человечество стоит «между смертью и трудными родами» [ 79]. Так как Свобода достигается лишь через полноту индивидуального, надежду возлагают на индивидуальное сознание: философская мысль должна апеллировать не к сплошной массе, утверждает Адорно, а к единичному человеку. Отсюда и его концепция антисистематической, «отрицательной диалектики»

Насколько я могу понимать, отличительная черта интеллигента состоит в том, что он по настоятельно поставленному принципу своей жизни, а не по какому-то стороннему и случайному убеждению, отказывается сводить себя к какой-либо социальной функции, стать внутренне её невольником и, стало быть, пренебречь той своей человеческой сутью, которая причиняет его мысли и поступки и в этом смысле над ними возвышается, доминирует, зато он стремится эту суть спасти и привести к высшему благу.Из этого определения — множество следствий, которые и составляют столь характерный портрет: 1. Характерное сочетание эгоизма и альтруизма, проистекающее из того обстоятельства, что хотя принцип жизни интеллигента и направлен на него самого, он привязан к общей человечности; все люди разные, нет одинаковых; однако все люди подобные, всегда обнаруживается некая общность;2. Не менее примечательное сочетание социального и индивидуального начала, зависящее от того положения, что хотя принцип и относится к социальной функции или роли, беря лишь её за начало своего формулирования ("логоса"…), сам характер этого отношения скорее отрицательный; интеллигент действует ради общества в том смысле, что он учит человека, в том числе себя, противостоять ему и его унифицирующему воздействию, и это значит, что он всегда участвует в социальных отношениях, поскольку учит, но всегда критически, поскольку учит самостоятельности; с социальной стороны это проявляется как некая кастовость, а с индивидуальной — как некая духовная самодостаточность;3. Разнообразие интересов, широкий круг чтения — преимущественно о людях, ибо интересы эти служат прежде всего личному пониманию человеческого начала в человеке; по этой же причине — некоторая наклонность к созерцанию, некая внимательность к осуществлению мышления, к его обстоятельствам; по этой же причине — зачастую религиозность или во всяком случае сочувствие к религии;4. Нежелание "быть дураком" и соответствующая скромность, которую можно не без оснований принять и за надменность; вид наш определяется как "человек разумный", следовательно уважение к человечности — это уважение к разуму; а потому интеллигент отказывается быть глупцом в чём бы то ни было, но в особенном смысле: он признаёт, что во всякой области бытия, во всяком жизненном круге есть своя мудрость, свой определяющий принцип; и этот самый принцип при столкновении с таким кругом он стремится по возможности иметь в виду, даже если деталей он и не знает; он старается действовать по этому принципу тогда, когда он постигает его, и признаёт своё невежество тогда, когда этот принцип ему непонятен, но во всяком случае он не отказывается от понимания чего бы то ни было на том лишь неприемлемом для него основании, что это "вообще-то не его дело"; здесь и есть слабое место интеллигента — когда в обществе падают принципы, то и ему уже не за что удержаться, ведь и сама человечность есть не что иное как принцип, как определение;5. Вежливость, аккуратность обращения — как внутреннее требование, исходящее от той самой человечности; эта вежливость отличается по своему характеру и оттенку от вежливости аристократов, потому что в её основе — не общность владычества, а уважение к принципу; аристократ уважает человека, который равен ему по рождению и воспитанию, а интеллигент уважает некий принцип, создающий людей; эти способы обращения при развитии могут сходиться по проявлениям, например аристократ может и не только с равными быть вежливым — из уважения к себе и любви к людям, а интеллигент способен и выходить из мира принципов в реальный мир людей, всё-таки сохраняя уважение к ним; однако происхождение их — разное;6. Большое разнообразие типов социальных взаимодействий — от "наведения мостов" между людьми разного толка до формирования "закрытых анклавов", куда посторонним вход воспрещён.Перечисленное — это не более чем признаки; они логически вытекают из определения, а потому с меньшей обязательностью выполняются, чем оно само, ведь жизнь полна случайностей и сторонних вмешательств. Ещё раз повторю, что это определение выполняется лишь тогда, когда названный принцип — это не инструмент для чего-то иного, от него самого отделённого и более высшего, применяемый стало быть с некоторой отнюдь не случайной обусловленностью, а сам по себе безусловный высший принцип бытия. Это определение называет отличительную черту, а из какого рода эта видовая отличительная черта выделяется?.. "Интеллигент", равно как и "образованный", — это не социальная роль; интеллигент — это человеческий тип; во всяком человеке задействуется как социальное, так и индивидуальное начало…

такая высота секвой была бы невозможна, будь у каждой секвойи только свои собственные корни - они бы ветров не выдерживали. Но у них одна корневая система на всех в роще, очень мощная. По сути это одно дерево с разными стволами. Секвойя, когда умирает, не падает, выворачивая свои корни и подрывая другие. И после смерти стоит, продолжая поддерживать живущих.

Как раз очередные пуски ракет — почему-то, когда летит баллистика, сирена воет особенно гнусно, или это психологический эффект, прямо не знаю. Ну в общем спать под это не всегда получается, вот и сейчас — но можно открыть клевер и почитать, что, так сказать, "думают люди". Это знание несовместимо со здравым смыслом, а порой и с жизнью, но опять же, кто обещал, что будет легко. Кроме того, остается открытым вопрос, нахрена мне это знать. Но тут прямая параллель — сто лет бы не знал, что такое х-55 и х-101, но вот оно летит в прямом эфире и можно иногда услышать странненький, тоже довольно гнусный гул. Так и мысли — они присутствуют в реальности и далеко не все дают себя развидеть.К этому явно нельзя относиться, как прежде, этот опыт совершенно новый — чужая мысль, черная, обтекаемая, враждебная как болид, и их так много, что они в каком то смысле толкутся, как мухи, в ментальном пространстве. Эзотерики восточного толка чаще разделяют, к слову говоря, ум и дух, представляя ум как один из его нижележащих аспектов, по природе своей имеющий дело всегда только с разделенностью. Ум не может схватить единство (и соответственно божественность, которая едина), для этого нужен особый сверхразум, сочетающий в себе отражающую и деятельную силы, активное творящее восприятие плюс знание о себе (как инструмента Бога, его индивидуальной проявленности, и вот кто смог это понять внутренней формой, тайну единства и индивидуализации, тот что то да постиг). И здесь я думаю, что для разрушения (преобразования) "черных мыслей" нужна их остановка вот этим деятельным, активным принципом не-ума. Дух, осознающий свою активность, решившийся делать истину из себя, потому что больше ее не из чего делать. Спасение человеку, иначе говоря, перестать думать херню. И кто то перестанет, хотя бы увидев ясно, как тяжелеет это черное нагромождение под грузом собственной бессмысленности.Извинити.

- Сознание сейчас сильно переоценено, неосознанного в человеке гораздо больше, и строго говоря, я не могу с уверенностью сказать, сильно ли мучается и переживает нечто во мне, скрытое глубоко в неосознанном. Однако мой опыт общения с неосознанным говорит о том, что это может быть очень интенсивное скрытое мучение. И поэтому основной урон от интенсивного преодоления себя может быть следующий: увеличивается внутренний конфликт, уменьшается связность души и внутреннее доверие. И, как следствие, уменьшается моя ответственность за свои поступки.Конечно, если опытный и надежный наставник, который долгое время занимался бы мной лично, посоветовал бы преодоление себя и подробно описал как это делать, я бы согласился. Но лишь только в этом случае.- Cамосознание, самопреодоление это большая иллюзия. Исключительно своего, сугубого сознания не бывает, это всегда лишь рефлексия, обман. И ни к чему, кроме усугубления, кроме "бесконечного тупика", не ведет. Сознание, как действие, акт, всегда не только твое. Сознавать себя можно лишь с помощью, не одними своими силами.- Согласен, сознание -- это тончайший слой, представитель сообщества людей в душе человека. А самопреодоление это вообще, на мой взгляд, литературная тема, созданная изначально исключительно для воспитания в юношеском возрасте (и потом необоснованно распространённая на детство и зрелость)

В самом деле, тело не толь­ко достав­ля­ет нам тыся­чи хло­пот — ведь ему необ­хо­ди­мо про­пи­та­ние! — cно вдо­ба­вок под­вер­же­но неду­гам, любой из кото­рых меша­ет нам улав­ли­вать бытие. Тело напол­ня­ет нас жела­ни­я­ми, стра­стя­ми, стра­ха­ми и такой мас­сою все­воз­мож­ных вздор­ных при­зра­ков, что, верь­те сло­ву, из-за него нам и в самом деле совсем невоз­мож­но о чем бы то ни было пораз­мыс­лить! А кто винов­ник войн, мяте­жей и битв, как не тело и его стра­сти? Ведь все вой­ны про­ис­хо­дят ради стя­жа­ния богатств, dа стя­жать их нас застав­ля­ет тело, кото­ро­му мы по-раб­ски слу­жим. Вот по всем этим при­чи­нам — по вине тела — у нас и нет досу­га для фило­со­фии.

Объективно, что мы знаем о разуме, чем бы он ни был? То, что мы ни разу за 100+ лет существования формальной науки не наблюдали индивидуального разума. Разум всегда коллективен. А вот реакции каждого человека индивидуальны, т.к. свобода воли

«Согласно онтологии коллективной мыследеятельности отдельный человек не обладает достаточной энергией для развития; для этого он должен рассматриваться в качестве компонента более сложных, коллективно-коммуникативных, кооперативных систем и процессов. Коллективная мыследеятельность и есть та минимальная онтологическая единица, по отношению к которой может быть поставлен вопрос об индивидуальном развитии и самоопределении. Коллективная мыследеятельность полагается как синхронизированный комплекс пяти процессов: мышления, понимания, действования, коммуникации и рефлексии»

«В каждый момент и в любой период своего развития язык… представляется человеку — в отличие от всего уже познанного и продуманного им — неисчерпаемой сокровищницей, в которой дух всегда может открыть что-то еще неведомое, а чувство — всегда по-новому воспринять что-то еще не прочувствованное. Так на деле и происходит всякий раз, когда язык перерабатывается поистине новой и великой индивидуальностью… Язык насыщен переживаниями прежних поколений и хранит их живое дыхание, а поколения эти через звуки материнского языка, которые и для нас становятся выражением наших чувств, связаны с нами национальными и родственными узами. Эта отчасти устойчивость, отчасти текучесть языка создает особое отношение между языком и поколением, которое на нем говорит».

Три фазы доселе известной нравственности. Первым признаком, что зверь стал человеком, является то, что его действия направлены уже не на благополучие данного мгновения, а на длительное благосостояние, т. е. человек становится полезным, целесообразным: тут впервые прорывается наружу свободное господство разума. Ещё более высокая ступень достигнута, когда он начинает действовать на основании принципа чести, с его помощью он включает себя в круг господствующих чувств и подчиняет себя им, и это высоко поднимает его над фазой, в которой им руководила только лично понимаемая полезность; он почитает и хочет быть почитаемым, а это значит: он понимает зависимость своей пользы от того, что он думает о других и что другие думают о нём. Наконец, на высшей ступени доселе известной нравственности он действует на основании собственной оценки вещей и людей; он сам определяет для себя и других, что достойно и что полезно; он стал законодателем мнений, соответственно всё более развивающемуся понятию полезного и достойного. Познание даёт ему возможность предпочитать самое полезное, т. е. общую длительную пользу, своей личной пользе, всеобщее и длительное уважение — временному признанию; он живёт и действует как индивид коллектива.

У людей есть одна способность, которая, хотя и представляет величайшую полезность для коллективных целей, для индивидуации оказывается самой пагубной. Я имею в виду способность подражания. Коллективная психология не может обойтись без подражания, ибо без него попросту невозможны ни массовые организации, ни государство, ни даже общественный порядок. На самом деле, общество в гораздо меньшей степени организуется законом, чем склонностью к подражанию, в равной степени подразумевающей внушаемость, внушение и психическое заражение. Но мы видим каждый день, как люди пользуются, а вернее, злоупотребляют механизмом подражания в целях личной дифференциации: они довольствуются подражанием какой то знаменитости, разительной черте характера или образу поведения, добиваясь этим внешнего отличия от круга лиц, в котором они вращаются. Едва ли нужно говорить, что в качестве наказания за это обезьяноподобное поведение единообразие их внутреннего мира (minds) с таковым у ближайшего окружения, и без того достаточно ощутимое, перерастает в бессознательную, компульсивную зависимость от окружающих. Как правило, эти показные потуги индивидуальной дифференциации заканчиваются той или иной позой, и подражатель остается на том же уровне, на котором всегда находился, только еще более бесплодным, чем раньше. Чтобы раскрыть, что в нас есть собственно индивидуального, требуется глубокая рефлексия, и тут до нас внезапно доходит, как необычайно трудно дается открытие индивидуальности.

Когда человек формируется, развивается, кармы, опыт, поступки и повторяющиеся мысли, культурный слой, работа, близкие - всё формирует характер, индивидуальность. Результат процесса этого никем в долгосрочной перспективе не планируется, более того, обычно диапазон изменений не слишком большой, и если попал уж человек в колею, так и будет сформирован в соответствии с ней. Например у последних поколений так трёх у многих формирующим фактором является игромания. У работяг тоже свои колеи, это особенно заметно в корпоративной культуре. Например админы выглядят похоже друг на друга, программисты ещё более схожи, менеджеры-продажники похожи по своему, секретарши так же имеют свой дресс-стиль, косметику и лица, бухгалтера, бухгалтерши, юристы, оценщики, прокуроры, полисия, все имеют свои подходящие их жизненному стилю и работе лица, ну и где то мысли, устремления, культурные слои...

Быть ученым, быть философом — есть, конечно, состояние личное, индивидуальное, но иметь науку, иметь философию, религию, искусство, нравственную культуру, государство — есть состояние всенародное, национальное. Духовная культура не есть личное, или групповое, или классовое достояние; в своих истинных достижениях она даже сверхнациональна. Но по своему опытному источнику, по своему творческому ритму и по своему своеобразию — она национальна, а в пределах единой, духовно сопринадлежащей нации она всенародна. Духовная культура народа определяется тем, живет ли он духовным опытом или нет; и если живет, то в лице большинства, или меньшинства, или отдельных, исключительных индивидуумов; и притом, интенсивна ли и предметна эта жизнь или нет. Этим-то состоянием всенародного духовного опыта определяется и судьба национальной философии.

тот, кто мыслит в нас, является не нами самими, а неким безличным началом, которое Хайдеггер назвал das Man, отталкиваясь от немецкой грамматической конструкции man denkt, man will (дословно: «думают» и т.д.; английский they think, француский on pense). Иными словами, на самом деле не мы думаем, но das Man думает сквозь нас, закладывая в нас траектории conventional wisdom (конвенциональной мудрости) или отклонения от неё.