Начинает казаться, что подлинный смысл жизни состоит в том, что это просто некий путь. И то - это путь не особо, чтобы куда, а так - ради достаточной дистанции всего лишь. От детства. Ну вот как ищем же мы нужное расстояние от картины, чтобы наконец увидеть её полноценно.

Про взвешенную иронию и пафос: ну так, ведь переход от постмодерна к метамодерну. Удивительное движение, на самом деле. Вот был устойчивый и живой храм древних смыслов, они как-то были связаны органически (ну 19, допустим, век, еще было так - какая-то природная текучая связь смыслов). Наступил век двадцатый и жахнул по смыслам атомной бомбой, они эдак окостенели и окаменели, можно сказать, что и умерли. Я думаю, что смыслы не умирают, но их допустим тела, воплощенные тут организмы, точно стали как пикассовская Герника. Пришел постмодерн и начал разбирать эту нежить. Деконструкция была долго живительным потоком и источником радости, хотя глаз немного дергался - а как же мы без смыслов-то? Но мертвые смыслы надо разбирать и закапывать, это естественное движение природы, труп должен разлагаться.Ясное дело, что вместе со смыслами сильно пошатнулась и почти исчезла человеческая форма.И вот в какой-то момент процесс разборки остановился. Началось прорастание новых смыслов.Они пока маленькие и часто облекаются в старые слова. Был лесной пожар, обгоревшая кора отвалилась, на месте сгоревших трав стали вырастать другие. Все то же, но не то же, если присмотреться - и слово "война" имеет совершенно другой смысл, и слово "дружба", и так далее. Метамодерн - мир маленьких новых смыслов. Которым еще далеко расти до того прежнего величественного леса-пралеса смыслов старых (где было государство, честь, что там еще, интеллигентность, бла бла). На месте сгоревшего леса пока еще растет странная невысокая трава и ползают странные сущи. Маленьких смыслов пока не хватает, чтобы укрыться под их сенью и вообще чувствовать себя комфортно, старый человек - лесной житель. Но кому-то уже и нормально. Обессмысленность становится новым пространством для жизни. Вверху она, внизу прорастают смыслики, пахнет гарью, привет, новый мир.При чем тут пафос: пафос маленький. Ирония была большой, а пафос это маленький смысл, не способный выполнять свою функцию, защиты от солнца и веры. Но вот так оно пока так.

смысл вещам и делам придаёт наблюдение за ними. Не существует идеалов вещей, но существует идеал наблюдения. Идеал не руководит, он обретается (в обоих смыслах)…

Люди, конечно, устали друг от друга и, естественно, хотят перетасовки, «смены системы». Это совершенно бессмысленно. Так больной, которому надоели повязки, хочет сорвать их. Всё это слепые порывы, от которых будет только больнее, страшнее, безнадежнее. Имеет, имело бы смысл только одно: немножко чуда, немножко благодати. Ты другому этого дать не можешь, но тебе дается, и дать не можешь, а как-то передать можешь. Люди губят, а ты не столько хватай их за руку, сколько не робей, живи всё равно добро и хорошо. (Ведь главный вред от распоясавшегося зла, что оно запугивает, затыкает в людях добрые наивные движения.)

Люди, конечно, устали друг от друга и, естественно, хотят перетасовки, «смены системы». Это совершенно бессмысленно. Так больной, которому надоели повязки, хочет сорвать их. Всё это слепые порывы, от которых будет только больнее, страшнее, безнадежнее. Имеет, имело бы смысл только одно: немножко чуда, немножко благодати. Ты другому этого дать не можешь, но тебе дается, и дать не можешь, а как-то передать можешь. Люди губят, а ты не столько хватай их за руку, сколько не робей, живи всё равно добро и хорошо. (Ведь главный вред от распоясавшегося зла, что оно запугивает, затыкает в людях добрые наивные движения.)

Чистота представляется мне даже более важным понятием для этих систем, нежели добро, потому что она объективна и не зависит от точки отсчёта. Это состояние, когда нет никакого смешения, каждая вещь на своём месте, каждый смысл выражен единственно возможным образом.

Мы всегда как-то понимаем, что происходит. Понимание – это конституирование смысла, это соотнесение нового с уже известным, некое обживание этого нового, построение внутри нас его образа, представления о нем. Течение времени не прекращается, но смысл конституируется во вневременном «пространстве» («пространстве смыслов»). После того как он появился, он будет с нами и дальше, вступая во все новые конституирования, привнося прошлый опыт. Чтобы создать смысл, мы должны некоторым образом выйти из иррационального потока новизны.

Настоящие (даже не высшие, хотя почему бы и нет, - не получается, надо думать, почти ни у кого) мужество с достоинством состоят в том, чтобы жить без надежды, не обольщаясь ею, не утешая себя сказками о лучшем будущем вообще и не будучи в зависимости от этих сказок и от утешения ими. Хотя бы уже, например, потому, что жизнь имеет смысл (и ценность) независимо от того, что станется с нею в будущем и сколько вообще ей предстоит продолжаться, она имеет его – весь! - каждую секунду. Смысл имманентен жизни, она и есть смысл, именно поэтому так настойчив и неотвечаем, отвечаем многократно и никогда не достаточно вопрос о её смысле, - так человек не может видеть себя извне, если, конечно, не имеет зеркала. Вот, все ответы на вопрос о смысле жизни – это просто разные зеркала, из разного материала, которые по-разному отражают и по-разному (и неизбежно) искажают. Поэтому очень наивно принимать (неминуемо частичные и искажённые) отражения за отражаемое как таковое.

Как на самом деле мы мало думаем. Как страшно просто думать. Как мы рады рамкам, куда можно было бы вставить эту стихию, ввести.О профессиональном философском обучении часто приходится сказать, что оно словно для того, чтобы научиться СПРАВЛЯТЬСЯ с мыслью (в обоих смыслах), и с мыслью прошлого, и со своей собственной.

Говорят, что мир — это театр, а люди — актёры в нём… Подчас бывает и так; часто бывает и напротив — человек не сводится не только к своей текущей роли, но и к тому самому розыгрышу ролей, в котором человек свои роли непременно со временем и по собственному решению переменяет; смею, однако, добавить: само отличие человека от персонажа состоит в том, что персонаж связан волей автора, тогда как человек — свободен. В этом же, если подумать, состоит и отличие человека от эльфа: ибо эльф — это персонаж Божий, вечная идея в созерцающем уме… Эльф свободен в неком высшем смысле, в том самом смысле, по которому ему ничто не препятствует делать, мыслить и творить наилучшее по собственному разумению; тогда как человек своим смыслом не связан, он может и должен быть свободен от себя самого; его свобода совершенна, ибо сотворена вместе с ним самим. Осуществление этой его свободы, принцип его существования — вот вопрос о его собственной природе.

Мне кажется, цель земной жизни - ничего не делать.Ведь нельзя же принять за смысл наши нелепые переставления копыт по поверхности планеты? Или прыжки вверх, или наклоны, или не знаю - кто там чем ещё на работе занимается? А вот качественно настояться, как некачественная водка на лимонной цедре, и не сдохнуть раньше времени - похоже на задачу. Сложновыполнимую, и не каждому посильную, но мне в ней хоть какой-то смысл видится.

Милосердные люди в смысле чистого бескорыстного милосердия, о котором говорит Шопенгауэр, действительно шпионы, они шпионы Бога, заглядывают в самую душу человека, и как легко это почувствовать, так же трудно осмыслить.Милосердие не зря было выметено у нас вместе с верой, оно слишком далеко ведет. У него нет дна, в него человек проваливается и негде остановится; хочется срочно институировать, организовать кооператив «Милосердие», ввести правила.

Англійскій какъ языкъ богословія или науки — одна изъ самыхъ досадныхъ вещей, приключившихся съ человѣчествомъ. Есть, что ли, какой-то предѣлъ аналитизма, передъ которымъ остановились романскіе языки, но превзойденный англійскимъ — за которымъ предѣломъ говорить, напримѣръ, о Богѣ становится уже и глупо, и неприлично.При томъ, что классическій китайскій, дошедшій тутъ до абсолюта (въ отличіе отъ современнаго, куда менѣе корнеизолирующаго), никакой неловкости въ этомъ смыслѣ у меня не вызываетъ. Это потому, возможно, что англійскій ... очень коммуникативный, тогда какъ порядочный языкъ — онъ совсѣмъ не о томъ.

Здравый смысл - совокупность предрассудков данной эпохи.

Люди, помимо всего прочего, делятся на два вот каких основных типа (грубо, как большинство делений, но в качестве рабочей гипотезы вполне, кажется, годится): на разведывателей / завоевателей и обживателей: в частности, на разведывателей / завоевателей и обживателей смыслового пространства. Люди «нормы» заняты, кажется, как раз обживанием того пространства, которое разведывают и создают «психопаты и безумцы». Кстати: занятие вполне динамическое. Переработка необитаемого в обитаемое; «места, где жить нельзя» (М.И.Ц.) – в хоть какое-то подобие дома. Они обеспечивают его культурное наполнение и устойчивость его границ. Не говоря уж о том, что, если бы они этого не делали, проблематизаторам и бунтарям было бы нечего проблематизировать и не против чего бунтовать.

Удивительное дело – наблюдать, как блеснувшее откровение безнадёжно портится при дальнейшей огранке посредством ума, слишком жадного до логической последовательности смыслов. Попытка низвести факт до понимания умом убивает Истину.

Если говорить о выживании, то выживание человечества связано со смыслом… Смысл не менее важен, чем хлеб биологически. При сбое в снабжении смыслом его восстановление становится дороже хлеба… И наоборот, кажущийся успех приспособления, обеспеченность хлебом эпохи, скажем, «Титаника» или теперешнего общества потребления настолько не показатель того, что человеческий род на правильном пути, что как бы и не наоборот. Во всяком случае, когда есть снабжение смыслом, откуда-то берется хлеб, но не наоборот. Добывание смысла поэтому для нас, людей… — биологически важнее всего. Понятно поэтому, что такое религия, поэзия, философия.

Смысл с большой буквы, заставляющий «заниматься своей жизнью» появляется при наличии нечеловеческой перспективы. Жалкая ее разновидность – оставить что-то людям, жить в памяти поколений, пусть даже со стершимся именем, растворенным в человечестве будущего, в его успехах. Другая разновидность – мистическая, жизнь вечная. Но искренне «заняться своей жизнью» на таких основаниях, можно лишь получив соответствующий опыт, уже быть далеко не «как все». При этом человек «занимается» уже не своей жизнью, а жизнью души (что бы это ни значило), которая должна переместиться туда, где времени уже не будет, и Смысла по всей видимости тоже, исчезнет за ненадобностью.Второй момент – это интерес. Именно он истинный двигатель жизни, то, что помогает ее «провести». Невозможно идти к спасению или искать смысл, опираясь на интерес. Но зато можно прекрасно жить без спасения и смысла, если попал под власть какого-тот увлечения. Интерес – это лекарство от жизни. Если ты не можешь избавиться от нее, вырвавшись за ее рамки, остается только раствориться в ней. Интерес – это растворение в жизни. Это не комфорт, не соревнование, не влачение и доживание. Увлеченный человек не станет «заниматься жизнью», потому что ему и так есть чем заняться. ...Насколько я понимаю интерес – он в каком-то смысле перпендикулярен поиску удовольствий. Поиск комфорта осуществляется ради приятных ощущений. Интерес избавляет от ощущений как таковых.

Обдирание неактивных так называемыми «активными» превращает почти весь народ в нищих — но на самом деле есть нищета еще больше, паническая нищета берущих, которые берут много и кажется уже всё и возьмут еще больше, потому что им никак не удается взять то, что они хотят взять от людей, смысл. В богатстве и власти смысла не оказывается. Тогда начинает казаться, что надо еще больше богатства и власти. Это ВЫЗЫВАЮЩИЙ захват. Его настоящий смысл — вызвать народ на ответ. Захватывающими будет принят и даже, даже и ответный захват. Люди ведут себя ВЫЗЫВАЮЩЕ. Вот ЧТО они вызывают — уже вопрос для них трудный.

Если наша жизнь — песчинка в бездне пространства и времени, то нас по сути нет. Все, чего мы можем достичь, — ничто. Любое число, деленное на бесконечность, есть нуль. Но если жизнь имеет смысл, то дурная бесконечность — фикция. Что-то одно — фикция. Или я, или бесконечность. Сосредоточившись, я два или три месяца подряд твердил: если бесконечность есть, то меня нет; а если я есмь, то бесконечности нет. Лекции, собрания, на которых без конца разбирались дела о притуплении и о потере политической бдительности, проплывали, как в тумане. В конце концов даже предметы стали расплываться. Один раз расплылся и совершенно исчез большой оранжевый абажур. Потом пришло сразу два решения, от которых бесконечность, глотавшая предметы, отступила и в груди что-то вспыхнуло. Несколько смущало, что решений два (истине бы лучше быть одной). Но в конце концов я просто принял это как факт. Первое решение заключалось в том, что без человека вселенная развалится на части. Что-то подобное говорит в «Бхагавадгите» Кришна: «Если я перестану действовать, то исчезнут все миры. И потому сражайся, Бхарата…» Н. Ф. Федоров передает эту Божью задачу человеку: «С одной стороны, человек, по коперниканскому учению, есть обитатель ничтожнейшей части безмерной вселенной, а с другой — вся астрономия есть лишь мнение этого ничтожного обитателя этой ничтожной частички; и чтобы это мнение стало истиною, стало действительностью, нужно человека сделать обладателем всей вселенной»

Я хочу, чтобы вам стало ясно, что не существует стандартного набора интерпретаций какого бы то ни было символа и что для каждого человека любой символ несет уникальный смысл. Отсутствие интереса к символам предполагает как правило отсутствие интереса к правильной интерпретации смысла жизненных форм. Кроме того, слишком академический интерес к символам может предполагать склонность ума к усложнениям, его привязанность к схеме, линии, форме, числовым отношениям и слепоту к значимости смысла, Разум должен выдерживать равновесие между формой и идеей, выражением и качеством, знаком и смыслом. Это жизненно важно для развития ученика и стремящегося.

Символ не смысл, а узел, заплетенный между небом и землей, а потому пышущий искрами.(«Отдельные записи», 1983 г.)

Года три тому назад, задумавшись в очередной раз над своим местом в этом мире и смыслом своей деятельности, я обратился к творчеству Стругацких. В частности, к такой концепции, как прогрессорство. Ты понимаешь, что не можешь изменить мир мгновенно, но работаешь над тем, чтобы подталкивать развитие в нужном направлении, чтобы позитивные изменения происходили. Да, конечно, у меня за спиной не стояла мощная высокоразвитая цивилизация (как у героев Стругацких), но не всем же везет, в конце концов.Мне кажется, эта концепция сейчас стала еще более актуальной. Мы не можем изменить все и сразу, но именно в наших силах сегодня – производить небольшие, вполне реальные изменения в нужном направлении. Мы – те капли, которые точат камень. Те муравьи, чья кропотливая каждодневная работа позволяет медленно, но верно закладывать фундамент будущего. Да, вполне возможно, мы сами не увидим это будущее. Его построят наши ученики, и наш труд будет жить в их делах.

В алхимии процесс становления старым и зрелым человеком называется Работой. Эта Работа не требует от эго усилий, чтобы найти смысл в жизни и жить ее правильно. Нет, это прохождение процессов, инициаций и обрядов перехода, которые нужны нам, чтобы стать зрелыми людьми, а также сознательное использование различных методов рефлексии, которые могут освободить нас от старых удерживающих привычек. Алхимия – это процесс становления тем человеком, которым вам суждено быть. Это поиск истинного «я», скрытого за всеми препятствиями. Алхимия как химический эксперимент – это тщательная работа над свойствами и возможностями различных материалов. В этом случае сама жизнь обрабатывает вас, чтобы сделать вас подлинным и уникальным человеком. Томас Мур "Нестареющая душа"

Выбор чего-то конкретного, принятое решение, определенность мнения и фиксированная точки зрения, ясно сформулированный смысл жизни и поставленная цель выводят нас из состояния своего рода "суперпозиции", то есть пребывания во всех возможных состояниях. Но выбрав одно, мы теряем все остальное.Без мнений, смыслов и точек зрения в повседневной жизни никак не обойтись. И, несомненно, один выбор может быть предпочтительнее другого. Но желательно также не терять полноту бытия - возможность "быть всем". Для этого нужно не быть, как пишет Борхес. Не упорствовать в своих заблуждениях, не отождествляться с ситуацией и своим мнением, смотреть на ситуацию с разных сторон, избавляться от предвзятых или необоснованных мнений - все это шаги в сторону небытия, движение от себя.Равновесие бытия и небытия внутри человека соответствует суфийскому принципу "быть в мире, но не от мира"

Человеческое достоинство не должно особенно страдать от бессмысленности нашего существования - любой из смыслов унизил бы его гораздо больше.

- Я уже говорил и не раз, что ни один ответ — не полный (как и ни одна реальность), он всего лишь выделяет предпочтение и смысл для говорящего.- Я люблю говорить, что одна из важнейших риторических фигур — это фигура умолчания.Этой несколько противоречивой формулировкой я подразумеваю, что ответы различаются не только тем, что в них сказано, но и тем, что в них умолчано (т.е. додумывается по надобности).Умолчание — это и вообще необходимый атрибут речи, без него никакая человеческая речь не была бы возможна. Но уж если говорить о "полных ответах" (не адаже, а репликах в диалоге), то без умолчания и вовсе не так.Неполный ответ — это тот, в котором не о том умалчивается. И именно активно умалчивается (а не выпущено).

Метафизика во время войны - уместна ли она? ...Метафизический разговор, по моему убеждению, есть один из сильнейших ответов на бедствия. Обращая человека к великим вечным вопросам, метафизика выводит на такую позицию, откуда виднее становится смысл жизни, смысл мироздания, ради чего и какой силой мы можем побеждать тьму.