(1)    До сих пор мы изучали базовую 'модель' нашего мыслительного центра, как она даётся идеями работы, и также различное устройство ментального центра на трёх его уровнях. А чтобы подобное изучение “от ума” стало действительно живым, надо пытаться использовать эту функцию намеренно — то есть, не позволять нашему уму реагировать случайно и бессистемно, как он привычно делает с любой новой информацией. То есть, с использованием серьёзного и честного внимания для того, чтобы привнести активный вопрос в 'чувствующую часть' мыслительного центра (желание знать). И если по следам подобных попыток, этого удастся достичь, то соответствующая данному интеллектуальному уровню энергия может привнести свою способность различения и ясность в существующий материал, расположенный на первом уровне, в хранилище ассоциативной памяти нашего ума, чтобы соотнести и привнести в него новые смыслы (а может даже, понемногу, подтянуть помощь из высших частей других центров). Новых смыслов достичь нелегко, но первым реальным результатом может стать углубление нашего внимания в поиске ответа на вопрос.Так уже немного понятнее?Хотя здесь стоит отметить (и это будет также хороший вопрос для проверки в наблюдении), что очень сходный процесс, основанный на работе по тому же принципу, очень часто происходит на форматорном уровне, когда некий запрос (любопытство либо необходимость) попадает в центр нашего внимания. Тогда может происходить привлечение внимания лучшего качества и искомый 'ответ' обнаруживается либо в памяти, либо вовне. Полагаться на такой процесс не стоит, он очень ненадёжный, хотя сама по себе подобная возможность имеет большую ценность.(2)    В этом упражнении нельзя также оставлять без внимания изучение привычных слов (или смыслов) нашего обычного языка, также как нужно постоянно ставить под вопрос наши обычные идеи и ценности. Ещё раз хочу подчеркнуть, что усилия эти нельзя останавливать, какие бы аспекты идей мы не изучали. То же самое касается различных “идей”, “мнений” и “убеждений”, которые мы продолжаем встречать в обычной жизни. Если мы будем избегать такого рода усилий, то возничий в экипаже так и будет оставаться спящим, а лошадь непредсказуемо блуждающей.

Представьте, что здесь в комнате вместе с нами находятся некие другие присутствия — духи или призраки — не имеющие тел подобных нашим. Мы вряд ли сможем воспринимать или осознавать их. А мы осознаём сейчас наше совместное присутствие именно потому, что осознаём наши тела.Но что такое человеческое тело? Вот я привычно говорю: "моё тело”.. Но если вы остановитесь, чтобы взглянуть на "своё тело", то увидите, что сами эти слова звучат довольно странно. Кто тот я, которому принадлежит этот тело? Мы говорим так, как если бы существовали две совершенно различные вещи: я и принадлежащее мне тело, которым я владею сходным образом, как часами или парой туфель.Мы редко останавливаемся, чтобы задуматься, насколько странной является эта идея. Если это действительно моё тело, то что я с ним делаю? Как часто оно действительно является моим собственным телом — в смысле того, что я осознаю его принадлежащим себе и что я есть тот, кто им пользуется? Если мы наблюдаем, то можем увидеть, что большую часть времени наше тело живёт своею собственной жизнью. В реальности всё обстоит так, как будто существуют две совершенно различные вещи. С одной стороны занятое собственными делами тело, а с другой - я, иногда вспоминающий об этом теле. Большей частью времени я просто позволяю телу делать свою работу — типа, как оно говорит сейчас за меня, производя звуки или вибрации, которые вы слышите.Мы не привыкли задавать подобные вопросы, которым нас не учили в школе. А через какое-то время мы вообще перестаём задавать лишние вопросы и впоследствии вообще замечать, что мир этот очень странный, также как странен и сам образ нашего существования. Возможно дети осознают эту странность. Сами их вопросы показывают, что они замечают, насколько всё это странно, но мы обо всём забываем. Но если мы желаем жить полной жизнью, нужно обязательно как задавать подобные вопросы, так и настойчиво искать ответы на них. Например: "Что я имею в виду, когда говорю 'моё тело'?"Если б мы занялись этим вопросом с реальной решимостью понять, что же это на самом деле означает, мы уже могли бы пойти далеко и обнаружить себя выбирающимися из глубин непонимания. Откуда мы уверены, что не должны говорить: "Это тело есть я?" Почему я так уверен, что я именно тот, кто владеет телом, а не наоборот, что это тело владеет мной? Как часто я делаю то, что хочет мое тело, а не то, что хочу я сам?Тело человека - это загадка. Само существование тела не вызывает у нас сомнений. Мы не спрашиваем себя, является ли тело имуществом, которое мы неким образом приобрели, или же кто есть тот, кто мог его приобрести. И мы не знаем ответа на этот вопрос. Всё, что мы знаем — что наш опыт определённым образом связан с этим телом.

Герменевты полагают, что понять сущность человеческого бытия невозможно, пользуясь естественно-научными методами. Методы позитивистской философии также сродни естественнонаучным: они основаны на отстранении отношения исследователя к объекту изучения и опираются на законы формальной логики. Объективным методам познания противопоставляются методы психологического отождествления исследователя с текстом, независимо от того, какую конкретную форму имеет текст, что это — исторический источник, музыкальное произведение, архитектурный ансамбль, скульптура, живописное полотно или личность другого человека. Такую познавательную процедуру называют «вживанием»: истина в процессе познания достигается не путем кропотливой аналитической работы ума, а благодаря интуитивному постижению, озарению, инсайту.

Как осмыслить в системной терминологии процесс общения? Общение всегда имеет цель — понять другого человека, его чувства, мысли, оценки; цель — концепт системы общения, системообразующее свойство (Р). Общение, не имеющее цели, не обладает целостностью; при отсутствии стремления к взаимному пониманию разговор превращается в беспредметный и бессодержательный «треп». Это свойство бессистемного общения используется представителями абсурдистского и авангардистского искусства. Например, в пьесах Ионеско герои зачастую обменива- [1] ются бессвязными репликами. Тем самым драматург показывает разобщенность людей в современном мире, их изначальную обреченность на одиночество.

Нам не дано предугадать, Как наше слово отзовется, И нам сочувствие дается, Как нам дается благодать.

Некоторые проблемы, с которыми человек столкнулся с начала жизни (и которые могут быть наследованием проблем предыдущих воплощений или переданными от предков), могут превосходить ресурсы его духа, которые есть в его распоряжении в этом воплощении, поэтому иногда просто разумнее решить для себя, что вот эту проблему или комплекс проблем не развязать в этой жизни и лучше оставить на следующую или даже на несколько следующих. Остаток жизни можно потратить на выработку качеств, которые могут пригодиться в следующих жизнях для решения подобных проблем. Типа как летом или осенью делать запасы на зиму — не метаться, не пытаться их съесть тут же, а просто делать и складывать. napoli

Похоже, что любое позитивное (т.е. в нужном направлении) изменение на уровне энергии состояния требует закрепления на более “материальном” уровне. Только тогда оно становится ступенькой.Более высокое состояние может быть результатом собственной работы, внешнего воздействия или даже случая. Сползание к привычному происходит в момент выбора привычного действия, когда различимы (или не различимы в силу низкой осознанности) два желания: новое, более тонкое, и старое, более сильное (за счет наколенной инерции). Для движения новое желание необходимо закреплять в действии.

Мы просто слишком привыкли полагаться на ум и находить сразу ответы, которые считаем верными. Ум для нас — высшая инстанция. хотя на деле ум — очень ограниченный инструмент. Ему нужен достаточный объем проверенной информации. Чего, естественно, часто не бывает. Вот мы и заполняем недостаток иллюзиями и представлениями. В неопределенности нам неуютно и мы сразу ищем в какую бы норку забиться, где нам тепло и понятно. В реальности же нахождение в условиях неопределенности - вещь привычная....Я не хочу сказать, что надо жить впотьмах, наоборот. Надо искать за что держаться. И реальность нам просто в очередной раз подсказывает, что мы идем не туда и искать надо где-то еще. Ну и фонарик наконец поменять. pyshch

История гибели «Титаника» настолько общеизвестна, что нет и малейшего смысла к ней хоть что-то добавлять. Там каждая минута катастрофы за последние уже более, чем сто лет подробнейше описана и обсуждена. ...о наличии айсбергов в том районе «Титаник» получил аж семь предупреждений по телеграфу от других судов. ...кроме общего оповещения всех прочих судов, приказал своему телеграфисту Сирилу Эвансу отдельно связаться именно с «Титаником». Но когда Эванс связался с тамошним радистом Джеком Филлипсом, тот его попросту послал. Буквально: «Заткнись! Заткнись! Я занят» и ещё что-то подобное. А он действительно был занят. Дело в том, что ранее радиопередатчик «Титаника» вышел из строя и радисты почти сутки его ремонтировали. За это время накопилось масса частной информации, которую высокопоставленные пассажиры «Титаника» хотели передать на сушу с борта знаменитого парохода, больше, естественно, не по делу и необходимости, а в основном «для понту», чтобы ещё раз таким образом подтвердить свою крутость. Вот передачей этой ценнейшей информации и был занят Филлипс, когда получил предупреждение об айсбергах и велел Эвансу заткнуться. Что тот и сделал. Приказ своего капитана он выполнил добросовестно, вступать в перепалки в эфире не входило в его обязанности, потому он ещё некоторое время поработал на радиостанции и в половине двенадцатого ночи, отключив её, отправился спать. ...Конечно, гибель «Титаника» стала результатом стечения великого множества трагических совпадений, в том числе и совершенно случайных. Но вот только «Заткнись!» было вовсе не случайным. Это объективность, закономерность и определенная традиция

Вопрос: Что стимулирует Ваш интерес в изучении человеческой речи?Вильям Сигал: Для меня тут есть два аспекта различных качеств, представляющих наибольший интерес.Первое — это обретаемая словом сила, когда слово исходит от некой особой и непостижимой энергии, дающей изначальный импульс, порождающий слово. Человек что-то говорит и, в зависимости от стоящей за этим энергии, слово или фраза пробуждает (или не способна пробудить) соответствующую энергию в слушателе. Мы все хорошо знаем, что одни и те же слова, выраженные разными людьми, могут оказывать совершенно различное воздействие. Поиски ключа к этому указывают, что стоящее за языком наиболее важное влияние является неким родом невидимой энергии. С этой точки зрения можно сказать, что произносимые со вниманием слова или фразы заряжаются особой энергией. Энергия следует вниманию — куда я помещаю своё внимание, туда же следует и течение силы. И если при этом поддерживается внутреннее присутствие, сопровождающее выражаемое, любые такие слова обретут силу.Ещё одним интересным аспектом в этом смысле является уникальная человеческая способность к поэтизации языка. Почему одна комбинация слов волнует нас, будит интерес или движение, тогда как стоящие в другом сочетании те же слова являют собой лишь банальность, падают плашмя? Поэзия играет со словами, создавая из них особые реверберирующие звуковые образы...Источник - WIlliam Segal in "Parabola", 1995, The Magazine of Myth and Tradition

приснилось, что я в трубе и что рассматривание меня в ней, как восстановление, воспроизведение меня из упущенных шансов - просто снесло или сложились не те обстоятельства или сам ускользнул, мало ли что… И вот они восстановливаются. Причем как - не шанс появляется у меня, а я возникаю перед ним в этой трубе, увеличенный ею до мельчайших подробностей и главное, что тут от меня требуется – не увиливать, не дергаться, не сбегать что бы там ни было

Из малого желудя продвигается зеленый росток. Зеленый побег   превращается в деревцо. Деревцо вырастает в огромный дуб. Дуб разрастается в   рощу - широкошумная дубрава, зеленый гай. Первичный ум человека глядит и   видит, полное высокой поэзии, соответствие в двойственности лика древесных   существ. Есть напевная чара в том, что из плоской земли вырвался возносящий   ствол. Горизонтальная и вертикальная линия, своим пересечением и своим   соединением, ведут мысль по двум путям расхождения, и в то же время   задерживают ее в чаре созерцания единого чуда, которое называется говорящим   дубом, где ветка соответствует ветке, и каждый узорный лист соответствует   тысяче вырезных листьев, и все это зеленое множество шуршит, шелестит,   колдует, внушает песню. Два начала соединились в одно, из одного родилась   множественность, множества образовали единое целое, дуб разросся в священную   рощу, и друиды соберутся в ней, чтобы петь свои молитвы и напевным голосом   произносить заклинание.

Я хочу, чтобы вам стало ясно, что не существует стандартного набора интерпретаций какого бы то ни было символа и что для каждого человека любой символ несет уникальный смысл. Отсутствие интереса к символам предполагает как правило отсутствие интереса к правильной интерпретации смысла жизненных форм. Кроме того, слишком академический интерес к символам может предполагать склонность ума к усложнениям, его привязанность к схеме, линии, форме, числовым отношениям и слепоту к значимости смысла, Разум должен выдерживать равновесие между формой и идеей, выражением и качеством, знаком и смыслом. Это жизненно важно для развития ученика и стремящегося.

В изучении символов необходимо всегда ставить перед собой цель достигнуть постижения понятия, лежащего за любым изучаемым символом. Это понятие всегда будет синтетическим. Оно не должно быть расчлененным или детализированным. Может возникнуть необходимость подхода к такому понятию через изучение деталей и постижение значений различных составляющих или частей рассматриваемого символа. Однако, когда анализ завершен, вы не должны удовлетворяться до тех пор, пока не суммируете смысл символа в некоторой синтетической идее, понятии, значении или имени.

Посмотрим внимательно на правую руку Моисея. На ней Микеланджело изобразил маленькую мышцу (в синем кружке). Эта мышца шевелится только в одном случае: когда безымянный палец опущен, а мизинец поднят. Проведите эксперимент: посмотрите на свою руку, не важно правую или левую. Опустите безымянный палец и пошевелите мизинцем вверх и вниз. Практически сразу вы увидите, как щевелится эта мышца....В моей книжке одна из глав посвящена тому, как Микеланджело использует язык тела. Книжку по-русски можно бесплатно скачать по этой ссылке.

Les autres sont essentiellement des miroirs de toi-même. Tu ne peux aimer ou détester quelque chose chez autrui que si ce quelque chose reflète une chose que tu aimes ou détestes en toi.

Да, есть такой странный взгляд, что "правда" это обязательно что-то неприятное, страшное, тяжелое. Друг пожалеет, соврёт, только враг скажет всю правду. У остальных розовые очки, а враг-то знает, враг не соврёт! И вот тогда надо эту правду принять! Казалось бы, спрошено про стихотворение, про мелодию, про нравственное чувство... Какое отношение неприятный человек имеет к стихотворению? Вроде бы настолько не в тему... Но нет, всё равно вылезает эта устойчивая конструкция о злой болезненной правде. Удивительно, удивительно.

Первая — нравственное чувство есть. Это чувство направлено и различает свои собственные поступки и решения. Про себя человек благодаря этому чувству всегда знает поступил он здесь честно или сподличал, поступил правильно или струсил, пошел на поводу обстоятельств или выбрал держаться своей правды. Как всякое чувство оно может развиваться и деградировать. Иногда его чувствительности не хватает, чтобы оценить собственный выбор, понять "как правильно" и это доставляет долгоиграющий дискомфорт. Направленное на другого оно ставит тебя на его место. Оно отвечает на вопрос — как я бы поступил в такой ситуации. В этой ситуации оно не врет. Но можно обмануться в ситуации, увидеть её снаружи не так, не полностью, как её видит другой человек, которого ты осуждаешь или одобряешь. Можно спроецировать его на страну, общество, человечество, весь мир, вселенную, создателя. И в таком неприспособленном масштабе оно тоже даст какие-то ответы, ориентироваться на которые заведомо не стоит. Второе — внутренние голоса есть. Они стоят на страже твоего покоя, твоей уверенности в себе, в своем будущем, в твоей высокой самооценке, твоей веры в то, что мир справедлив и предсказуем, а боги к тебе добры. Они оберегают тебя от лишней работы и страхов внутри и лишней суеты и пота снаружи. Они фильтруют весь поток восприятия на то, что согласуется с твоими благими представлениями и то, что будет им противоречить и разрушать. Врут эти голоса или нет — тотально зависит от того, на сколько твой образ себя, мира, законов — адекватен. Способ не поддаваться обману этих голосов открыли ещё 4000 лет назад. Он радикальный и называется — просветление. Если кто-то не пребывает в образах человек, долгожитель, гражданин, успешный, справедливый, беспристрастный, милостивый, разумный, адекватный, то и голоса его будут молчать. На пути к этому способу есть ещё осознанность — позволяющая узнавать голоса и видеть что именно они сейчас защищают, где и в чем видят угрозу, как с ней справляются. Третье — чувство правды у человека может быть. Есть способы выработать у человека те или иные навыки интуитивно вычленять правдивую информацию, и столь же интуитивно маркировать ложную. Это своего рода условный рефлекс. Ощущение от срабатывания этого навыка скорее дезориентирующие. На сколько он функционален и точен можно определить только одним способом. Способом, которым баскетболист определяет попадает ли он в кольцо. Бросает раз за разом, первую тысячу раз, потом вторую, пока не доведет навык до относительного совершенства спонтанного успешного действия. Если проверять правдивость сигнала каждый раз самым тщательным образом — наступит момент, когда доверие к этому своему чувству правды станет оправданным, а само чувство не будет путаться ни с внутренними голосами, ни с нравственным, ни с эстетическим, ни с интеллектуальным. Если не проверять, это часто будет некий компас, которым пытаются измерить температуру. Беда, или скорее проблема в том, что люди очень плохо разбираются в том, на что они опираются внутри. Как вообще следует их мысль, от чего отталкивается, обо что запинается, куда предпочитает не заходить, а что ускоряет и укрепляет её. Не видит стандартные ходы своего ума и типичные алгоритмы обесценивания или переоценивания произвольного факта. Никаких простых решений тут нет и быть не может. Работа головы, это изначально сложно. Там много слоев, процессов и разных конфигураций.

как человек может понять, указывает ли ему то, что у него в глубине души и может дать самую искреннюю, самую беспристрастную подсказку, если только внимательно, аккуратно расспросить, если только не затуманить эту глубину души разными сиюминутностями, — итак, указывает ли на истину? или на ложь? как это распознать? как заставить себя это распознать, что для этого надо над собой сделать? и если на ложь — то следующий вопрос: как исправить это внутреннее нравственное чувство. потому что оно ведь и создается наслоениями опыта от дел и размышлений… и может создаваться по-разному в зависимости от того, кто как действовал (праведно или неправедно) или кто как размышлял.

Интересно, вот Левенчук в своих курсах для менеджеров наоборот учит точному определению «кто»: Бухгалтер — это одна сущность, Иванов — другая, а кто из них идет к летающей тарелке — это еще подумать надо. Я четкую типизацию считаю редукционизмом, поэтому в принципе этого стиля не придерживаюсь — «но оно есть!» Психологи/психотерапевты пытаются поведение и мысли клиентов как-то разграничивать между «я для себя», «я для других», «я для работы». Опять-таки не считаю эту театральщину полезным делом, скорее ненужным и вредным. Я — напротив считаю, что некое понятие «Я» надо «уменьшить», одновременно расширив его границы, по типу волновой функции — влияет на все на свете, «только низенько-низенько», включает в себя все определения, просто в «смешанно-запутанном» состоянии. Поэтому вопрос с расстановкой солдатиков я считаю и надо решать «на картошках» по мере поступления — как меня кто увидит это уже их дело и мой бэджик все равно на это не влияет.

личность человека состоит из субличностей. И, в зависимости от времени и состояния человека, более активна одна субличность и её слышно, чем другие.Во-вторых, субличность говорит скорее не правду, а свои ощущения, переживания, то что ей важно, что для неё значимо.Если болит зуб, субличность зуба вопит вам, "Хьюстон у нас проблемы."А обращение к какому-нибудь богу, да работает. Поскольку позволяет выбраться из текущей проблемы, не залипнуть в ней, подняться на более высокий уровень, посмотреть на неё сверху, послушать субличностей более высокого уровня.

Естественно, но желание вытащить собеседника в рамки комфортного для себя дискурса обычно происходит совершенно неосознанно; более того - часто люди искренне удивляются, когда выясняют, что собеседник непонятным образом опирается на какие-то свои истины, конвенции, импликатуры и тут же делают вывод, что бедный оппонент очевидно стал жертвой заблуждений, пропаганды, а может даже и недоумия, посему надо срочным образом наставить его на путь истинный, а то и самоотверженно вырвать из своей груди сердце, и провести заблудшего по буеракам к опушке, гордо освещая данковским огнём путь во тьме. :) К сожалению, склонность упростить разногласия до булевого уровня "если какое-то мнение истинное, то все остальные - ересища" в реальном мире нечёткой логики и разных систем координат приводит лишь к углублению противоречий и невозможности объединить разные мировоззренческие системы для получения нового качества. Большинство конфликтов в современном мире имеет первопричиной нарциссизм этикета (т.е. аксиоматизированных правил, не снабжённых цепочкой вывода доказательства рациональности), а большинство компромиссов базируются на этическом релятивизме (т.е. способности понять различия между разными этическими и культурными системами и умение интегрировать в свою картину мира в том числе и противоречивые требования сторон). Понимание, а главное принятие инструментария релятивизма начинается с того, что стороны должны признать возможность существования полярных мнений, одинаково истинных, но в зависимости от контекста, тогда и конвертация дискурсов пойдёт легче, не спотыкаясь о попытки навязывания неуниверсальных конвенций.

Когда внутренний голос лжет Человека обманывают всякие внешние впечатления. Ложные факты, распространяемый СМИ, всякий вой идеологизированной публики... Он не верит всему этому, это ложь. Его обманывают политика и статистика, дурит математика и надувают "честные" документальные свидетельства. Он перестает верить статистике и политике, экспертам и очевидцам. Все лгут.И человек обращается к тому, что внутри. К внутреннему чувству правды. К тому, что заставляет до боли любить какое-то стихотворение, мелодию или сказку. Что заставляет в какой-то истории чувствовать: вот это - правда. И стихотворные строчки отзываются правдой, и мелодия звучит истиной.Смотря со стороны, иногда можно видеть: внутри этого человека говорит вовсе не правда. Если вы знакомы с современными демонами, знаете их привычки, можно увидеть: вот за искреннейшей, исполненной внутренней боли и пафоса речью ясно ощущается натура одного из таких демонов. Изнутри у человека говорит демон, это он решает, какие строки будут отдаваться правдой и какая мелодия будет трогать до слез.Увы, внутри у человека вовсе не непогрешимый барометр правды, а то же, что снаружи, хотя сам он этого совершенно не ощущает. Снаружи одна бездна, внутри другая - а вовсе не непогрешимая правда. Исправить такую штуку, научиться различать правду можно, хотя работы требуется не то что вагон... Много больше. Нельзя опереться на внешний авторитет - обманет, как газета. Но и на внутренний компас надежд не больше. Дорогу к правде всегда приходится пробивать с большим трудом, и собственное чувство правды - воспитывать, само по себе оно не работает. Этот баланс надо держать, прилагая усилия, а даровое чувство истины изнутри - просто такой же обман, как и прочие.

зачем слова?каждый считываетчто-то своё Иероним Босх, Сад Земных Наслаждений, 1480.

«Человек имеет “самость”, сознает себя как “я”, как изначальный действенный центр жизни не потому, что он имеет самоутвержденное, обособленное и замкнутое в себе бытие, а, напротив, потому что в его бытии производным образом отражается и выражается первичная изначальность Бога, из которого он проистекает и с которым в своей глубине неразрывно связан».С. Л.Франк

Что делать, если вы оказались на мосту над пропастью, с одной стороны лев, с другой тигр и они явно настроены к вам недружелюбно?Если приходится выбирать только из зол и других вариантов нет, значит где-то до этого несколько раз было выбрано неверное решение. Плохие решения обычно тем и плохи, что они сужают пространство маневра в последующем. Например если делать дело сразу как это стало возможно,  а не в последний момент, то вариантов его сделать получается сильно -сильно больше.  Верные решения обычно повышают уровень свободы выбора, так этот уровень в университете обычно существенно больше, чем в тюрьме, потому у университетов популярность повыше.  Но, при этом, реальное пространство решений с ростом свободы начинает уменьшаться т.к. складывается цельное мировоззрение, когда выбрать что-то за его пределами — значит предать, разрушить себя. Внешние ограничения заменяются внутренней порядочностью.И, наконец, приходишь к ситуации, когда при внешней свободе действий у тебя особого выбора-то и нет.  Тогда и говорят: «Я не мог поступить иначе».

1. Итак, ты решил отдать себя искусству, чувствуешь призвание к тому, чтобы посвятить ему свою жизнь — ах, так устреми пристальное внимание к голосу души твоей, ибо он и есть искусство в нас.2. Остерегайся холодных умствований и резонёрств, ибо они глушат сердце, а там, где душа и сердце полегли, не сможет жить искусство.3. Оберегай в себе чистейший, детский нрав и непременно следуй внутреннему зову, ибо он есть божественное в нас и не введёт нас в заблуждение.4. Всякий явный порыв твоей души стать священным для тебя обязан; свято всякое малейшее её воспротивление, ибо оно есть искусство в нас! Во вдохновенный час, оно в наглядный образ обернётся; и образ этот есть твоё воззрение.5. Никому не надлежит равняться на чужие дарования, свои таланты погребая! Тем является твой личный дар, что только ты в душе своей, истинным и прекрасным, благим и благородным признаёшь.6. Собственным оком ты видеть должен, и так, как вещи взору предстают, их добросовестно отображать; каким тебе мир кажется — таким и изложи!7. Многим достаётся мало, а немногим много: природный дух открывается каждому по-своему, посему никто не смеет навязывать свои учения и взгляды как непреложный закон. Единого мерила для всех не бывает, каждый равняется только на себя самого и мало-мальски на тех, с кем пребывает в духовном родстве.8. Посему, не человек человеку пример, но божественное и бесконечное есть его цель. К творчеству устремляться он должен, не к творцу! Творчество бесконечно, конечны умения и знания всякого творца.9. Стремиться к высочайшему и великолепнейшему ты обязан, коли прекрасное — твой удел.Посему, вы, учителя искусств, воображающие себя знатоками и умельцами — остерегайтесь того, чтобы не навязать свои учения и правила насильно; ибо так вы надламываете стебли юных цветов и рушите храмы самобытности, без которых человек не способен созидать великое. Вы же, не способны построить лучшее; как бы вы ни тщеславились, самобытное в человеке будет проявляться по-своему, в соответствии с внутренним миром каждого, на свой манер. Ваши учения, быть может, и хороши, однако не всякому они подойдут, ибо не всякий грунт взрастит всякий цветок. Лишь божественные законы едины для всех и во всех сердцах записаны, священные Десять Заповедей!10. Мелочь так и сяк! В картине не бывает мелочей, всё неминуемо является частью целого, стало быть — ничем пренебрегать нельзя. Плохо исполнено то произведение, в котором главный элемент приобретает значение путём небрежной подачи его составляющих, подчинённых элементов. Всё должно и может быть выполнено на совесть, чтобы ни одна деталь не казалась чересчур броской. Истинный порядок вещей таится не в подлаживании второстепенного к главному, а в расположении элементов и соотношении света и тени.»Перевёл Евгений Урих (2015)

Горькому стихи, говорят, не давались, а Пастернаку — проза… / из личного сообщения

Музыка – это, однозначно, мир. Автор музыки создаёт отдельный мир каждой песней. Тем более это так, если произведение длинное, например, классическая симфония.Поскольку я слушаю чаще рок, мне на примере рока рассуждать удобнееЧто это за мир? Я стою на идеях, идущих от Ганслика, что музыка несёт свой смысл исключительно внутри себя. Френд-музыкант Б.Йоффе со мной по этому вопросу спорил, но на самом деле, как мне показалось, мы разными словами говорили о том же. В чем смысл доминанты? В разрешении в тонику, конечно. Это связано с эмоциями, но любой смысл, будь то текст или образ, может вызывать эмоции. Смысл тут музыкальный – то есть не образный, например.Думаю, многие так и воспринимают музыкальный смысл: как игру напряжений и разрешений. Ну, это касается обычно заключительных звуков во фразе или куплете. Зачин мелодии, насколько я понимаю, может разрешений не содержать

В тот год я жил дурными новостями,Бедой своей, и болью, и виною.Сухими, воспаленными глазамиСмотрел на мир, мерцавший предо мною.И мальчик не заслуживал вниманья,И дачный пес, позевывавший нервно.Трагическое миросозерцаньеТем плохо, что оно высокомерно.1973

"миром правит не тайная ложа, а явная лажа"

Когда то слышал о том, что речь усложняется в двух случаях. Первый из них – появление общности людей, обладающих досугом и достатком. Они предаются литературе и для выражения тончайших оттенков мысли нуждаются в более полной палитре слов.Второй случай – чрезвычайно сложные условия для жизни для большой группы людей. Выжить они могут, только общаясь: «загоняй мамонта справа, а я его у большой березы буду ждать». Кто не усложнит речь – останется без ужина.

Современные люди погружены в неверие. Это совершенно особый массовый тип сознания, который прямо сейчас творит то, что составляет наш с вами поток причинности. Они не верят ни в то, что Бог есть, ни в то, что Бога нет, они предпочитают пребывать в безответственности. Они могут легко на любой факт повесить ярлык "не доказано" и это позволяет им ничего тут не делать. Им не нужны необратимые выводы, после которых придется что-то решать, как-то определяться. Лучше пусть так, то ли мы тут плохие, то ли хорошие, где-то серединка на половинку и всё вокруг такое-же. Их души как раз не мечутся, им там внутри вполне комфортно.

Обеднение речи большого количества современных людей на уровне реализации имеет "технический" характер.Основным каналом получения познавательной информации стали аудио и видеоматериалы. Порталом доступа выступает смартфон. Задействован "мозг ящерицы".Для формирования же сложной, синонимичной речи требуется чтение, много чтения (в идеале, русской классической литературы XIX века до 16-18летнего возраста), которую сжирают удобные аудио и видео форматы современных экосистем. Письменная речь, двигаясь к отмиранию, стремительно деградирует. Предпосылок к возврату книги как портала, к сожалению, не просматривается. Поэтому участки мозга, отвечающие за воображение, не будут задействованы должным образом.Я видел ребёнка 3-х или 4-х лет, которого вырастили на мультиках. Родители были слишком заняты построением карьеры.Девочка предпочитала словами не пользоваться. Фокус еë интереса "скакал" по окружающим объектам, не задерживаясь. И в целом, поведение как у макаки. Юрий Адаев

Вот есть такие глыбы, монстры, колоссы, которые тебя своим ого-го как шарахнут, и твоё мировоззрение тут же шатается, меняется, пертурбируется...А есть... другое. Наш Интернет сейчас - это вот оно. Все эти скользящие ночным ветром стишки, картинки, зарисовки. Они как песок, как вода, медленно и незаметно обтачивают нас, придавая формы.

Погружаемся в цифровековье. rumata

Самоотрицание и самоутверждениеДуховность обычно ассоциируется с исчезновением: умаляй себя, стань никем, отвергни свою самость - и тогда ты станешь всем, растворившись в Едином. Таков путь самоотрицания. Наша природная тенденция - обратная, к самоутверждению. Самость утверждает собственную важность, акцентируя свои границы: "это я" и "это мое". Эго противопоставляет себя остальному миру. Какова роль границы? Дело в том, что "границы рождают мою самость. Если моя свобода не сталкивается ни с какими границами, я превращаюсь в ничто. Благодаря ограничениям, я вытаскиваю себя из забвения и привожу в существование". (К.Ясперс). Граница, формируемая нашим эго, порождает индивидуальное существование. Самость - это отделенность, подчеркивание границы между человеком и миром, это акцент на существовании, в противоположность исчезновению.У философа Ортеги-и-Гассета есть мысль, что "жизнь – это неизбежная потребность определиться" (а это означает и самоутвердиться), а "реальность - это то, что сопротивляется нашим желаниям", то есть сдерживает, ограничивает нас. Духовное исчезновение и самоотрицание связано с мистическим неведением, отказом от мышления, недеянием. "Я очутился в том краю, вкусив неведенья такого, что выше знания любого" (св. Хуан де ла Крус). Самоутверждение, с другой стороны, требует знания, мысли и воплощается в действии. Можно ли обнаружить что-то духовное в самоутверждении? Исчезновение и неведение часто окрашены в бесстрастность, подразумевая победу над страстями и личностными интересами. Аспект Творения и ограничивания, напротив, выражается для человека прежде всего через желание или интерес. "Человека интересует то, в чем он узнает возможность для себя быть иным, оставаясь собой. Даже поверхностные интересы имеют свою экзистенциальную сторону. Например, интересуясь атлетикой, человек испытывает возможность быть сильнее и быстрее себя самого. Интерес имеет самое глубокое участие в самоопределении человека как потенциального существа, в его стремлении "быть целым миром" [1]. Совершенствование в этом случае неотделимо от желания.Одна сторона Реальности как бы подталкивает человека: "стань всем, чтобы быть никем, тогда ничто не будет тебя ограничивать" - это мирское, связанное с желаниями избавление от ограниченности через увеличение возможностей, расширение и самоутверждение. Другая сторона Реальности подсказывает: "стань никем, чтобы быть всем" - это мистическое сжатие, избавление от ограниченности путем отказа от самости и от самоутверждения.Можно сказать, что у Реальности есть два аспекта: один связан с Творением и жизнью, неизбежно ведущим к ограничиванию, другой - с исчезновением и растворением в Целом. Жизнь требует определенности, то есть ограниченности, а исчезновение позволяет ускользнуть от несвободы ограничений. Оба аспекта неразрывно связаны и чреваты один другим. Чтобы исчезнуть, нужно быть; чтобы по-настоящему быть - требуется исчезнуть. -------------[1] М.Эпштейн. Философия возможного. С.-Пб.,2001.С.218.

«Объективный мир просто есть, он не случается. Лишь для взора моего сознания, карабкающегося по мировой линии жизни моего тела, порождается часть мира как образ, плывущий в пространстве и непрерывно меняющийся во времени»

‘По мере того, как мы расширяем наше понимание реальности, мы должны также расширять и наше чувство прекрасного. Ведь красота глубочайших замыслов Природы, которую мы должны найти, так же необычна, как ее необычность прекрасна.’

С философией всегда происходят удивительные вещи. Как и с философами. Уже "первого" философа, Фалеса, изображали чудаком, который слишком много занимался Небом и не заметил колодца-ямы у себя под ногами. Естественно, он свалился вниз, и тут же был мило потроллен весёлой девицей-служанкой. Она-то наверняка знала, куда нужно смотреть! Аристофан в "Облаках" описал Сократа как социально-опасного типа, подрывающего традиционные устои и ценности. Сам Сократ сравнивал себя с жалящим оводом. А его ученик Алкивиад сравнивал сократовские речи с болезненными уксусами змеи. Ох эти философы! Видящий вещие сны Декарт. Запрятавшийся в своей комнате шлифовщик линз Спиноза. Одержимый вселенскими планами и прожектами Лейбниц. Гуляющий по Кеннигсбергу после своего обеденного супа Кант. В одно и то же время, и в солнце, и в дождь, и в снег...Фихте, обучающий немцев национализму и пишущий всё новую и новую версию Накоучения. Гегель, блуждающий по пылающей Йена с рукописью "Феноменологии духа" в кармане.Чудаки, полусумасшедшие, опасные фантазеры и подрыватели устоев, что вы хотите от людей и от мира? К чему эти жала оводов, укусы змей и погремушки сумамшедших? Эй, кого там снова несёт на своих плечах Заратустра? Как быстро он сходит с ума, не успев договорить нам о сверхчеловеке!Витгенштайн, кормящий чаек на скалистом побережье. И Хайдеггер, понуро исследующий лесные тропы. От их исследований, поворотов, восхождений и срывов кружится голова.Все они - члены священного ордена, таинственного братства. Чему они служат? Кто их послал и с какой миссией? Какие ангелы диктуют им их сумасшедшие письмена?В принципе, всё уже написано на стенах Дельфийского храма: знай себя и ничего сверх меры. Но что такое, "я", "знать" и "мера"? И что такое это "что такое"? Это неприятное сократовское ti esti(n)? Слышите? Это пришли философы. Они лишают людей очевидности, понятности, такой нужной ясности и определенности. Они делают людям больно. Хотя и утешают, как Философия у Боэция.Они делают больно, чтобы утешить. Чтобы вывести из пещер и душных комнат на свет. Чтобы мы полной грудью вдохнули свежий воздух свободы. Чтобы мы подставили паруса ветру перемен.Они зовут нас в путь. А нам хочется оставаться в своём привычном и понятном мире. Без всех этих духовых приключений и взрывоопасных вопросов... Но все-таки хорошо, что Философия обитает в этом мире. Что она по-прежнему волнует и разжигает в отдельных натурах пожар восторга и любви. Чем был бы этот мир без Философии?Собранием банальностей и общих мест. Торжеством беспросветной и серой повседневности. Вязким и непроницаемым бытом. Но вместе с Философией к нам приблизилось Бытие. Которое с удивлением и недоумением смотрит на дела человеческие...Смотрит и ждёт ответа...Я думаю, мои дорогие, вы уже догадались, что это я хотел вас искренне поздравить с международным Днём философии!И обнять. Чтобы мы вместе немного помолчали в этот вечер... И поддержали друг друга, образуя живой круг удивительного и таинственного братства. С какой-то целью заброшенного в этот мир...

L1527 представляет собой напоминающее песочные часы газопылевое облако, которое окружает протозвезду. Возраст светила составляет всего 100 тысяч лет. Протозвезда скрыта от нас пылевыми облаками, но мы можем увидеть темную линию посреди «перешейка» песочных часов. Она соответствует протопланетному диску.Протозвезда активно подпитывается окружающим веществом. Кроме того, периодически она производит выбросы, которые создают полости в туманности. Они обозначены оранжевым и синим цветом.JWST также обнаружил состоящие из молекулярного водорода нити, которые тоже являются продуктом столкновения выбросов протозвезды с окружающим веществом. Этот процесс приводит к образованию ударных волн и возмущений, препятствующих образованию других светил по соседству. Таким образом, протозвезда полностью доминирует в этом регионе, получая всю доступную материю.По словам астрономов, новорожденному светилу предстоит пройти долгий путь, прежде чем оно станет полноценной звездой. На данный момент L1527 представляет собой горячее пухлое скопление газа, чья масса составляет от 20% до 40% солнечной. В ее недрах пока что не запустились термоядерные реакции, она генерирует энергию за счет гравитационного сжатия.

Сны, о которых я рассказываю, не просто необычны - oни очень ярки, свежи, как бы сверхреалистичны. Я запомнил их на годы. Вижу я их исключительно редко, поскольку такой сон должен вызреть. Собственно говоря, созреть должен не сон, а вопрос. Давно замечено, что сновидение – отражение наших забот. Мелкие заботы (вопросы, не нашедшие ответа) порождают простые сны. Вещие сны - ответы на необычные, но в то же время конкретные вопросы. Именно конкретность вопроса и должна вызреть. Такой вопрос – запрос в "высшую инстанцию". Чем выше уровень вопроса, тем более высокая инстанция на него отвечает. Душа посылает запрос, а ответ приходит в форме, в которой мы способны его понять. Но способность задавать вопросы формируется раньше способности понимать ответы. Другими словами, мы всегда хотим знать больше, чем можем понять. Поэтому в сне-откровении обычно присутствует тот, кто облегчает наше понимание. Можно считать его ангелом, или учителем, но это, скорее, временный «проводник», как-то связанный с Вами и/или местом, в котором Вы спите. Впрочем, и «проводник» не всегда способен справиться с нашим непониманием…Вещий (предсказательный) сон – частный случай сна-откровения. Просто, если человека действительно глубоко тревожит будущее, то его душа и «засылает» временной вопрос. В вещем сне тоже могут присутствовать «проводники», но в более простом варианте вам могут показать кусочек из будущего. Более того, вещий сон – частный случай «временного сна»: запрос можно «задать» и о будущем, и о прошлом.

У Кастанеды было. Из высшей точки научного знания, видна точка безмолвного знания и наоборот. Не говорится, что они смыкаются, но такие люди в состоянии увидеть друг друга в толпе. Ну и на пути к точке безмолвного знания стоят четыре врага: страх, сила, ясность, смерть.

Наиболее важное, на мой взгляд, отличие науки от мистики — в картине мира и вытекающих из этой картины выводов. Мистика наделяет мироздание живой и невероятно сложной и развитой душой. И потому сосредотачивается на выстраивании с этой душой продуктивных сложных отношений. Наука же не видит признаков существования у мироздания живой души, а видит лишь обезличенные материальные явления. И вместо выстраивания отношений с мирозданием изучает его так, как подобает изучать обезличенные материальные явления

Да все мы тут материалисты, причем матерые. Чтобы хоть как-то вылезти из материализма, кондового, марксового, мне в свое время пришлось проделать уйму усилий и всяких упражнений. Чтобы хоть как-то понять, как это можно мыслить мир за пределами первичности материи. Нет мыслить идею "материя вторична" — это каждый может, но вот перестать продолжать думать, воспринимать, действовать как будто она действительно не первична, это нужна революция в голове.

В основе научного метода лежит философия, согласно которой разных сущностей в мире до фига, но никаких лишних сущностей сверх необходимости плодить не надо, а то бритвой Оккама по горлу и в колодец.

В основе научного метода лежит материализм, согласно которому никаких сущностей, никакого иного сознания, кроме сознания человека нет, пока не будет доказано обратное. Мир материалиста мертв, он как космос наполненный вакуумом, где от от одной звезды сознания до другой звезды ничего кроме звенящей пустоты материальной действительности. Мистицизм наоборот утверждает что сущность есть у всего, что человек буквально окружен, охвачен и захвачен мириадами сущностей каждая из которых тянет его в свою строну. Так где материалист видит состояния вещества, твердое, жидкое, газообразное, плазменное, у мистика во всю развлекаются стихии земли, воды, воздуха и огня. Каждая из которых стремиться подмять под себя весь мир и всем вещам мира сообщить свои свойства.

«Однажды мы можем обнаружить, что живем бок о бок с инопланетянами и ангелами»

Человек имеет дело с тайной и ни с чем другим по-настоящему не хочет.«Ранний Хайдеггер»

Норвежский юмор: «Если ты думаешь позитивно каждый день, работаешь тяжело, стараешься быть наилучшей версией себя, окружаешь себя вдохновляющими людьми и никогда не сдаёшься, то для тебя нет никаких ограничений в том, насколько ты можешь истощиться»

Миф избыточен для передачи социального опыта. Для трансляции и усвоения будничных практик достаточно и морализаторского занудства – «так делай, а так не делай; вот это хорошо, а это плохо». Миф же есть нарративная структура, удерживающая чистую интенсивность существования. Слава, как дискурсивная молва, есть всего лишь отблеск. А реальным блеском-свечением обладает только самодостаточная интенсивность. Свет-слава есть субстанциональное свойство суверенного нуминозного.Обыденность естественным образом приводит к смерти. Следствие рутины и прозябания – упадок активности души. Бестелесная псюхэ бессознательна и уныла, пищит нетопырём. Жизнь смертного заканчивается бесславной гибелью. Душа – символ смерти. Все умрут – и герои и ничтожества. Но есть воображаемый шанс на бессмертие. Фантазм, способный стать неотчуждаемой реальностью.

«Больше всего искусство лечит, когда его творишь»

"Каким образом душа наша соединена с телом, тогда как они из совершенно различных стихий? Не служило ли связующим между ними звеном еще третье отдельное вещество, ни душа, ни тело, а совершенно особенная сущность? Или же душа и тело соединяются посредством постепенного перехода одного вещества в другое". Вопросу этому можно дать еще такую форму: "Каким способом душа действует на тело, посредственно или непосредственно?"

Язык есть орган, образующий мысль. Умственная деятельность — совершенно духовная, глубоко внутренняя и проходящая бесследно — посредством звука речи материализуется и становится доступной для чувственного восприятия. Деятельность мышления и язык представляют поэтому неразрывное единство. В силу необходимости мышление всегда связано со звуком языка, иначе оно не достигает ясности и представление не может превратиться в понятие. Неразрывная связь мышления, органов речи и слуха с языком обусловливается первичным и необъяснимым в своей сущности устройством человеческой природы. Общность звука с мыслью сразу же бросается в глаза. Как мысль, подобно молнии, сосредоточивает всю силу представления в одном мгновении своей вспышки, так и звук возникает как четко ограниченное единство. Как мысль охватывает всю душу, так и звук обладает силой потрясать всего человека. Эта особенность звука, отличающая его от других чувственных восприятии, покоится, очевидно, на том, что слух (в отличие от других органов чувств) через посредство движения звучащего голоса получает впечатление настоящего действия, возникающего в глубине живого существа, причем в членораздельном звуке проявляет себя мыслящая сущность, а в нечленораздельном — чувствующая. Как мышление в своих человеческих отношениях есть стремление из тьмы к свету, от ограниченности к бесконечности, так и звук устремляется из груди наружу и находит замечательно подходящий для него проводник в воздухе — этом тончайшем и легчайшем из всех подвижных элементов, мнимая нематериальность которого лучше всего символизирует дух. Четкая определенность речевого звука необходима разуму для восприятия предметов. Как предметы внешнего мира, так и возбуждаемая внутренними причинами деятельность одновременно воздействуют на человека множеством своих признаков. Но разум стремится к выявлению в предметах общего, он расчленяет и соединяет и свою высшую цель видит в образовании все более и более объемлющих единств. Он воспринимает предметы в виде определенных единств и поэтому нуждается в единстве звука, чтобы представлять их. Но звук не устраняет других воздействий, которые способны оказать предметы на внешнее или внутреннее восприятие; он становится их носителем и своим индивидуальным качеством указывает на качества обозначаемого предмета, так как его индивидуальное качество всегда соответствует свойствам предмета и тем впечатлениям, которые предмет оказывает на восприятие говорящего. Вместе с тем звук допускает безграничное множество модификаций, четко выделяющихся и не сливающихся друг с другом при связях звука, что не свойственно в такой степени никакому другому чувственному восприятию. Интеллектуальная деятельность не ограничивается одним рассудком, но воздействует 96 на всего человека, и звук голоса принимает в этом большое участие. Он возникает в груди как трепетный тон, как дыхание самого бытия; помимо языка, он способен выражать боль и радость, отвращение и желание; порожденный жизнью, он вдыхает ее в чувство; подобно самому языку, он отражает вместе с обозначаемым объектом и вызываемые им чувства и во все повторяющихся актах объединяет в себе мир и человека или, иными словами, свою деятельность со своей восприимчивостью. Речевому звуку соответствует и вертикальное положение человека (в чем отказано животному); оно даже вызвано звуком. Речь не может простираться по земле, она свободно льется от уст к устам, сопровождаясь выражением взгляда и лица или жестом руки и выступая в окружении всего того, что делает человека человеком. После этих предварительных замечаний относительно соответствия звука духовным процессам мы можем детальней рассмотреть связь мышления с языком. Посредством субъективной деятельности в мышлении образуется объект. Ни один из видов представлений не образуется только как голое восприятие посредством созерцания существующего предмета. Деятельность чувств должна объединиться с внутренним духовным процессом, и лишь эта связь обусловливает возникновение представления, которое, противопоставляясь субъективному моменту, превращается в объект, но посредством нового акта восприятия опять становится субъективным. Но все это может происходить только при посредстве языка. С его помощью духовное стремление прокладывает себе путь через уста во внешний мир, и затем результат этого стремления в виде слова через слух возвращается назад. Таким образом, представление объективируется, не отрываясь в то же время от субъекта. И все это возможно лишь с помощью языка; без описанного процесса объективизации и возвращения к субъекту, совершающегося посредством языка и тогда, когда мышление происходит молча, невозможно образование понятий, а тем самым и действительного мышления. Даже и не касаясь потребностей общения людей друг с другом, можно утверждать, что язык есть обязательная предпосылка мышления и в условиях полной изоляции человека. Но в действительности язык всегда развивается только в обществе, и человек понимает себя постольку, поскольку опытом установлено, что его слова понятны также и другим. Когда мы слышим образованное нами слово в устах других, объективность его увеличивается, а субъективность при этом не испытывает никакого ущерба, так как все люди ощущают себя как единство. Более того, субъективность тоже усиливается, так как преобразованное в слово представление перестает быть исключительной принадлежностью лишь одного субъекта. Переходя к другим, оно становится общим достоянием всего человеческого рода; в этом общем достоянии каждый человек обладает своей модификацией, которая, однако, всегда нивелируется и совершенствуется индивидуальными модификациями других людей. Чем шире и оживленней общественное воздействие 97 на язык, тем более он выигрывает при прочих равных обстоятельствах.

«В каждый момент и в любой период своего развития язык… представляется человеку — в отличие от всего уже познанного и продуманного им — неисчерпаемой сокровищницей, в которой дух всегда может открыть что-то еще неведомое, а чувство — всегда по-новому воспринять что-то еще не прочувствованное. Так на деле и происходит всякий раз, когда язык перерабатывается поистине новой и великой индивидуальностью… Язык насыщен переживаниями прежних поколений и хранит их живое дыхание, а поколения эти через звуки материнского языка, которые и для нас становятся выражением наших чувств, связаны с нами национальными и родственными узами. Эта отчасти устойчивость, отчасти текучесть языка создает особое отношение между языком и поколением, которое на нем говорит».

«Даже не касаясь потребностей общения людей друг с другом, можно утверждать, что язык есть обязательная предпосылка мышления и в условиях полной изоляции человека. Но обычно язык развивается только в обществе, и человек понимает себя только тогда, когда на опыте убедится, что его слова понятны также и другим людям… Речевая деятельность даже в самых своих простейших проявлениях есть соединение индивидуальных восприятий с общей природой человека. Так же обстоит дело и с пониманием».

«Язык — не просто внешнее средство общения людей, поддержания общественных связей, но заложен в самой природе человека и необходим для развития его духовных сил и формирования мировоззрения».Язык есть как бы внешнее проявление духа народов: язык народа есть его дух, и дух народа есть его язык, и трудно представить себе что-либо более тождественное».

В. фон Гумбольдт: «Язык не является произвольным творением отдельного человека, а принадлежит всегда целому народу;. позднейшие поколения получают его от поколений минувших». Очень важна и такая формулировка: «Языки являются не только средством выражения уже познанной действительности, но, более того, и средством познания ранее неизвестной. Их различие не только различие звуков и знаков, но и различие самих мировоззрений. В этом заключается смысл и конечная цель всех исследований языка».

Скажи главное: язык не тот только, что мы плетем; вся природа, все вещи — знаки, весь мир уже говорит до всякого языка.(«Отдельные записи», 1987 г.)

У дьявола слишком большой фронт работ, поэтому невообразима его тревога, забота, хлопоты. Он, казалось бы, всех подвел, подвел итог, уложил людей спать обманутыми. Но Бог прядет каждый раз новое время, и для дьявола эта вечная дыра в его сетях — мука смертная. Всё равно что черпать решетом. Ведь время — значит надежда; надежда дьяволу непонятна и невыносима.(«Отдельные записи», 1985 г.)

Если мы выясним, что тот или иной образ представляет собой Самость, тогда это несколько неопределенное заявление, поскольку Самость многогранна. Эрос будет представлять в ней аспекты творчества и жизненной силы, а также способность к их охвату и ощущение смысла жизни, посвящение себя другому полу и поиски правильных отношений, умение поднять себя над скукой жизни, быть затронутым религиозно, искать собственное мировоззрение, поддерживать других людей и быть в состоянии помочь им. Человек, встретивший кого-то, в ком жив Эрос, чувствует за его скромным человеческим эго таинственное внутреннее ядро, потому что он обладает творческой силой, жизнью и жизненной силой.Человек, который ассимилировал puer, будет, имея дело с проблемой, формировать ее заново. Из литературы известно, что гениальные люди способны обсуждать проблемы под совершенно новым углом. В них есть источник творчества, что является конкретным проявлением Самости.Мария-Луиза фон Франц

Объяснение никогда не просветляет. Истинный свет приходит только через озарения, внутренние вспышки, не поддающиеся определению.(Christian Bobin. L'homme-joie)

У людей есть одна способность, которая, хотя и представляет величайшую полезность для коллективных целей, для индивидуации оказывается самой пагубной. Я имею в виду способность подражания. Коллективная психология не может обойтись без подражания, ибо без него попросту невозможны ни массовые организации, ни государство, ни даже общественный порядок. На самом деле, общество в гораздо меньшей степени организуется законом, чем склонностью к подражанию, в равной степени подразумевающей внушаемость, внушение и психическое заражение. Но мы видим каждый день, как люди пользуются, а вернее, злоупотребляют механизмом подражания в целях личной дифференциации: они довольствуются подражанием какой то знаменитости, разительной черте характера или образу поведения, добиваясь этим внешнего отличия от круга лиц, в котором они вращаются. Едва ли нужно говорить, что в качестве наказания за это обезьяноподобное поведение единообразие их внутреннего мира (minds) с таковым у ближайшего окружения, и без того достаточно ощутимое, перерастает в бессознательную, компульсивную зависимость от окружающих. Как правило, эти показные потуги индивидуальной дифференциации заканчиваются той или иной позой, и подражатель остается на том же уровне, на котором всегда находился, только еще более бесплодным, чем раньше. Чтобы раскрыть, что в нас есть собственно индивидуального, требуется глубокая рефлексия, и тут до нас внезапно доходит, как необычайно трудно дается открытие индивидуальности.

Мысль ПРОЖИГАЕТ СЛОВО, выжигает его; и не портит этим язык, потому что слово «любит» такое прожигание. Язык вообще тяготится своей дебелостью, ему хочется быть как можно легче, состоять только из одного света, если бы такое могло быть. Язык ведь служит вообще для отвода глаз, от себя — к вещам. Если бы можно было «указать» на вещи без языка, мы бы так поступали, но то «указание» и было бы языком! Язык — можно его так определить — это то, что осталось от языка, когда от него остался минимум. Если язык коснеет в небрежении, то мыслитель и поэт его возвращают в спортивную норму: к одним только не мешающим указательным стрелкам.«Ранний Хайдеггер»

Убога, бездомна, неблаговидна душа, которая позволила на своих просторах гулять невидимым расчетам. А ведь надо одно: спокойной задумчивости.(«Отдельные записи», 1983 г.)

Самая явственная явь может переходить в сон и только обостряет разницу между ними. — Самый глубокий сон может стать явью, вещим, и всё равно этой близостью только подчеркивает непереходимую границу между сном и явью.

Сила приходит не после того, как человек поднялся по лестнице или на гору, не после того, как он чего-то добился. Собраться с силой – непременное условие самого процесса достижения; особенно это необходимо перед его началом и в продолжении. Но и после тоже. Я убеждена, что самая насущная сила проистекает от внимания к природе души и ее развития.В любом отрезке времени есть много такого, что может сломить дух и душу, – это могут быть попытки разрушить намерение или вынудить вас забыть важные вопросы – не только те, которые касаются практических сторон ситуации, но и такие, как "где душа этого дела?". Мы идем по жизни, находим точку опоры, восстанавливаем справедливость, держимся против ветра, и все это благодаря силе духа.Приток силы, что бы мы ни использовали для того, чтобы его вызвать, – слова, молитву, разные методы созерцания или другие средства, – мы получаем от высшей силы, которая обитает в центре души и в то же время значительно превышает душу. Эта высшая сила абсолютно доступна, о ней необходимо заботиться, ее необходимо питать. Хотя у нее есть много названий, ее существование – неопровержимый психологический факт.

"Земля" действительно является символом всего телесного, материального (мир плоти). Дальше – "море", мир чувств. Душу человеческую во все времена сравнивали с волнующимся, непостоянным и опасным морем, в глубине которого каких только гадов не водится. Далее – "воздух", как символ интеллекта. Ближе к земле – рациональный, выше – духовный. "Небо" – это уже наш высший духовный мир.Еще выше – Солнце, которое для человека символизирует свет знания, а в духовном смысле – свет разума и истины. Луна тоже символизирует свет, но это свет отраженный. В духовном смысле она символизирует свет истины, пришедший к нам, отразившись в людях, в их интеллекте, причем отразившись лишь настолько, насколько наша несовершенная природа это позволяет. Это вера, причем, как религиозная, так и вера-доверие. И так далее, есть еще звезды, горы, острова, реки...

Приснилось, что земля - это тело, а небо - сознание.

Речь опосредует, конечно, и мышление отдельного человека. Мышление осуществляется благодаря внутренней речи; поэтому речь является лишь осуществившимся мышлением. Но там, где мыслящий считает необходимым зафиксировать мысль для самого себя, там возникает искусство речи, преобразование первоначального мышления; поэтому становится необходимым и истолкование.

Так как искусство говорить и искусство понимать противостоят друг другу, а речь является лишь внешней стороной мышления, то герменевтика существует в связи с искусством мыслить и, следовательно, является философией.

Искусство – это превращение банального в животрепещущее.

Продолжается сравнение Позднего Рима и государств начала Нового времени, с целью выявить двойные стандарты, когда одни и те же явления в Европе объявляются историками «прогрессивными» (как, например, параллельный рост армии и налогов) и способствующими современному государственному строительству, а в Риме – «Ах, это причина упадка, это и привело его к гибели». Напомню, что одна из популярных гипотез гибели Римской империи – «слишком много налогов для слишком большой армии проели дыру в экономике и демографии». По такой логике в Европе «темные века» и крах цивилизации должны были наступить где-то в XVIII веке.

Несмотря на свой категорический характер, совесть далека от объективных ориентиров. Люди бывают совестливые совершенно по-разному в одних и тех же ситуациях. Философия экзистенциализма, например, отождествляя человеческую свободу с правом выбора, утверждает, что все дело фактически в нашей совести. И никаких определенных, тем более научных, критериев ее нет и быть не может. Здесь полностью абсолютизируется субъективная сторона совести. Рационалистические системы философии, напротив, все сводили к общим, «прописным» правилам, которые способны определить нравственное поведение и долг в различных ситуациях. Но, поскольку, в совести эмоциональное и рациональное, субъективное и объективное слиты, надо в должной мере, и не впадая в односторонность, считаться с этими действительными, неслучайными сторонами. Проще говоря, иногда человека можно простить, если он был глубоко убежден в своей нравственной правоте, но простить, еще не значит оправдать. И наоборот, человек, подчас, поступает внешне совершенно правильным образом, но нравственного признания не заслуживает. Им может руководить расчет, выгода, эгоизм. В философии известны и парадоксальные случаи, когда совесть вместе со всем «моральным хозяйством», объявляется выдумкой. Философии отказывается в праве логически определить нравственные понятия, как «проверяемые», «верифицируемые» и т.д. Мы знаем, что это относится к такой широко распространенной философской тенденции, живущей так или иначе в наше время, как позитивизм. При таком взгляде на вещи остается следовать нравственному диктату и голосу совести, считая их условными, сугубо вспомогательными, практическими ориентирами. Но при таком отношении к жизни, при таких принципах разве может идти речь о высоких требованиях. А ведь только через них по-настоящему проверяется природа каждого из нас. В обстановке философского и идейного плюрализма сосуществование в демократическом обществе самых разных ценностей, мы с вами в состоянии, исходя из наших положений, определить четкие пути морального поведения. Мы знаем, что все дело в положительных потребностях. Мы знаем, что есть их критерий, как соответствие эволюции жизни. Мы знаем, что эта эволюция в условиях общества проявляет себя как прогресс. Мы знаем, что есть среди положительных потребностей более ценные, более весомые, более значимые. Такое философское понимание позволяет четко ориентироваться в личной жизни и в мире. И у здорового человека вместе со здоровыми потребностями преобладает великий и сокровенный инстинкт совести. Он позволяет нам без излишней теоретизации занять, подчас мгновенно, правильную позицию.

Способность человека переносить непонимание и, даже, незаслуженное оскорбление, преследование со стороны общества проявляются в особом качестве – смирении. Это трудное искусство – принимать несправедливость жизни вообще, не теряя любви к миру и людям. И, прежде всего, подавляя агрессию, которая, как утверждают религиозные учения и эзотерическая философия, ведет к болезням и распаду личности. Мы сталкиваемся в настоящее время с ощутимой социальной несправедливостью, которая проявляется в отношении широких масс людей – пенсионеров, провинциальной молодежи, всех малообеспеченных и незащищенных. И эта несправедливость материальная, правовая, политическая и, прежде всего, моральная. Чтобы ее сносить нужны продуманные и неслучайные установки в жизни. Надо уметь правильно противостоять социальной несправедливости, а история знает изощренные средства для ее утверждения, для унижения человеческого достоинства. Это деготь и камни, это позорные столбы и физическое бичевание, но это, прежде всего, идеология несправедливости, которая давила и порабощала. "«Лучший, талантливейший поэт советской эпохи» Вл.Маяковский, в частности, писал: «Голос единицы тоньше писка, кто его услышит, разве жена? Да и то, если не на базаре, а близко». Тем достоинство личности всецело попиралось интересом класса, государства, а фактически интересами диктаторской верхушки. В нашей жизни мы проходим через различные этапы. Мы проходим через особенности собственного возраста и, если шестнадцать лет – это кульминация, когда подрастающая личность испытывает потребность в индивидуальности своей личности, то в более позднюю пору, на уровне подсознания и сознания, нас буквально убаюкивает простое правило – «быть как все». После этого человек, усвоивший такой мудрый принцип, перестает быть личностью. Если сказать жестко, он ломается, и мы знаем, что не сломаться бывает трудно. Но тот, кто не сломался сохраняет самое ценное – способность помнить, что при всех надрывах и злоключениях он остался самим собою. Такие люди и только они всегда способны к истинной жизнерадостности и напоминают окружающим детей. Это потому, что они сохранили свое сокровенное «я», данное им в детстве и спасенное при любых превратностях последующей жизни.

Это ведь гениальная метафора пробуждения человеческого сознания! Человек вдруг (или постепенно) осознает себя в мире, который не выбирал, который построен не так, как бы он желал, мире недружелюбном, безучастном, бессмысленном, непонятном. Вокруг вроде бы есть другие, как ты, но до них не дотянуться, не докричаться, они спят и видят свои сны, они рядом и бесконечно далеко, как будто их и нет. Ты, следовательно, тотально одинок. И так будет до самого конца, ибо твоих сил едва ли хватает вытянуть из горла усыпляющий шланг.И как же хочется, чтобы поскорее появилась команда "Навуходоносора"! Чтобы Морфеус раскрыл глаза на мир, Тринити стала ближе к тебе, чем твоя кожа, Тэнк научил кунг-фу, чтобы тебе указали путь и цель жизни, чтоб все вдруг обрело смысл и непреходящую важность. Это, конечно, логика религии, а "Матрица", несомненно, религиозное кино, религиозный миф. Но проблема шире религии, поскольку человеку свойственно хвататься за любую соломинку смысла. Хвататься, чтобы снова оказаться в Матрице. Нео потребовалось три серии, чтобы это осознать. Следовательно, единственный реальный момент жизни, который мы проживаем — это то самое одинокое пробуждение, потрясенное оглядывание кругом и сдавленный крик ужаса, сопровождающий всхлип выблевываемых иллюзий. Не забывайте этот момент, длите его, втайне наслаждайтесь им — другого не дано.

«Быть, но так, как если бы не был; иметь, но так, как если бы не имел — вот наивысшее и в человеке, и повсюду» — Шеллинг. Эрлангенские лекции«Как бы существует, а нельзя счесть его существующим, как бы не существует, а нельзя счесть его несуществующим. Это и есть дао» — Комментарии Цао Синьи к «Дао дэ цзин»Первая цитата выражает крайне малопопулярную на Западе «квиетистскую» практическую философию, вторая — более известную на Востоке, но также оппозиционную традиционной конфуцианской прагматике даосскую модель. Обе — свидетельство особого пути отношений с миром, подразумевающих отсутствие любых отождествлений с чем-либо из наличного, ускользание от любых ролей, связей и качеств, безвозвратный переход от универсума твердых объектов, вещей, реалий, законов и статусов в сторону безосновной свободы, беспечных странствий и безграничного одиночества. Здесь человек не делает ничего из «полезного», не решает ничего из «проблемного» и не устраивает ничего из «жизненно важного» — и только так позволяет проступить тому иному, что в обычных условиях погребено под наслоениями мчащейся, как поезд, цивилизации. Причем неправильно считать эту позицию упорством безнадежно отставшего от поезда — скорее речь идет о поиске той формы покоя, без которого невозможно никакое движение, в том числе по стреле времени. Прагматическая цивилизация — это всегда прошлое, а такой человек ищет непреходящее.

В силу определенных эволюционных преимуществ нам свойственно воспринимать окружающую среду как совокупность отдельных и самостоятельных объектов, которыми таким образом проще манипулировать. По аналогии с этим мы принимаем за такие объекты мир в целом и себя, свое "я". Но то, что условно верно с камнями и зайцами, ведет к величайшему заблуждению, когда речь заходит о вселенной и личности. Ибо в таком случае определяющим становится не пространственный, а временной аспект, воплощаемый в движении без движимого — в волне.Существование волны очевидно, а вот сущность ускользает. Схватить волну невозможно — в лучшем случае в руке останется только вода. Вода — субстрат, но не сущность волны. Сущности вообще нет, тем не менее есть характеристики, движение, сила — то, что составляет реальность волны. Такую же реальность нужно видеть и во вселенной. Согласно теории струн, в основе мироздания лежат колебания одномерных, то есть, по сути, нефизических в обычном понимании, квантовых струн. Они и "гонят" мировую волну, все квази-самостоятельные объекты которой — лишь элементы ее движущегося контура (гребни, впадины, складки).Забавно, что буддисты еще двадцать пять веков назад ухватили подобную идею мира, создав учение о дхармах — бессамостных, нематериальных, мгновенных элементах, мелькания которых порождают все наличное, в том числе психофизиологическое единство личности. Наше "я" также представляет собой гребень волны — со своими особенностями и характеристиками, с определенной степенью единства и тождественности, и в то же время изменчивости и пластичности, но главное — без той сущностной подложки, природу которой невозможно ни описать, ни объяснить. Да которая и не нужна, если мы мыслим как волна.

вдали

в сторону моря, к цветенью веснызавтра — завтра я буду счастливнакормлю лошадей, заготовлю дрова.............................и поеду по светуу меня будет поле и дом, обращенныйв сторону моря, к цветенью веснызавтра — завтра примусь за письма:расскажу всем знакомым о том как я счастливто что молния счастья поведала мнея каждому должен теперь передатья для рек и для гор подберу именанезнакомец, тебе я желаю покояв суете наших дней я желаю любви —я желаю тебе неизбывного счастьямне же по-прежнему хочется тольков сторону моря, к цветенью весны(Перевод И. Алексеева)

Мы думаем, это наука расширила нам окружающий мир до размеров с трудом обозримой Вселенной (уже сто миллиардов световых лет в поперечнике). Нет, это Матрица так отодвинула свои границы, чтобы не беспокоить нас экзистенциальным Зовом, который все еще — и втуне — доносится Оттуда. Ведь мы по-прежнему не знаем ничего действительно базового: что было до "начала", почему вообще существует нечто, а не ничто, чем все в итоге закончится, — то есть не знаем всего того, чего "не знали" и наши предки, да только незнание это принципиально разное. Потому что кого сегодня это волнует? Не в качестве забавного факта, экспоната википедийной кунсткамеры, а по-настоящему, экзистенциально, чтоб душу вон? Бог волновал, Большой взрыв нет. Так чье же существование (или, если угодно, несуществование) важнее?Разумеется, Матрицу создали (и укрепляли, и очаровывались ею) мы сами. Не сознательно, а скорее самим ходом вещей. Той склонностью к самоусложнению, наращиванию всяческих культурных слоев, которая так характерна для человеческих обществ. И очевидно, что обратной дороги нет — вернуться по следам прежней колеи не получится. Чашу придется испить до дна, если, конечно, там будет все-таки дно, а не черная дыра, куда все безвозвратно и ухнет. По крайней мере, признаемся сами себе: вместе с метафизикой мы выплеснули не мракобесие — мы выплеснули единственное, что в нас еще отвечало на Зов Извне, а значит, делало нас больше, чем канарейками, запертыми в золотой клетке посюсторонности.

У людских достоинств, как и у плодов, есть своя пора.

Разлука ослабляет легкое увлечение, но усиливает большую страсть, подобно тому как ветер гасит свечу, но раздувает пожар.

Молодость - это постоянное опьянение, это горячка рассудка.

Ошибается тот, кто думает, будто лишь таким бурным страстям, как любовь и честолюбие, удается подчинить себе другие страсти. Самой сильной нередко оказывается бездеятельная леность: завладевая людскими помыслами и поступками, она незаметно подтачивает все их стремления и добродетели.

Страдания гения и их ценность. Художественный гений хочет приносить радость, но, когда он стоит на очень высокой ступени, ему легко недостает участников радости; он предлагает яства, но никто их не хочет. Это возбуждает в нем иногда смехотворно-трогательный пафос; ведь, в сущности, он не имеет никакого права принуждать людей к наслаждению. Его дудка гудит, но никто не хочет плясать: может ли это быть трагичным? И все же это бывает трагично! — Под конец, в виде награды за это лишение, он имеет больше удовольствия от творчества, чем остальные люди от всех иных родов деятельности. Его страдания ощущаются преувеличенно, потому что звук его жалобы более громок, слова его — более красноречивы; и иногда его страдания действительно очень велики, но лишь потому, что столь велики его честолюбие и зависть. Гений знания, вроде Кеплера и Спинозы, обыкновенно не столь жаден и не производит такого шума из-за своих на деле гораздо больших страданий и лишений. Он с большей уверенностью может рассчитывать на потомство и избавиться от современности, тогда как художник, поступая так, ведет отчаянную игру, при которой сердце его должно исполниться скорбью. В чрезвычайно редких случаях — когда в одной личности гений творчества и познания слит с моральным гением — к упомянутой скорби присоединяется еще род скорби, который надо признать самым невероятным исключением в мире: внеличные и сверхличные чувства, обращенные к народу, к человечеству, ко всей культуре, ко всему страдающему бытию, — чувства, которые приобретают ценность лишь в сочетании с особенно трудными и далекими познаниями (сострадание само по себе имеет небольшую ценность). — Но какое мерило, какие точные весы есть у нас для их подлинности? Не надлежит ли быть недоверчивыми в отношении всех, кто говорит о таких своих чувствах?

Ещё о вдохновении. Когда продуктивная сила некоторое время накопляется и какая-либо преграда мешает ей истекать, то в конце концов она изливается так внезапно, как будто здесь действовало непосредственное вдохновение, без предшествовавшей внутренней работы, т. е. как будто совершилось чудо. Это создает известную иллюзию, в сохранении которой, как сказано, тут больше обычного заинтересованы художники. Капитал именно только накопился, а не сразу упал с неба. Впрочем, и в других областях существует такое кажущееся вдохновение, например в области любви, добродетели, порока.

Чем украшает ритм. Ритм накладывает туманное покрывало на реальность; он побуждает к некоторой искусственности речи и нечистоте мышления; тень, которую он набрасывает на мысль, то закрывает, то подчеркивает явления. Как тени нужны для украшения, так «смутное» нужно для большей отчетливости. — Искусство делает выносимым вид жизни, окутывая ее дымкой нечистого мышления.

Медленная стрела красоты. Самый благородный вид красоты есть тот, который не сразу захватывает, который овладевает не бурным упоением (такая красота легко возбуждает отвращение), а тот медленно вливающийся вид красоты, который почти незаметно уносишь с собой, который потом иногда снова встречаешь во сне и который, наконец, после того как он долго скромно лежал в нашем сердце, всецело овладевает нами, наполняет наши глаза слезами и наше сердце — тоской. — К чему стремимся мы, созерцая красоту? К тому, чтобы быть прекрасными; нам мнится, с этим должно быть связано много счастья. — Но это есть заблуждение.

Любовь — моя вера, мой свет и предел, и начало: Воскресла душа моя, сердце болеть перестало.

Если меж пальцев ушли наслажденья — значит, ушли. Если могли мы терпеть униженья — значит, могли. Если гнетёт нас любви тирания — значит, гнетёт. Если насквозь нас прожгли вожделенья — значит, прожгли. Если терпенье — значит, терпенье, стойкость в любовной игре! Если снесли мы такие мученья — значит, снесли.

Все добрые нравы придерживаются середины, Ибо отдаляются от крайностей. Середина эта подобна «Правильному пути», С обеих его сторон — адская бездна.

Твои действия были созданы раньше тебя, Тебя избрали для дела.

Перед тобою нет ничего, кроме твоего «я», Поэтому размышляй о своём существе. Если ты будешь в плену у самого себя, Тогда мир становится завесой перед тобой.

Функция представления заключается в том, Чтобы через образы познать сущность.

Сделай зло добром, пусть возникнет добро, так как все вещи появляются из противоречия.

Верование чисто и беспорочно от смешивания, Далеко и свободно от двух крайностей. Истинный Путь тот, который посередине, А всё прочее — изумление, сомнение и ошибка.

Бытие — это такое море, берег которого — сердце. Тысяча волн науки приходит к этому берегу.

Из всего, что в мире, из нисхождения и восхождения, Образец в твоём теле и душе воплотился. Мир подобен тебе — единой определённой личности, Ты для него — как душа, а он для тебя — как тело.

Мышление — это движение от лжи к истине И узрение абсолютного, всеобщего, в частном. Мудрецы, написавшие об этом, Так говорят, объясняя это: Когда в душе возникло представление, Первоначально его называли воспоминанием. И, когда перейдёшь от него во время размышления, Это обычно называется самопознанием. Представление, которое существует для обдумывания, У людей разума порождает мышление. От обдумывания известных представлений Непознанное становится познанным.

Безответственность и невинность. Совершенная безответственность человека за его действия и за его существо есть горчайшая капля, которую должен проглотить познающий, если он привык считать ответственность и долг охранной грамотой своей человечности. Все его оценки, отличия, антипатии обесценены этим и признаны ложными; глубочайшее чувство, которое он питал к страдальцу и герою, было жертвой заблуждения; он не имеет права ни хвалить, ни порицать, ибо нелепо хвалить и порицать природу и необходимость. Как он смотрит на хорошее произведение искусства, любя его, но не хваля, потому что оно не отвечает за себя, как он смотрит на растение, так должен он смотреть на человеческие поступки и на свои собственные поступки. Он может восхищаться их силой, красотой, полнотой, но не имеет права находить в них какие-либо заслуги: химический процесс и борьба элементов, мучения больного, жаждущего выздоровления, содержат столь же мало заслуги, как и состояния душевной борьбы и нужды, когда человек раздирается различными мотивами, пока наконец он не решится в пользу сильнейшего — как обыкновенно говорится (на самом же деле пока сильнейший мотив не решит нашей участи). Но все эти мотивы, какие бы высокие названия мы им ни давали, выросли из тех же корней, которые мы считаем вместилищем злых ядов; между добрыми и злыми поступками нет родового различия, а разве только различие в степени. Хорошие поступки суть утонченные дурные: дурные поступки суть те же хорошие поступки в более грубом и глупом виде. Единственное стремление личности к самонаслаждению (включая сюда страх его утраты) удовлетворяется при всех условиях, как бы человек ни поступал, — т. е. как бы он ни был вынужден поступать: оно удовлетворяется и в действиях тщеславия, мести, наслаждения, пользы, злобы, хитрости, и в действиях самопожертвования, сострадания, познания. Мера рассудительности определяет, куда кого повлечет это стремление; каждому обществу, каждой личности всегда дана шкала ценности благ, по которой они определяют свои действия и оценивают чужие. Но это мерило постоянно изменяется, многие действия получают название злых, будучи только глупыми, ибо степень разумности, которою они определены, была весьма низкой. В известном смысле еще и теперь все действия глупы, ибо высшая степень человеческой разумности, которая может быть теперь достигнута, несомненно, будет еще превзойдена; и тогда ретроспективному взору все наши поступки и суждения будут видеться столь же ограниченными и необдуманными, сколь ограниченными и необдуманными представляются нам поступки и суждения диких народов. — Постигнуть все это — значит ощутить глубокую боль, но затем это приносит и утешение: такая боль есть мука родов. Бабочка хочет прорваться сквозь свою пелену, она гложет и разрывает ее — и вот, ее ослепляет и туманит непривычный свет, царство свободы. В лице людей, способных на эту печаль, — а как мало таких людей! — делается первый опыт, может ли человечество из морального превратиться в мудрое человечество. Солнце нового Евангелия бросает свой первый луч на высочайшие вершины в душе этих людей; тогда туманы сгущаются сильнее прежнего и рядом лежат полосы самого яркого света и самых темных сумерек. Все необходимо — так говорит новое познание; и само это познание тоже необходимо. Все невинно; и познание есть путь к уяснению этой невинности. Если наслаждение, эгоизм, тщеславие необходимы для созидания моральных явлений и для их высшего плода — восприятия истинности и справедливости познания, — если заблуждение и ошибки фантазии были единственным средством, с помощью которого человечество могло постепенно возвыситься до такой степени самоозарения и самоискупления, — кто имеет право презирать эти средства? Кто может быть печальным, узрев цель, к которой ведут эти пути? Правда, все в области морали не вечно, изменчиво, шатко, все течет — но все также объемлется потоком, который движется к единой цели. Пусть в нас продолжает ещё господствовать унаследованная привычка к ложным оценкам, к ложной любви и ненависти, но под влиянием растущего познания она станет слабее: новая привычка — привычка понимания, воздержания от любви и ненависти, привычка созерцания — постепенно вырастает в нас на той же почве и, может быть, через несколько тысячелетий будет достаточно могущественна, чтобы дать человечеству силу столь же правильно созидать мудрого, невинного (сознающего свою невинность) человека, как она теперь созидает неумного, несправедливого, сознающего свою греховность человека — ибо последний есть не противоположность первого, а подготовительная ступень к нему.

У водопада. Когда мы смотрим на водопад, нам кажется, что в бесчисленных изгибах, извивах и преломлениях волн видно присутствие свободы воли и произвола; на самом деле все необходимо, каждое движение может быть математически вычислено. Так обстоит дело и с человеческими поступками: будь мы всеведущими, мы могли бы наперед вычислить каждый поступок, каждый успех познания, каждое заблуждение, каждое злое дело. Сам действующий, правда, погружен в иллюзию произвола; если бы на одно мгновение колесо мира остановилось и имелся бы всеведущий разум, чтобы использовать эту остановку, то он смог бы предсказать нам будущность каждого существа вплоть до самых отдаленных эпох и наметить каждую колею, по которой еще должно катиться это колесо. Самообман действующего, допущение свободы воли принадлежат к числу данных при вычислении этого механизма.

Три фазы доселе известной нравственности. Первым признаком, что зверь стал человеком, является то, что его действия направлены уже не на благополучие данного мгновения, а на длительное благосостояние, т. е. человек становится полезным, целесообразным: тут впервые прорывается наружу свободное господство разума. Ещё более высокая ступень достигнута, когда он начинает действовать на основании принципа чести, с его помощью он включает себя в круг господствующих чувств и подчиняет себя им, и это высоко поднимает его над фазой, в которой им руководила только лично понимаемая полезность; он почитает и хочет быть почитаемым, а это значит: он понимает зависимость своей пользы от того, что он думает о других и что другие думают о нём. Наконец, на высшей ступени доселе известной нравственности он действует на основании собственной оценки вещей и людей; он сам определяет для себя и других, что достойно и что полезно; он стал законодателем мнений, соответственно всё более развивающемуся понятию полезного и достойного. Познание даёт ему возможность предпочитать самое полезное, т. е. общую длительную пользу, своей личной пользе, всеобщее и длительное уважение — временному признанию; он живёт и действует как индивид коллектива.

Чему может научиться современная философская мысль у Руссо,этого бродяги и чудака? Художественности и экзистенциальному то-нусу, без которых философия сегодня буквально задыхается. Обычнов предшественники экзистенциальной философии зачисляютКьеркегора. Упоминается в этой связи и Ницше. Но не Руссо! А ведьНицше и Руссо – фигуры во многом изоморфные. У них схожие осо-бенности темперамента – быстрое воодушевление нередко сменялосьрезким разочарованием в том, что его вызывало. Оба испытывалиподъем творческой энергии на тех же самых альпийских тропах. Обамогли продуктивно мыслить, изобретая новое, только в движении погорным и лесным ландшафтам. Ma tête ne va qu`avec mes pieds2, го-го-ворил Руссо. Кстати, экзистенциальная мысль, как правило, такова:ее создавали мыслящие не абстракциями, а чувствами ходоки.

• Человек — уникальное животное. Эволюция снабдила его «когнитивными гаджетами» для подключения к распределенным когнитивным сетям (distributed cognitive networks) себе подобных. Подключаясь к этим сетям, мы становимся способными к социальному научению и социальному познанию. Без этих двух факторов интеллектуального развития разум мало чем отличался бы от разума животного или ребенка-маугли.• Ключевая проблема социального научения и социального познания — как передавать другому свои мысли и как понимать мысли других. Проблема здесь в том, что почти все содержимое нашего мозга — продукт его творчества. Мозг обладает минимумом знаний об окружающем мире, предпочитая домысливать остальное на основе предыдущего опыта. Следовательно, нужен специальный интерфейс, способный передавать уникальные мысли между уникальными разумами.• Этот интерфейс зависит от принципа работы доступных человеку «когнитивных гаджетов». Примерно 100 тыс. лет назад у людей заработал «когнитивный гаджет» символической коммуникации. Членораздельная речь людей развилась до уровня полностью символического, синтаксически развитого языка, позволяющего в ходе социального научения передавать огромные объемы произвольной информации, как между индивидами, так и между поколениями.Появилась возможность передавать сложные абстрактные идеи и понятия не только о том, что происходит здесь и сейчас, но и о других временах и местах — даже воображаемых.

В меня вместятся оба мира, но в этот мир я не вмещусь:Я суть, я не имею места — и в бытие я не вмещусь.Все то, что было, есть и будет, — все воплощается во мне,Не спрашивай! Иди за мною. Я в объясненья не вмещусь.Вселенная — мой предвозвестник, мое начало — жизнь твоя. —Узнай меня по этим знакам, но я и в знаки не вмещусь.Предположеньем и сомненьем до истин не дошел никто:Кто истину узнал, тот знает — в предположенья не вмещусь.Поглубже загляни в мой образ и постарайся смысл понять —Являясь телом и душою, я в душу с телом не вмещусь.Я жемчуг, в раковину скрытый. Я мост, ведущий в ад и в рай.Так знайте, что с таким богатством я в лавки мира не вмещусь.Я самый тайный клад всех кладов, я очевидность всех миров,Я драгоценностей источник,- в моря и недра не вмещусь.Хоть я велик и необъятен, но я Адам, я человек,Я сотворение вселенной, — но в сотворенье не вмещусь.Все времена и все века — я. Душа и мир — все это я!Но разве никому не странно, что в них я тоже не вмещусь.Я небосклон, я все планеты, и Ангел Откровенья я.Держи язык свой за зубами, — и в твой язык я не вмещусь.Я атом всех вещей, я солнце, я шесть сторон твоей земли.Скорей смотри на ясный лик мой: я в эту ясность не вмещусь.Я сразу сущность и характер, я сахар с розой пополам,Я сам решенье с оправданьем, — в молчащий рот я не вмещусь.Я дерево в огне, я камень, взобравшийся на небеса.Ты пламенем моим любуйся, — я в это пламя не вмещусь.Я сладкий сон, луна и солнце. Дыханье, душу я даю.Но даже в душу и дыханье весь целиком я не вмещусь.Старик — я в то же время молод, я лук с тугою тетивой.Я власть, я вечное богатство, — но сам в века я не вмещусь.Хотя сегодня Насими я, и хашимит и корейшит,Я — меньше, чем моя же слава, — но я и в славу не вмещусь.Несими (Сеид Имадеддин)

Кто понял жизнь тот больше не спешит,Смакует каждый миг и наблюдает,Как спит ребёнок, молится старик, Как дождь идёт и как снежинки тают... В обыкновенном видит красоту,В запутанном простейшее решенье,Он знает, как осуществить мечту,Он любит жизнь и верит в воскресенье,Он понял то, что счастье не в деньгах,И их количество от горя не спасёт,Но кто живёт с синицею в руках,Свою жар-птицу точно не найдёт.Кто понял жизнь, тот понял суть вещей,Что совершенней жизни только смерть,Что знать, не удивляясь, пострашней,Чем что-нибудь не знать и не уметь

Примечательно, что первым знакомством с буддизмом для западного неофита обычно становятся притчи и коаны дзэн — самой поздней, странной и далекой от первоначального буддизма секты. Затем, если неофит не потеряет интерес, он переходит к махаянскому ядру: искусительной йогачаре и алмазно-радикальной мадхьямаке, далее знакомится с вдохновенными сутрами праджняпарамиты и, наконец, спускается на самый «нижний» уровень, к Палийскому канону, где с некоторым удивлением встречает не только всеобъемлющий свод «скучных» правил монашеского поведения, но и блестящую практику скептического ума, разрубающего все заблуждения....Ум «сливается с непосредственной данностью момента» и «исчезает как наблюдатель» — остается только «поток быстро сменяющихся восприятий в той последовательности, в какой они происходят сами по себе».Но совершенно очевидно, что это состояние животного! Именно животное зависимо от своих восприятий полностью и существует только в их потоке и как их же сумма. Животное не осмысляет своих восприятия и не осознает себя в них — оно просто плывет вместе с ними, прилепляясь к каждому, словно носимый ветром осенний листок. ...Тут можно возразить, что я что-то упрощаю или не догоняю, неужели за сотни лет буддисты не увидели и не осознали этой ловушки? Конечно, увидели. Именно ответом на то, как не попасть в плен к восприятиям при устранении воспринимающего «я», и стала вся Махаяна. Для этого она задействовала все надлогические, сверхконцептуальные возможности нашего ума, в том числе те самые парадоксы и коаны, которые призваны не просто уходить от конкретных ответов в теоретических спорах, как следует из текста Пелевина, а преобразовывать природу ума, природу воспринимающего «я» в сторону его высших измерений.

«существует только перспектива «знания»; и чем больше аспектов мы допускаем, чтобы говорить об одной вещи, чем больше глаз, разных глаз мы можем использовать для наблюдения за одной вещью, тем более полным будет наше «понятие» об этой вещи, наша «объективность»».

Чтобы не пропускать зло дальше себя, требуется огромное мужество.Чтобы оправдывать собственную слабость, достаточно страха.

Возможно, вы ещё не знаете о том, что вам нужна практика. Но – если вас не устраивает мир, в котором вы живёте, вас совершенно определённо не устраивает НЕпрактика. Грандмастер Ван Шуцзин

Символ не смысл, а узел, заплетенный между небом и землей, а потому пышущий искрами.(«Отдельные записи», 1983 г.)

Обычная черная ворона зашла в ресторан и тут же заметила сидящую в углу белую ворону.Она подошла к стойке, взяла свой кошелёк и демонстративно крикнула: "Официант! — Я покупаю еду для всех в этом ресторане, кроме этой белой вороны!"Официант взял деньги и разнес всем еду, кроме белой вороны.Однако, вместо того, чтобы почувствовать себя неловко, белая ворона просто посмотрела на обычную чёрную ворону, улыбнулась и крикнула:"Благодарю!" Это ещё больше разозлило чёрную ворону.Тогда, она снова достала свой кошелёк и крикнула:"Официант! В этот раз я угощаю всех вином, кроме этой белой вороны!"И вот, официант взял деньги и стал разносить всем вино, кроме белой вороны.Но, вместо того, чтобы рассердиться, белая ворона опять выкрикнула: “Благодарю!"Чёрная ворона, разъярённая от гнева наклонилась к барной стойке и спросила: "Что не так с этой белой вороной? Я купила всем еды и вина в этом ресторане, кроме неё, а она кричит мне: Благодарю! Она что, сумасшедшая?"Официант усмехнулся и сказал: "Нет... она просто владелец этого ресторана".Держитесь подальше от гнева — он причиняет боль только вам.Если вы правы, тогда вам не нужно злиться.А если вы ошибаетесь, то вы не имеете никакого права сердиться.Терпение в семье — это любовь.Терпение с другими — это уважение.Терпение к себе — это уверенность.Терпение к Богу — это вера.Запомните, что каждое испытание в нашей жизни даёт нам шанс стать лучше или хужe.

Есть тошнотворная область благовидной неопределенности, на самом деле — прикрытия (потому что по-настоящему-то жизнь плотна). Ее называют «добром». Омерзительная, тошнотворная пустота! Это и есть дьявол, свобода зла. Есть, наверное, другая свобода, свобода выбора?(«Отдельные записи», нач. 1980-х)

Чуть ли не даже речь-то оказывается первым и основным, как чтобы начался день и практика, нужен сначала какой-то свет, пусть слабый, пусть искусственный, а то ведь ничего не видно. Сначала надо с-казать, или чтобы нам с-казали, или чтобы как-то само с-казалось, или чтобы сам мир, природа, человек взяли слово, дали во всяком случае о себе знать.

‘Этот новый тип рациональности, во-первых, снимает различие между физикой как наукой, объясняющей причины движения, и математикой как наукой, позволяющей лишь описать это движение, т. е. сформулировать его закон. Во-вторых, он устраняет принципиальное различие между математикой и физикой как науками, с одной стороны, и механикой как искусством, с другой. В-третьих, этот тип рациональности отменяет старое представление о том, что математика — это наука о неизменных сущностях, и тем самым кладет начало новому роду математики, способному как раз описывать движение и изменение, устанавливать законы изменения. И, наконец, он приводит к выводу о том, что для физика важнее установить закон, описывающий процесс изменения явлений, чем искать умопостигаемые причины последнего.’

Можно сказать так. Декарт вначале удалил из природы качества, относящиеся к человеку (вторичные качества). В природе как таковой остались только первичные качества (по Декарту протяженность). Далее Декарт был одним из создателей аналитической геометрии — таким образом природа в его руках стала полностью математизированной. Следует отметить, что математизация природы оказалась успешной в том числе для развития технологий. Мир, в котором мы живем, во многом основан на технологиях, связанных с законами физики, выраженными в свою очередь в уравнениях математики.

‘Более решительно, чем Галилей, к проблеме конструкции физического объекта подошел Декарт. Постулировав тождество материи и пространства (протяженной субстанции), Декарт в сущности получил онтологическое обоснование для сближения механики с геометрией, — обоснование, которого не было у Галилея.’ ‘он [Декарт] формирует философское (натурфилософское) основание для отождествления предмета математики с предметом физики, основание, которого не хватало Галилею, а именно: сущность материального составляет протяжение (материя, по Декарту, в отличие от духа есть субстанция протяженная). А коль скоро это так, то геометрия в состоянии дать не только описание, а и причинное объяснение природных процессов.’

В семнадцатом веке потребовалось изменить это отношение к математике и сделать мир и математику совместимыми между собой. В книге разбираются стратегии Галилея (‘книга природы написана на языке математики’) и Декарта на этом пути. ‘Перед Галилеем возникает задача доказать, что между физическим движением и его математической моделью — по крайней мере в предельном случае — нет никакого различия. ‘ ‘Введение в физическую науку эксперимента, результаты которого могут быть описаны математическим языком, возможно только в том случае, если истолковать материю таким образом, чтобы она могла служить базой для математической конструкции. Ведь эксперимент представляет собой идеализованный опыт, а точнее — материализацию математической конструкции.’

Аристотель отвергал существование математических объектов самих по себе (Платония не существует), поэтому его физика не могла зависеть от математики: ‘1) математические предметы не являются сущностями в большей мере, нежели тела; 2) они не предшествуют онтологически чувственным вещам и бытию, но только логически; 3) а значит, они не могут существовать отдельно; 4) однако они не существуют и в чувственных вещах. Стало быть, они вообще не имеют самостоятельного существования.’ ‘Математика, таким образом, по Аристотелю, не может служить теоретическим фундаментом для физики; скорее уж физика будет основой для математики, если ставится вопрос об их соотношении.’ ‘Так Аристотель реализовал идею физики, альтернативной математической физике, намечавшейся в платоновском «Тимее» и у пифагорейцев: он создал физику как науку, отличную от математики, имеющую другой предмет и другие задачи, чем те, которые решает математика.’

В человеке я люблю свет. Толщина свечи меня не волнует. Пламя скажет мне, хороша ли свеча. «Цитадель»

Странствовать – это прежде всего менять тело.«Южный почтовый»

‘Действия воли, рассудка, воображения, чувств становятся мышлением в той мере, в какой мы их замечаем, воспринимаем, то есть осознаем. Если же они неосознанны, то они не мысль, что с позиций радикального сомнения сразу же ставит под вопрос само их существование. Из всего этого можно сделать вывод, что мышление отождествляется у Декарта с сознанием, понятым как самонаблюдение, интроспекция. «Сознавать значит мыслить и в то же самое время обдумывать свою мысль», — пишет он в «Беседе с Бурманом»

В воздухе в восемь утранет далинет ее для меняблизкое близко ужешагнул - и замерВ воздухе в восемь утрасная еще не зналистоять бы обнявшись с тобой много летсмотреть как меняется цвет

олег собрал большое войскои воевать идет за мира николай не хочет мираи не явился на войну(с)

Колыбельная "памяти всех"Дело прошлое – любили, не любили,насажали опечаток на могиле,стали книгами, рассказами, рекой.Позабытые, ненужные, не в моде,баю-баюшки, они уже уходят,помаши им на прощание рукой.Дело прошлое – хранили, предавали,все разбросанное бережно собрали,потащили на совсем не страшный суд...От рождения до смерти полстраницы.Баю-баюшки, да что ж тебе не спится?Засыпай, иначе в сводки не внесут.Дело прошлое – любили, как умели,до оскомины друг другу надоели,расставались, целовались, всё в бреду.Поселились в фотографиях потертых.Баю-баюшки, дитя, не бойся мертвых.Не обидят. Не обманут. Не придут.

peggy-s: «Мечта – это же пространство абсолютной свободы».Почему-то это так не работает. Не знаю, может быть если специально потренироваться… Есть же люди, утверждающие, что они могут заказывать сновидения и ими управлять. С обыкновенными мечтами та же фигня. Нельзя начать мечтать о чем угодно. Мечта может быть нереальной (на то она и мечта), но она должна быть жизнеспособной. Маги бы сказали, что она должна быть наполнена энергией. И чем мечта страннее (нетипичная для каждого конкретного человека), тем больше ему требуется «энергии», чтобы об этом мечтать.Парадоксальным образом иногда легче получить что-то в реальности, чем мечтать об этом.

Прежде всего видно, когда качество высокое - "ремесленник, я знаю ремесло". Нет наивности, есть представление о том, что уже наработано в избранном для самопрезентации жанре. Когда сразу видно, что автор в курсе, что уже сделано и достигнуто в этой области, и имеет амбицию сказать и свое слово. При этом один очень крупный писатель полагал лучшим и главнейшим знаком качества "сияющую самостоятельность". Он же говорил о "сказочно остроумном сочинении", когда хотел особо похвалить. И в случае сияния, и в случае остроумия речь, конечно, шла именно о мастерстве, то есть не столько о содержании, сколько о способах его выражения. О владении старыми приёмами и о жажде создавать свои собственные.

«Всё двойственно, всё имеет полюса. Всё имеет свой антипод (свою противоположность), противоположности идентичны по природе...» ("Кибалион")

Мудрость к науке имеет такое же отношение, как душа к психологии.

Подлинная оппозиция – та, что у Ницше: между «субъективным» и «объективным» – в смысле независимости от наших страстей. Для этого и существует аскетика.Встреча с Богом (как и с миром) всегда происходит через меня, моё, мою душу и тело. И главное не в том, через что именно она происходит, а в том, кто субъект этой встречи, источник ее энергии. А само движение к встрече может идти разными путями. Через визионерский опыт или сновидения, т.е. через сознание

Она спокойно шла по освещенному луной лесу, между кедрами и соснами, по мху и зарослям черники, мимо болот, с которых тянуло ароматом цветов восковника, мимо бездонных черных бочагов, она перелезала через поваленные ветром замшелые стволы деревьев и шлепала босыми ногами, переходя бурливые ручейки. Она шла к Медвежьей пещере через весь лес и ни разу не сбилась с пути. Она увидела, как на огромном валуне в лунном свете пляшут темные тролли. Лысый Пер когда-то рассказывал ей, что пляшут они только при полной луне. Рони постояла и немного поглядела на них, благо они ее не заметили. До чего же это был странный танец! Сбившись в тесный кружок, темные тролли медленно и неуклюже переминались с ноги на ногу, хором бормоча при этом нечто невнятное. Это их весенний гимн, рассказывал Лысый Пер, и пытался даже показать, как они бормочут. Но то, что она сейчас услышала, звучало совсем по-другому, – наверно, как древние печальные песнопения.

Момент честности в обмане. У всех великих обманщиков можно подметить одно явление, которому они обязаны своим могуществом. Во время самого акта обмана, под впечатлением всякого рода подготовлений, таинственности голоса, выражения лица, жестов, среди эффективнейшей декорации, ими овладевает вера в себя самих; и именно эта вера так чудесно и убедительно действует потом на окружающих. Основатели религий отличаются от этих великих обманщиков тем, что они не выходят из такого состояния самообмана; или же у них лишь изредка бывают светлые промежутки, когда ими овладевают сомнения; но обыкновенно они утешаются тем, что приписывают эти светлые промежутки действию злых и враждебных сил. Самообман должен быть налицо, чтобы как первые, так и последние производили грандиозное действие. Ибо люди верят в истинность всего, что явственно служит предметом сильной веры.

Неизменный характер. Что характер неизменен — это в строгом смысле слова неверно; напротив, это излюбленное утверждение означает лишь, что в течение краткой продолжительности жизни человека воздействующие мотивы не могут задевать достаточно глубоко, чтобы стереть запечатлевшиеся черты многих тысячелетий. Но если мы вообразим себе человека восьмидесятитысячелетнего возраста, то в нем мы имели бы даже абсолютно изменчивый характер, так что из него постепенно развивалось бы множество различных индивидов. Краткость человеческой жизни склоняет ко многим ошибочным утверждениям о свойствах человека.

«образ объёма души наиболее точно передает содержание добродетели и порока»: для великой души успех и неудача — лишь маленькие эпизоды большой жизни, маленькая душа не может вместить многого и потому чрезмерно концентрируется на сиюминутной славе или позоре, выпячивает удачи и тяжело переживает неуспех

В этике Аристотеля добродетель — это золотая середина между равно нежелательными крайностями. Великодушие потому помещено между тщеславием и малодушием, подобно тому как храбрость находится между безрассудством и трусостью, а щедрость — между расточительством и скупостью

Неожиданно отозвался текст, начал размышлять об образовании в моей жизни. Пришёл к выводу, что образование, возможно, следует понимать как услугу по организации и упорядочиванию самой жизни. Чувствуешь себя как-то спокойнее, когда являешься частью какой-то институции, которая, по общепринятому мнению, тебя должна развивать. Ясно, что делать (ходить на лекции, списывать домашки, мямлить на экзаменах), перспективы тоже ясны (дадут диплом/степень/сертификат, а там...!), ясно, что отвечать, если косячишь или тупой (отвалите, я только учусь), ясно, чем отмазываться, если не хочешь куда-то идти (у меня пара/семинар/экзамен). Жизнь становится расчерченной, в соответствии с учебным планом. Друзья и знакомые, причём гарантированно близкие по духу и образу мысли, прилагаются.Наверное, схожим образом можно рассматривать проф. спорт, вплоть до фитнеса. Может быть, на самом деле люди за это платят, за хогвартс в своей голове, а не за какие-то там впихиваемые им знания и поднятие спорт. инвентаря. А развивая эту мысль совсем далее — если процент таких людей, которым школа (а это, понятно, школа) повышает уровень удовлетворённости жизнью, достаточно велик, можно же рассматривать институт образования как инструмент повышения этой самой удовлетворённости. Речь, конечно, в первую очередь о пожилых — чему их можно учить всерьёз, с перспективами. Вопрос, как говорится, со звёздочкой

"Крестьянская реформа обошлась России в 550 миллионов рублей (для сравнения – бюджет государства в 1864 году составил 492 миллиона рублей). Эти деньги были просто выданы на руки помещикам виде монеты, банкнот, ценных бумаг, и потом из года в год стали собираться с крестьян. Выкупные платежи были отменены в 1906 году, при Николае II, и всего их было собрано на сумму 1573 миллиона рублей, то есть государство получило прибыли примерно в миллиард (!!!) рублей за 45 лет, то есть дополнительно заработало по 22 миллиона в год. Проблема в том, что деньги эти были снятии с самого беднейшего слоя, и треть из них вручена самому богатому слою. Но богатые не вложили деньги в Россию, в ее промышленность и производство, за редким исключением они их… спустили в Европе на собственные нужды.Результат крестьянской реформы – помещики получили еще больше денег, а крестьяне… не получили почти ничего, ну если не считать повышение платежей и налогов. В среднем крестьянин времен Александра II платил совокупно платежей и сборов в два раза больше, чем при Николае I. Это и есть конечный результат реформы Александра-Освободителя." Сергей Махов.

Главный двигатель к знаниям — это любовь. Все остальное не играет роли. То, что человек любит, он знаетНельзя вбить в голову никакую математику и геометрию. Современной школе не хватает искусства, культуры и риторики. Нужно просто посмотреть семь свободных искусств, которые изучали античные дети, это было неплохо поставлено.В общем-то, смысл и цель всего движения цивилизации — создание артефактов культуры и искусства. Кто правил во времена Баха? Какой по счету был король во времена Шекспира? Эпоха Шекспира, эпоха Пушкина, эпоха Мольера, эпоха греческого театра… А кто был в это время цезарем — это надо смотреть в справочниках. От всего развития человечества остается только культура и искусство. Остальное — ерунда. Ничего другого не остается, как бы мы ни старались. Даже научное открытие только мостик для следующих.

Там же есть сноска с цитатой. Подтверждения не нашел. Вообще в «Книге мертвых» четвертая глав пропущена...«Я никого не заставил плакать. Я никогда не издавал голос с высокомерием. Я никогда не был причиной страха для другого. Я никогда не оставался глухим к справедливым и истинным словам».(Книга мертвых. Раздел 4. Глава «Исповедь отрицания грехов»)

Мы живём в безвременьи, повторяя потерявшие смысл движения по привычке, «внесознанием», связано это с ускорением ритма жизни — пока начнёшь осознавать свои ощущения, хоп-стоп, клип закончился.

Исходя из этого, отмечал Будыко, разум как средство адаптации к крайне жестким условиям «ледникового маятника» не мог появиться до того, как на Земле возникли современные и крайне нетипичные для ее истории условия, то есть затянувшаяся климатическая нестабильность, вызванная средними температурами ниже +17.Получается, что искать разумные виды в прошлом нашей планеты можно, но даже на затонувших континентах типа Зеландии успех крайне сомнителен. Разум появился в последние 3 миллиона лет, а не в любых предшествующих 536 миллионах лет фанерозоя, не по случайности, а по жестокой необходимости. Необходимости, которой просто не существовало до последних 2-3 миллионов лет, той самой плейстоценовой эпохи, в которую и появился наш вид.

Года три тому назад, задумавшись в очередной раз над своим местом в этом мире и смыслом своей деятельности, я обратился к творчеству Стругацких. В частности, к такой концепции, как прогрессорство. Ты понимаешь, что не можешь изменить мир мгновенно, но работаешь над тем, чтобы подталкивать развитие в нужном направлении, чтобы позитивные изменения происходили. Да, конечно, у меня за спиной не стояла мощная высокоразвитая цивилизация (как у героев Стругацких), но не всем же везет, в конце концов.Мне кажется, эта концепция сейчас стала еще более актуальной. Мы не можем изменить все и сразу, но именно в наших силах сегодня – производить небольшие, вполне реальные изменения в нужном направлении. Мы – те капли, которые точат камень. Те муравьи, чья кропотливая каждодневная работа позволяет медленно, но верно закладывать фундамент будущего. Да, вполне возможно, мы сами не увидим это будущее. Его построят наши ученики, и наш труд будет жить в их делах.

Болезни души так же возвращаются к нам, как и болезни тела. То, что мы принимаем за выздоровление, обычно оказывается либо кратковременным облегчением старого недуга, либо началом нового.

Можно сказать, что пороки ждут нас на жизненном пути, как хозяева постоялых дворов, у которых приходится поочередно останавливаться, и я не думаю, чтобы опыт помог нам их избегнуть, даже если бы нам было дано пройти этот путь вторично.

Здоровье души не менее хрупко, чем здоровье тела, и тот, кто мнит себя свободным от страстей, так же легко может им поддаться, как человек цветущего здоровья - заболеть.

Иногда непостоянство происходит от легкомыслия или от незрелости ума, побуждающих человека соглашаться с любым чужим мнением; но есть другого рода непостоянство, более простительное, ибо его порождает отвращение к окружающему.

Постоянство не заслуживает ни похвал, ни порицаний, ибо в нем проявляется устойчивость вкусов и чувств, не зависящая от нашей воли.

Постоянство в любви бывает двух родов: мы постоянны или потому, что все время находим в любимом человеке новые качества, достойные любви, или же потому, что считаем постоянство долгом чести.

Преувеличенная тонкость ведет к пустой щепетильности; только в истинной щепетильности скрыта настоящая тонкость

Уму не под силу долго разыгрывать роль сердца.

Не всякий человек, познавший глубины своего ума, познал глубины своего сердца.

Не доверять друзьям позорнее, чем быть ими обманутым.

Мы потому так непостоянны в дружбе, что трудно познать свойства души человека и легко познать свойства его ума.

Любовь, подобно огню, не знает покоя: она перестает жить, как только перестает надеяться или бояться.

Чиста и свободна от влияния других страстей только та любовь, которая таится в глубине нашего сердца и неведома нам самим.

Трудно дать определение любви; о ней можно лишь сказать, что для души - это жажда властвовать, для ума - внутреннее сродство, а для тела - скрытое и утонченное желание обладать, после многих околичностей, тем, что любишь.

Не так благотворна истина, как зловредна ее видимость.

Счастье и несчастье человека в такой, же степени зависят от его нрава, как от судьбы.

Все, что посылает нам судьба, мы оцениваем в зависимости от расположения духа.

Человеку нередко кажется, что он владеет собой, тогда как на самом деле что-то владеет им; пока разумом он стремится к одной цели, сердце незаметно увлекает его к другой.

Кто слишком усерден в малом, тот обычно становится неспособным к великому

Одних своекорыстие ослепляет, другим открывает глаза.

Своекорыстие говорит на всех языках и разыгрывает любые роли - даже роль бескорыстия.

Наука – это разговоръ многихъ людей, а философiя – разговоръ съ самимъ собой, который нѣкоторые позволяютъ намъ услышать. (Nicolás Gómez Dávila)

Было бы куда интереснее зайти с другой стороны. А, допустим, представить, что поведение физического тела на 100% определяется не внешними законами механики, а информацией, которую несет это тело. Вот оно движется куда-то с какой-то скоростью. Почему? Потому что такова его информация. Два тела столкнулись, и стали двигаться иначе - в других направлениях и с другими скоростями, потому что они при столкновении обменялись информацией. Информация каждого из них теперь другая, поэтому они движутся иначе.

О желании узнать всё таким, как оно есть: разве может что-то стоять на одном месте, готовое ко всестороннему и детальному рассмотрению? Что-то, кроме готового образа, по сути – иллюзии, включая остановисьмгновенье. Момент может течь пока с ним течешь тоже. То есть ничего из него не выхватываешь - наоборот, что можешь в него отпускаешь. Может как раз отпущенное и сообщает ему протекание.