированное им» (вспомните «божью искру» Экхарта, которая есть в каждом человеке). Каждый индивидуально неповторим и включает в себя универсальную человечность, если, конечно, остается собой, а не входит в нее как подчиненная часть.

Человек не выпячен всегда в центр вещей, чтобы вещи проходили перед ним парадом; а он сам, человек, существует не от себя, не своими силами, а, так сказать, периодически, от случая к случаю, — не своими средствами обеспечивает себе постоянное субъективное существование, средствами усиления сознания, а выхватывается время от времени из мрака тем же лучом ясности, который приходит с бытием.(«Ранний Хайдеггер»)

Бытие означает присутствие. Но эта легкопроизносимая главная черта бытия, присутствие, через мгновение вновь становится таинственной, лищь только мы пробуждаемся и обращаемся к тому, к чему отсылается наше мышление тем, что мы называем присутствием.

Совершенство ЕСТЬ, оно не условность; но оно видно только в свете логоса, логос человеческая забота, не животного мира, не растительного, не неорганического. Решение о полноте — что полно, что нет — неким образом проходит через нас, без нас не будет принято, но предрешается не нами. Мы замешаны в бытие так, что оно раскрывается в своих, непридуманных, настоящих состояниях через нас — и только через нас. Если мы внимательны к нему.«Энергия»

к народу можно отнести тех, у кого преобладает реактивное поведение. Вся жизнь по классической схеме "стимул — реакция". Внутренние позывы тоже к стимулам можно отнести. Короче, у кого бытиё определяет сознание, а не наоборот

Сказать непознаваем — значит определить через познаваемость. НЕпознаваем. Непознаваемая СУЩНОСТЬ, непознаваемое ЧТО. Бог на цепи. Воли ему не дано. ЧЕЛОВЕК волен спать, отсутствовать, быть ничем, пустотой. ВСЯ свобода, которую дал Бог, взята, использована. Богу — нет, свободы НЕ БЫТЬ ему не дается, БУДЬ, ТЫ ЕСТЬ, ТЫ «ЧТО», хотя и очень высокое, непознаваемое «что». ПРИКОВАН К СМЫСЛУ. Но Бог не хочет быть прикованным РАДИ ЧЕЛОВЕКА ЖЕ. Ведь его несвободного нельзя будет любить. Ах нельзя же любить закон тяготения. Бог свободен. Он так свободен, что Он свободен не быть. Доказательства бытия Божия не работают не потому, что они недоказательны, а потому, что приколачивают Бога к бытию, как к кресту. Да, Бог взошел на крест, но Он Сам не приколачивал Себя. Бога с таким же успехом нет, как Он есть. Бог свободен не быть. Дайте ему эту свободу, которой пользуетесь сами. Допустите, что Бога нет. Нет, человек лучше допустит, что Бог умер, т. е. Он ЕСТЬ и ЧТО, но мертвый. Пусть лучше умрет, но на цепи, на привязи, прикованный к ЕСТЬ и к ЧТО.

Мир не нагромождение вещей. Народ становится миром тогда, когда в нем достаточно широты, чтобы допустить всему быть в себе тем, что оно есть.«Язык философии»

сожаление о несбывшемся – важно не только психологически (некоторые чувства должны быть прожиты; ужимать себя до чистой конструктивности и «позитивности», не про нас будь сказано, - существенное огрубление себя и жизни вплоть до искажения), но и шире, как культурная именно форма, значимая не только внутри отдельной личности, но и за её пределами: во-первых, сожаление даёт понять – прояснить, продумать – ценность того, что не состоялось, а во-вторых, позволяет понять состоявшееся в его уязвимых точках и недостаточностях (как открытых для дальнейшей доработки, так и закрытых для неё, чтобы уж совсем не биться головой в отсутствующие двери). Ну и в-третьих: налаживает пути коммуникации, взаимодействия, взаимообмена элементами как между разными и равно необходимыми модусами бытия

Вот-бытие надо всегда видеть как бытие в мире, как озабоченность вещами и заботу о близком сущем, как совместное бытие с встречающими его людьми, никогда — как самозамкнутую субъективность. В вот-бытии надо далее всегда видеть стояние внутри просвета, место-пребывание при встречающемся, т.е. решимость на встречу с задевающим в нем.

Одержимость первой вступила на путь познания книги Бытия.

Оно [бытие] — море, не убывающее и не увеличивающееся, волны на нём вздымаются и падают. Мир как будто состоит из этих волн, и не бывает двух моментов времени, а лишь вечное мгновение.

Самоотрицание и самоутверждениеДуховность обычно ассоциируется с исчезновением: умаляй себя, стань никем, отвергни свою самость - и тогда ты станешь всем, растворившись в Едином. Таков путь самоотрицания. Наша природная тенденция - обратная, к самоутверждению. Самость утверждает собственную важность, акцентируя свои границы: "это я" и "это мое". Эго противопоставляет себя остальному миру. Какова роль границы? Дело в том, что "границы рождают мою самость. Если моя свобода не сталкивается ни с какими границами, я превращаюсь в ничто. Благодаря ограничениям, я вытаскиваю себя из забвения и привожу в существование". (К.Ясперс). Граница, формируемая нашим эго, порождает индивидуальное существование. Самость - это отделенность, подчеркивание границы между человеком и миром, это акцент на существовании, в противоположность исчезновению.У философа Ортеги-и-Гассета есть мысль, что "жизнь – это неизбежная потребность определиться" (а это означает и самоутвердиться), а "реальность - это то, что сопротивляется нашим желаниям", то есть сдерживает, ограничивает нас. Духовное исчезновение и самоотрицание связано с мистическим неведением, отказом от мышления, недеянием. "Я очутился в том краю, вкусив неведенья такого, что выше знания любого" (св. Хуан де ла Крус). Самоутверждение, с другой стороны, требует знания, мысли и воплощается в действии. Можно ли обнаружить что-то духовное в самоутверждении? Исчезновение и неведение часто окрашены в бесстрастность, подразумевая победу над страстями и личностными интересами. Аспект Творения и ограничивания, напротив, выражается для человека прежде всего через желание или интерес. "Человека интересует то, в чем он узнает возможность для себя быть иным, оставаясь собой. Даже поверхностные интересы имеют свою экзистенциальную сторону. Например, интересуясь атлетикой, человек испытывает возможность быть сильнее и быстрее себя самого. Интерес имеет самое глубокое участие в самоопределении человека как потенциального существа, в его стремлении "быть целым миром" [1]. Совершенствование в этом случае неотделимо от желания.Одна сторона Реальности как бы подталкивает человека: "стань всем, чтобы быть никем, тогда ничто не будет тебя ограничивать" - это мирское, связанное с желаниями избавление от ограниченности через увеличение возможностей, расширение и самоутверждение. Другая сторона Реальности подсказывает: "стань никем, чтобы быть всем" - это мистическое сжатие, избавление от ограниченности путем отказа от самости и от самоутверждения.Можно сказать, что у Реальности есть два аспекта: один связан с Творением и жизнью, неизбежно ведущим к ограничиванию, другой - с исчезновением и растворением в Целом. Жизнь требует определенности, то есть ограниченности, а исчезновение позволяет ускользнуть от несвободы ограничений. Оба аспекта неразрывно связаны и чреваты один другим. Чтобы исчезнуть, нужно быть; чтобы по-настоящему быть - требуется исчезнуть. -------------[1] М.Эпштейн. Философия возможного. С.-Пб.,2001.С.218.

Бытие — это такое море, берег которого — сердце. Тысяча волн науки приходит к этому берегу.

нас проговаривает язык, потому что в языке раскрывается Бытие

- Как говорит Риккерт, ценности вообще не относятся к бытию. Это хорошо видно на примере отрицания: отрицая ценность удовольствия, мы не отрицаем существование удовольствий.Погибель как ценность вполне может приносить инклюзивное счастье. Однако парадокс в том, что оно же будет несчастьем для нигилиста.- А к чему относятся ценности?Для меня ценности это структуры вдоль которых протекает бытие, русла смысла, ориентирующие принципы структуры происходящего. Таким образом отказ от одних русел в пользу других можно рассматривать как выбор бытия для одних способов и выбор небытия для других способов проявления. - Ценности — это особый мир, ни объективный, ни субъективный, ни бытие, ни небытие. Но при этом они вполне могут определять бытие, давать ему форму, направление и тому подобное. Похоже на то, как властвует миром трансцендентный миру Бог.https://yuritikhonravov.livejournal.com/392838.html?thread=2750854#t2750854