Звуки дробят акустическое пространство на части, проводят внутри него множество границ. – В тишине оно предстаёт нам цельным. Тишина – простейший опыт цельности.

Как насыщена тишина, как густа и полна самой собой. Как ничего ей больше не надо. Как в белом цвете есть все цвета, так в тишине есть все звуки. Включая ещё не родившиеся и те, что не родятся никогда. Так, наверно, и в бездействии, в простом созерцании мира есть все действия, включая те, которые даже не задуманы.

Основание и есть правда. Здесь красивая тавтология, которая лишний раз уводит из лексики в другое, в настроение. … Хотелось бы больше знать о правде как настроении. Но похоже что это не настроение править и бунтовать, в котором нет музыки.Тишина роста травы, бесшумного. И когда все хотят быть на правильной стороне, нужен медленный разбор, хотя для него остается всё меньше места, при почти уже нервном желании добраться, дорваться до правды.

Обличаешь мир, обличаешь... Всякому есть что сказать. А потом как-то вдруг замолкаешь. Выговоришься, что ли. И выпадаешь в тишину. А там всё иначе. Некого обличать. К тому же мир откровенно просит участия, оборачивается незащищенной стороной.

Тревожное, сквозное, светлое южное осеннее тепло, долгая, обстоятельная история сквозняка сквозь поредевшие акации изгородей, вдоль неостывших убранных садов, вдоль пустых и живых без людей улиц, на которые кое-откуда еще выдвигается нависающий виноград, а за забором спелая кукуруза на пожухлой ботве. Минута взвешенной полноты, когда миру ничего не нужно, он тайно счастлив в ветреной тишине.

Мир — вовсе не манящая пестрота и не дразнящие ощущения. И раздерганность ощущениями — это пока еще даже и не настроение, это пока еще просто раздражение. Мир — даже не влекущие голоса смыслов и планов. Он согласие. И по-настоящему, всем своим существом человек никогда не говорит и никогда не скажет искреннего «да» никакому голосу из голосов внутри мира. Человек скажет «да», и уже сказал давно, сам того не заметив, тайной тишине мира и только ей.

Бессобытийность, конечно, хороша тем, что на её фоне события воспринимаются острее и вообще чувствуются значительнее (а человеку нужен опыт значительного, да, - для внутренней крупности, да хотя бы просто для того, чтобы быть человеком, - это человекообразующий опыт), - но хороша она и сама по себе. Всё менее хочется (всё более не хочется) того, что звоном и грохотом – да хоть бы и музыкой – отвлекает от внутренней тишины.

Философия — мысль, отпущенная до пределов внимательного понимания. Она впускает в себя мир, прислушивается к нему и дает сказаться его тишине.