Августин Гиппонский, размышляя над природой времени в «Исповеди», формулирует поразительную догадку: *«Quid est ergo tempus? Si nemo ex me quaerat, scio; si quaerenti explicare velim, nescio»* («Что же такое время? Если никто меня не спрашивает, я знаю, если хочу объяснить спрашивающему — не знаю»). В этом признании заключена не просто риторическая фигура, но прозрение о фундаментальной неопределённости времени — оно существует в модусе интуитивной очевидности, но ускользает от концептуализации, подобно квантовой частице, изменяющей свои свойства в процессе наблюдения.

В человеке – все времена, и чем дольше он живёт, тем всё более все. Настолько, что течение времени как таковое становится ему в конце концов ненужным.

Настроение — это когда за суетой и ненужными встречами, за раздергивающими заботами неведомо откуда, может быть, из детства просится не музыка, не сама музыка, а словно только один ее неслышный тон; он заглушен шумом, но будет яснее слышен, когда мы останемся наконец наедине с собой и пойдем по людной вечерней улице. Настроение захватит нас, и не только нас, а всё вокруг склонит в свою сторону, и мы словно завороженные будем бояться, что его что-то спугнет. Такое настроение может превратиться в стихи, которые не нарушат настроения, а наоборот, дадут ему быть собой и остаться навсегда и стать настроением других людей, может быть, очень многих, может быть, настроением времени; или настроение превратится в музыку — оно ведь и так с самого начала было неслышным тоном; или ни во что не превратится, а развеется, когда чей-то голос проницательно спросит со стороны: «Что это ты сегодня такой задумчивый?» — и мы к собственному стыду поспешим заверить, что вовсе нет, что всё это так, ничего.

Всё больше потребности в том, чтобы накапливать одиночество, вслушиваться, вчувствоваться, всуществовываться, вбываться в него,— как будто вместе с ним ты накапливаешь и запасы времени, - а что, почему бы нет, человек ведь состоит из времени, чем дальше, тем всё больше из времени, и оно постепенно вытесняет из него все прочие вещества. И, конечно, исчезает вместе с ним, поскольку назначение времени в том и состоит, чтобы исчезать, оно – сама материя исчезания. Оттого и хочется так эту материю замедлять, загущивать, копить.Не говоря уж о том, что, попросту, человеку наедине с собой мир слышен лучше, тоньше и чётче всего....Ничего не надо. Никаких преград между собой и миром, чем меньше их, чем прозрачнее и проницаемее они, тем лучше.Перед окончательным слиянием с миром не это ли то именно, что нужно.

«математики работают в щелях, с застывшим временем, а философы на просторах, где время несется»Птицы переносят людей в миры умерших. Умерший – не значит мертвый. Умершие живут в другом времени, как и птицы.

У дьявола слишком большой фронт работ, поэтому невообразима его тревога, забота, хлопоты. Он, казалось бы, всех подвел, подвел итог, уложил людей спать обманутыми. Но Бог прядет каждый раз новое время, и для дьявола эта вечная дыра в его сетях — мука смертная. Всё равно что черпать решетом. Ведь время — значит надежда; надежда дьяволу непонятна и невыносима.

Уж было поздно и темно в то время — или просто во время? Во времени поздно всегда? Время создано нашим опозданием к событию мира.

Точечная природа "сейчас" внутри временного континуума создаёт некоторые трудности с понятием метафизического времени, ибо внутри континуума отдельная точка—без окрестности, связывающей её со всем континуумом,—существовать не может. … Грубо говоря, тогда всё происходит так, будто точечная жизнь, связанная с телом, которая пробуждает объективный мир для сознания, обладает не только рассеянной пространственной протяжённостью, но также и рассеянной временной протяженностью. Непосредственное настоящее обрывается не совсем резко; яркий свет мгновенности всегда сопровождается небольшим ореолом, быстро затухающим к прошлому и будущему.

Мир, простирающийся в четырёхмерном пространстве, просто существует, он не происходит. Лишь в глазах сознания, ползущего вверх по мировой линии своего тела, какое-то сечение этого мира оживает и проплывает мимо него как изменяющееся во времени пространственное изображение.

Время как-то приходит и уходит, его вдруг «нет», потом оно вдруг «есть»; и всегда есть вещи, для которых время ЕСТЬ: и именно потому, что такие вещи всегда есть, у человека всегда в каком-то смысле и для чего-то времени нет. Время это, историческое время человека, — никак не похоже на масштабные рамки, в которые укладываются события, не похоже на последовательность фактов и событий: это время, историческое время человека, сплетено с его движением, с движением его заботы, с его захваченностью вещами.

В метафизическом и метафилософском смысле опыт Шрёдингера пытается ответить на вопрос: что будет, если масштаб времени (и реальности) увеличить? Сложность тут возникает сразу и исключительно со стороны инерции сознания, поскольку мыслителю крайне затруднительно рассинхронизироваться со «временем» в его привычных пропорциях... Итого: в силу возникшей запутанности «кота» и «машинки», классическое животное приобретает парадоксальную квантовою характеристику «неопределённый», то есть удивительную способность быть полуживым / полумертвым, спонтанным.Котян приобретает эту характеристику не сам по себе (кто вообще из смертных знает, что есть «кот» сам по себе?), а только для наблюдателя и мыслителя вне ящика, то есть для Шрёдингера этого кота. Рациональному уму учёного знается, что такого состояния у кота «быть не может». Прав этот ум только потому, что справедливо утверждает о возможностях или невозможностях в рамках собственного же масштаба бытия-сознания, но не прав этот ум в том, что на правах «венца творения» возводит своё локальное бытие-сознание (+пространство, +время) в абсолют, в универсальность, которой он не является. Абсолютизация — это вообще коренная «ересь» интеллекта, иррациональная рациональность ума-убийцы-реального....С метафизической точки зрения в эксперименте спутываются три разных уровня реальности (времени, сознания, пространства), при том что сам наблюдатель остаётся на своём собственном уровне, интерпретируя разноплановые события в рамках одного плана, собственного, от чего он же и наблюдает естественные в таких рамках парадоксы.Под тремя уровнями реальности имеются в виду:макрокосмический — закрытый ящик; масштаб большего времени - пространства - сознания; чем дольше ящик закрыт — тем шире становится этот масштабкосмический — кот и его Шрёдингер; собственный 1:1 масштаб времени наблюдателямикрокосмический — квантовая «адская машинка»; масштаб меньшего времени-пространств-сознания...«Суперпозиция живого и мёртвого» кота возникает из-за того, что помимо привычной срединной точки зрения наблюдателя «здесь и сейчас» возникают ещё две противоположные точки зрения на «кота» — микрокосмическая и макрокосмическая. В одной из этих точек зрения кот вечен, а в другой — не существует.

И обратился я и увидел всякие угнетения, какие делаются под солнцем: и вот слезы угнетенных, а утешителя у них нет; и в руке угнетающих их – сила, а утешителя у них нет. И ублажил я мертвых, которые давно умерли, более живых, которые живут доселе; а блаженнее их обоих тот, кто еще не существовал, кто не видал злых дел, какие делаются под солнцем. Видел я также, что всякий труд и всякий успех в делах производят взаимную между людьми зависть. И это – суета и томление духа! Глупый сидит, сложив свои руки, и съедает плоть свою. Лучше горсть с покоем, нежели пригоршни с трудом и томлением духа. И обратился я и увидел еще суету под солнцем; человек одинокий, и другого нет; ни сына, ни брата нет у него; а всем трудам его нет конца, и глаз его не насыщается богатством. «Для кого же я тружусь и лишаю душу мою блага?» И это – суета и недоброе дело! Двоим лучше, нежели одному; потому что у них есть доброе вознаграждение в труде их: ибо если упадет один, то другой поднимет товарища своего. Но горе одному, когда упадет, а другого нет, который поднял бы его. Также, если лежат двое, то тепло им; а одному как согреться? И если станет преодолевать кто-либо одного, то двое устоят против него: и нитка, втрое скрученная, нескоро порвется. Лучше бедный, но умный юноша, нежели старый, но неразумный царь, который не умеет принимать советы; ибо тот из темницы выйдет на царство, хотя родился в царстве своем бедным. Видел я всех живущих, которые ходят под солнцем, с этим другим юношею, который займет место того. Не было числа всему народу, который был перед ним, хотя позднейшие не порадуются им. И это – суета и томление духа! Наблюдай за ногою твоею, когда идешь в дом Божий, и будь готов более к слушанию, нежели к жертвоприношению; ибо они не думают, что худо делают.

«Когда весь человек счастья достигнет, то времени больше не будет, потому что не надо». И произойдет Это неожиданно, скачком (как расцветает цветок или появляется солнце над горизонтом). В «один день» закончится История, выполнившая свое назначение, и Человек, озаренный внутренним Светом, более не станет принимать за реальность тени, как в Платоновой пещере, а увидит все, как есть. «Познавший себя узнает, откуда он»

Возможность читать и писать по ночам – это победа над временем в той мере, в какой она вообще возможна, лучшее из не то что достижений, но – щедрых (и да, незаслуженных) подарков жизни.

Не могу вспомнить, откуда это, что время всегда направлено в сторону оттока энергии (или возрастающей энтропии). Если так, получается, время ускоряется там, откуда уходит энергия - устремляется туда, как вода в выемку. А где энергии прибавляется, там оно может менять направление, идти по другому. Может, наверное, и отступать.

Рождение человека — это непосредственный результат смерти (в другом состоянии); смерть человека — это непосредственная причина рождения (также в другом состоянии). Одно из этих обстоятельств никогда не возникает без другого. Поскольку здесь не существует времени, мы можем утверждать, что между значениями, присущими феноменам рождения и смерти, имеется метафизическое тождество.

это можно назвать эффектом развивающегося флага. Смотришь на то, как он колышется на ветру, и понимаешь, что для того чтобы он двигался именно так, нужна была «подготовительная работа» длинной в миллиарды лет с момента возникновения вселенной. То есть, нет причины у именно такого движения ткани. Точнее есть, но она размазана по всему времени и всему пространству.

Основная мера богатства — это количество досуга, свободного времени. Я говорю не о материальной обеспеченности. Последняя, если сделать все уточнения, в конечном итоге принимает вид да/нет: или есть материальная возможность что-то сделать, или нет такой. Квантификация этого показателя — всегда условная, она упирается во что-нибудь вроде вероятностей. Это при том, что и да/нет — это не настолько простые вещи, как единица и нулик в булевой алгебре. Бывают "да, но…", "вроде бы да…", "не похоже…" и прочие вещи — всё это, однако, уже не квантификация, а сама природа разделителя да/нет, то есть само то, как он нами непременно мыслится; и она может переходить в квантификацию теми же вероятностями, но тут уже важно не путать, тут уже условности.А я говорю о богатстве как о чём-то таком, что можно осмысленно измерить, сравнить. Не только для человека, но и для общества. Как выяснить, что один человек богаче другого? Как выяснить, что одно общество богаче другого? По количеству досуга. Наиболее богатые люди — это те, чьё время целиком свободно; для 19-го века, например, такой образ жизни в наших глазах ассоциируется с дворянством. И если сравнивать общества… Ведь не по количеству напечатанных денежных знаков сравнивать?.. Деньги — это тоже условность… И не по интенсивности транзакций или чему-то подобному?.. В конечном итоге важно не то, насколько активна мышиная возня, а то, к чему она людей приводит…Указать меру — это ещё не значит указать способ измерения. Трудности — от самых обыденных до самых философских. Философия обратна обыденности в том смысле, что она критикует обыденные, привычные, самоидущие способы мышления, старается над ними возвыситься и обнаружить их правило… Обыденные: если у человека денег много, а досуга мало, то всегда ли это значит, что он очень беден? Не всегда; саму возможность досуга эти деньги давать могут, даже если человек ею и не пользуется, так не стоит ли эту возможность учесть… "Деньги нужны для того, чтобы не думать о них," как выразился один шалопай из романов Мопассана. Философские: а что такое свобода?.. Насколько свободен человек, если он по складу своего ума своим временем владеть не умеет, а топит его в развлечениях?.. А если человек погружён в свой труд, то насколько он свободен?.. Бывают люди, которые владеют фабриками и акциями по всему свету, они тратят своё время на обустройство экономики по своим личным усмотрениям — часто эгоистическим, — но, в сущности, не на себя; то есть — личное ли это богатство…Сама по себе связь богатства со свободой отчётливо прослеживается — на мой слух — в слове "богатство" (в смысле: "богат, сам себе хозяин…"), так что обозначенный взгляд мне всегда, конечно же, представлялся самоочевидным. Личное богатство — это личная свобода в её экономическом аспекте. Однако опыт показывает, что самоочевидные вещи бывает полезно проговаривать…

А молодость со всеми её подробностями случается с человеком затем, чтобы всё последующее, всё оставшееся время можно было думать о ней, перетолковывать её, отчасти и повторять её – на новых носителях, но в какой-то мере ведь и на старых (о, это пластинка для бесконечного проигрывания), воссоздавать её. Чтобы она во всю остающуюся жизнь была ресурсом, запасом всяких образцов, хотя бы и отрицательных – для отталкивания и(столь любезного сердцу моему) преодоления. (И надо ли говорить, что осень куда острее – потому что глубже, объемлющее – пахнет молодостью, чем какая-нибудь там летучая весна?) Она нужна – для неисчерпаемости.

А сейчас я вообще думаю, что, разъезжая по пространствам, человек теряет время – в буквальном смысле теряет его из виду, - пространство отвлекает своими броскими приметами, и чем более оно чужое и экзотичное, тем более и отвлекает, канал внимания забивается приметами и предметами пространства, иной раз и до полной непроходимости, и время перестаёт быть видимым.

Человек - запятая времени, а хочет быть точкой с запятой.

Когда археолог в конце концов натыкается на остатки храма, он понимает, что нашел следы человека.

жизнь – неустанное упражнение в собственной смертности. Не в смерти, нет, не в умирании (ну, в них есть свои упражнения), - а именно в смертности: в осознании и прочувствовании собственных границ, в распоряжении убывающим временем и веществом жизни, которые в этих границах умещаются, - и этот навык надо именно что создавать и отрабатывать всё время заново, потому что условия же меняются постоянно, границы сжимаются, время убывает

все наше достоинство заключено в мысли. Вот в чем наше величие, а не в пространстве и времени, которых мы не можем заполнить. Постараемся же мыслить как должно: вот основание морали" Блез Паскаль

Я как-то пытался определить все-таки, что такое культура. Культура – это не количество знаний. Это твоя способность видеть в небольшом мгновении огромный кусок жизни. И вот если ты пробираешься через это микроскопическое какое-то существо – это может быть божья коровка или муравей – если ты способен увидеть, проследить за его путем все, что соответствует его жизни в этом его гармоническом царстве муравьином – вот, мне кажется, тогда ты способен чувствовать и другого человека. Это дальше переход внимания, твоего внимания к детям, как они себя ведут. Или твое внимание, как сегодня… да просто как идет старуха по улице. Просто как идет по ледяной улице, вот и все. Насколько ты способен сочувствовать ее этому движению и вздрагиваешь вместе с ней – вот настолько и определяется качество твоей натуры.

Читая записки Цветаевой из двадцатых годов где быт, кажется, перевешивает любовь - невыносимый совершенно быт недостижимую вроде бы ни в каком плане любовь - типа перевешивает и-таки перевесил в итоге. Не знаю, так ли это, навряд ли, но читая эти записки ловишь себя на другом. Кажется, насколько сейчас легче с бытом, чем 100 лет назад, насколько же тогда важнее было кого-то любить. Глубоко испытывать любовь к дальнему, другому, проживать ее там, где живут стихи, заниматься любовью, когда для этого совсем нет условий, не то, что сейчас. Что сейчас, когда для любви нет особых препятствий, любить препочитают себя. Любовь уже не отрада, не отдушина, не выход, а успех находки собственного удобства. Кажется, что не стало далекого другого, что люди слишком приблизились и любить стало душно. Спасение любовью приемлемо лишь от себя. Если спасать тебя вдруг станет кто-то другой, то он, скорее всего, своею любовью задушит.

Эпизодическая память ведет хронику нашей жизни и позволяет нам путешествовать во времени назад. Она больше всего напоминает раскадровку фильма, где границы эпизода задаются контекстом - сценой, на фоне которой происходит действие.Элементы сцены - это объекты, которые загружаются из семантической (по научному) или объектно ориентированной, как я это понимаю, памяти. У каждого объекта есть свои параметры, которые могут изменяться или не изменяться при переходе от одного кадра к другому.Наша эпизодическая память, однако, не считает правильным снимать на видео статику. Поэтому она фиксирует только изменения состояния объектов, составляющих сцену. Неизменность параметров объекта означает, по сути, остановку времени в отношении этого объекта потому, что время возникает в процессе смены кадров записи памяти, которую я бы назвал записью фазовых состояний объекта по имени "Я" и контекста, в котором он находится.Время течет потому, что изменяются параметры объектов, а не параметры объектов изменяются потому, что течет время. Это уже - огромное революционное открытие теории эпизодической памяти. Однако, это - ещё цветочки.Ягодки начинаются тогда, когда выясняется, что с помощью эпизодической памяти мы можем вообразить любое будущее и любое прошлое, каким бы невероятным оно не казалось. Для строительства моделей прошлого и будущего мы можем использовать все объекты, которые есть у нас в семантической памяти, а также вымышленные объекты, любые плоды нашей фантазии.А теперь начинается самое интересное. Чем же отличается основная линия сюжета нашей семантической памяти от всех многочисленных версий? Она записывается на виртуальный жесткий диск под названием "объективная реальность". Объективная история нашей жизни должна быть записана на внешний носитель, чтобы мы не могли ее произвольно менять. Поэтому мы и выделяем место в своей эпизодической памяти, которые начинаем считать внешним по отношению к "Я". И присваиваем ему ярлык: "Объективная реальность".

О желании узнать всё таким, как оно есть: разве может что-то стоять на одном месте, готовое ко всестороннему и детальному рассмотрению? Что-то, кроме готового образа, по сути – иллюзии, включая остановисьмгновенье. Момент может течь пока с ним течешь тоже. То есть ничего из него не выхватываешь - наоборот, что можешь в него отпускаешь. Может как раз отпущенное и сообщает ему протекание.

Время не идёт - стоит на месте.Это - происходит что-то с нами.Это мы разбили в себе нечтоНа куски и двигаемся в них,В их пространстве, что стоит на месте,Тычемся в углы его носами...Угол, называемый зимою, то весной,То летом, угол - осень...Угол горя создаём мы сами,Там, где не пройти, не развернуться,Где в мозгу заклинило пространство,С временем играя в поддавки,Где уже - не протянуть руки Никому - задушит постоянствоВремени словесного убранства...Надо бы придумать угол счастья,Где слова для этого украсть мне?Мы всему даём лишь имена -Что не наша, в сущности, вина!

Наверное, успех зависит от усилия; усилие зависит от времени, я вижу как успех и вообще приходит к тем, кто долго ждал и не ослаблял усилия. Я вижу, что и я должен потратить всё свое время, и то будет мало. Я тогда говорю: «у меня нет времени». Времени нет, и от этого я еще больше его теряю. — Посреди этой спешки и нехватки времени на самом деле ВСЕГДА есть время для той решимости, которая решается заглянуть в глаза одной исключительной, не-обходимой возможности, которая уже ЕСТЬ и которая уже сейчас изымает меня из размазанности по вещам мира, в расставании-встрече с ними.

есть одно интересное упражнение – своего рода повседневная медитация, призванная изменить взгляд на мир.Суть его заключается в следующем: перестать употреблять глаголы to be и to have, кроме, разумеется, тех случаев, когда они необходимы как связки.Оно стоит на идее, что человек не может «быть» или «иметь» – он может только делать, то есть действовать определённым образом. Приучившись говорить и думать в таких понятиях, в самом деле начинаешь по-другому смотреть на всё.Я тоже хочу предложить своим читателям такое упражнение.Откажитесь от слова «время». Замените его теми понятиями, которые это слово в действительности обозначает в вашей речи.В быту «время» – это, как правило, синоним важности или приоритета.«У меня совсем нет времени» = «больше важных дел, чем я могу выполнить»....Упражнение, по моему опыту, чрезвычайно полезное. Оно позволяет сразу же переводить рассуждения о «времени», как о чём-то реально существующем, в плоскость того, что на самом деле реально существует.