Философия спрашивает не о том, как всё устроено, а о том, что это значит, что есть мир, что он целое, что всё именно такое, какое есть, что бытие существует, а не нет его.

Человек не свободен ни в рождении, ни в смерти. Что касается рождения, он не волен ни в согласии на него, ни в отказе, ни в выборе момента. Что касается смерти, он не свободен уклониться от нее; не волен он и в выборе момента смерти… Во всяком случае, он не свободен ни в одном из условий двух этих актов: рождение неодолимо ввергает его в круг существования, которое он не выбирал и которого не просил; смерть забирает его из этого круга и неодолимо бросает в другой, предписанный и предусмотренный «Волей Неба», и он ничего не может здесь изменить. Таким образом, земной человек есть раб от рождения до смерти, т. е. по отношению к двум главным актам своей индивидуальной жизни — единственным, которые подводят итог его особой эволюции по отношению к Бесконечному».

Мы будем топтаться на одном и том же месте, пока не поймем один раз и навсегда, – реальность не является продолжением наших мыслей, намерений, целеполагания. Наоборот, наши мысли, намерения, целеполагание являются продолжением реальности. Мы мыслим, намереваемся, ставим цели в соответствии с тем, что реальность инициирует в нас, даже если они противоречат нашему опыту реальности. Мы сами являемся её непосредственным продолжением. Даже если в нас есть нечто нематериальное, какая-то иноприродная душа, это всего-навсего означает, что нечто иноприродное тому, что мы знаем о реальности, является таким аспектом реальности, который не поддаётся и даже, может быть, просто не подлежит нашему знанию. Реальность всеобъемлюща. Она не персонализирована, как Бог. Не мыслится нами как Бог. Что компенсирует излишнюю антропоморфизацию Бога. Но и избыточная энтропийность, которой наделяют её атеисты, тоже не отражает характера реальности. Ведь наша антропность продиктована и обеспечивается ею. В Декартовской модели всё вывернуто наизнанку. Мы существуем не потому, что мыслим. Наоборот, мы существуем в качестве мыслящих существ и потому мыслим. Способность мыслить не доказывает нашего существования. Наоборот, наше существование доказывает нашу способность мыслить. Наше существование в качестве нас самих априорно любому нашему знанию. Я существую в качестве имярек, поэтому я мыслю. ...

Человек не выпячен всегда в центр вещей, чтобы вещи проходили перед ним парадом; а он сам, человек, существует не от себя, не своими силами, а, так сказать, периодически, от случая к случаю, — не своими средствами обеспечивает себе постоянное субъективное существование, средствами усиления сознания, а выхватывается время от времени из мрака тем же лучом ясности, который приходит с бытием.(«Ранний Хайдеггер»)

Страх в человеческом существе, конечно, относится в основном к проблеме образа самого себя — к нашему отождествлению с этим образом и фантомным угрозам для его существования.

Мы думаем, это наука расширила нам окружающий мир до размеров с трудом обозримой Вселенной (уже сто миллиардов световых лет в поперечнике). Нет, это Матрица так отодвинула свои границы, чтобы не беспокоить нас экзистенциальным Зовом, который все еще — и втуне — доносится Оттуда. Ведь мы по-прежнему не знаем ничего действительно базового: что было до "начала", почему вообще существует нечто, а не ничто, чем все в итоге закончится, — то есть не знаем всего того, чего "не знали" и наши предки, да только незнание это принципиально разное. Потому что кого сегодня это волнует? Не в качестве забавного факта, экспоната википедийной кунсткамеры, а по-настоящему, экзистенциально, чтоб душу вон? Бог волновал, Большой взрыв нет. Так чье же существование (или, если угодно, несуществование) важнее?Разумеется, Матрицу создали (и укрепляли, и очаровывались ею) мы сами. Не сознательно, а скорее самим ходом вещей. Той склонностью к самоусложнению, наращиванию всяческих культурных слоев, которая так характерна для человеческих обществ. И очевидно, что обратной дороги нет — вернуться по следам прежней колеи не получится. Чашу придется испить до дна, если, конечно, там будет все-таки дно, а не черная дыра, куда все безвозвратно и ухнет. По крайней мере, признаемся сами себе: вместе с метафизикой мы выплеснули не мракобесие — мы выплеснули единственное, что в нас еще отвечало на Зов Извне, а значит, делало нас больше, чем канарейками, запертыми в золотой клетке посюсторонности.

Наше восприятие ограничено, оно вынуждено проводить границу и тем самым не дает увидеть мир таким, каков он на самом деле. Нам доступен только мир существующих вещей, вырванных из небытия и целостности посредством нашего ограниченного восприятия. Вещи, объекты мира, в этом смысле суть завесы реальности. А каков мир сам по себе, вне нашего восприятия? Такой вопрос кажется бессмысленным - ведь все, что мы знаем, известно нам благодаря восприятию. Вещь сама по себе - это вещь в себе, о которой ничего сказать нельзя. Существует даже предположение, что вещь, на которую не смотрят, просто не существует - в физическом смысле слова [1]. «Существовать — значит быть воспринимаемым» (esse est percipi). (Дж. Беркли). Согласно Витгенштейну, существовать — значит быть мыслимым. Как и в библейской истории, плоды древа познания (интеллектуальное восприятие) играют решающую роль в "грехопадении", в грехе существования - то есть в сотворении мира ограниченностей. Батай утверждает, что "первый импульс интеллекта... - абстрагировать, отделять объекты размышления от конкретной целостности реального"[2]. Вырисовываются очертания двух онтологических полюсов духовной культуры. Есть разум, наделяющий объекты существованием. Но, выводя объекты из небытия, он, по необходимости, приносит в жертву реальность, которая всегда подразумевает целостность. Противоположность разума - мистическое сознание, которое стремится вернуть объект в небытие, восстановив его связи с целым, то есть реальностью [3]. Самый главный объект, требующий восстановления связи с целым, это человеческое "я".

Сущность человека есть существование, говорит М. Хайдеггер. Это трудно понять, и после понимания это плохо укладывается. Но… существование. Оно всего ближе.Тело, душа, дух, разум, вообще всякие определенности, уже дальше. Это «вещи». Вещи и всё произведенное телом. Душой, духом, разумом. Они могут существовать, могут не существовать. Существование они берут в меру существования. Существование есть простор, воля, тишина, свет. Выход, прорыв. Не жалкий рывок раба, а неизбежность освобождения, радостно открываемая.